Передача Закладка, второй выпуск: текст
Важное уточнение: та смолянка Левицкого, которая делает па одной ножкой, придерживая юбку рукой - это Екатерина Нелидова, будущая метресса Павла I (см слева). А наша Глафира Алымова - это та, которая в белом платье играет на арфе (см справа). остальное всё верно.
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ [ФИО] ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА [ФИО]
https://echofm.online/programs/zakladka/zakladka-andrej-zorin-poyavlenie-geroya
"Изучение истории эмоций, конечно, предполагает отношение к ним или, по крайней мере, скажем мягче, отношение к их внешнему выражению как социальному конструкту. Мы привыкли думать, что чувства наши от природы и что мать-натура нам шепчет нечто, сердце подсказывает. Есть разум, а есть чувства, есть мозг, а есть сердце. Вот мозг считается почему-то социальным органом, а сердце считается органом природным. Напомню, что это все довольно новые концепции, и это именно концепции. Они не то чтобы сами выросли из земли - они формулировались кем-то. Вот для нашей европейской культуры, частью которой, естественно, является и культура российская, таким временем формирования представлений вообще о том, что у человека, оказывается, есть чувства, он имеет на них право, в них есть нечто ценное и важное, они, опять же, могут и должны быть выражены, у чувств есть некая экспрессия, эта экспрессия может выражаться в определенном наборе форм социально, скажем так, приемлемых или, точнее говоря, социально возможных.
Когда мы будем читать и книгу Зорина, и те художественные произведения, которые к этому описываемому периоду относятся, мы увидим большое количество чувств, которые выражаются и имеют следствием совершенно социально неприемлемые вещи - например, суицид. Тут в действие вступает Роскомнадзор. Тем не менее, это, например, опять же, в художественной литературе и осуждается, и порицается, и при этом все-таки воспевается. То есть то, что прочитавшее «Страдания юного Вертера» некоторое количество молодых людей действительно покончило с собой - это факт. То, что начитавшись о несчастьях противозаконной любви, может быть, какие-то граждане решили поизменять своим мужьям, когда им представилась такая возможность, тоже, наверное, правда. Собственно говоря, в предисловии к тому роману, который является во многом основополагающим для вот этого формирования европейских представлений о чувствах, а именно речь идет о романе «Юлия, или Новая Элоиза» Жан-Жак Руссо, ключевой человек во всей этой истории - сейчас скажу, почему ключевой и за что мы его не любим, - пишет, что постоянно упрекают романистов в том, что они развращают нравы, подают дурные примеры. Я хочу на это сказать следующее: целомудренная девица романов не читает. Этот роман имеет достаточно откровенное название для того, чтобы нельзя было его прочесть по ошибке. А если уж она начала его читать и продолжает его читать, то пусть потом не жалуется, что ее развратили, потому что она такая уже и пришла. Вот такие вот замечательные в свое оправдание перед тогдашним коллективным Роскомнадзором аргументы автор приводит.
Так вот книга Зорина чем меня заинтересовала? Во-первых, то предисловие, которое кажется вам скучным, мне-то кажется, может, самой интересной частью во всей книге, потому что оно действительно задает методологическую рамку и дает нам понятие о том, почему все вот эти удивительные истории мы должны читать и что нам это показывает, о чем нам это говорит.
Не Тургеневым одним интересен Зорин. Меня там вообще другая история особенно привлекла. Зорин описывает период, собственно, екатерининского правления и, пропуская всякие краткие безобразия Павла, раннего александровского, когда русскому обществу были явлены определенные формы поведения, которые, собственно, потом и были основными и остались основными. Зорин выделяет вот эти самые следующие форматы, в которых вы чувствуете чувства - какие чувства чувствовал внутри, как поется в песне группы «Несчастный случай». Вот вы чувствуете чувства внутри и проявляете их снаружи.
Форматы эти следующие. Это чтение. Вы индивидуально в определенной обстановке наедине с книжкой читаете книжку и как-то по этому поводу переживаете. Значит, вы читаете про себя, вы читаете вслух, вы читаете и плачете, вы читаете и записываете свои впечатления от прочитанного. Это все поведенческие паттерны. Например, в литературе того времени довольно часто герой является одновременно читателем. Это как-то называется, по-моему, у филологов «книга в книге».
Второй формат - это театр. Вы идете в театр, вам там представляют пьесу. Вы, насмотревшись этой пьесы, переживаете переживания прямо там, в театре. Вы переживаете, тоже плачете, хлопаете, и потом вы по образцам увиденного можете выстраивать свою собственную жизнь. Вот одна из историй, которую излагает Зорин - как раз история про то, как, возможно, люди посмотрели разные пьесы и в результате не поняли друг друга в реальной жизни. Опять же, обратите внимание, как часто и в русской, и в европейской литературе и того времени, о котором идет речь, и позже герои идут в театр. В театре всегда происходят два представления: одно на сцене, одно в зале. Вы приходите на людей посмотреть, то есть на актеров, и себя показать. На сцене один спектакль, в ложе, в партере - другой.
Примеры, в общем, приходят на ум. В «Войне и мире» несколько раз герои смотрят оперу-балет. Наташа, приехав из деревни, идет в театр и там видит вот это вот пение и танцы. Это такой комбинированный спектакль, как было принято в то время - собственно, балетно-оперное такое представление. Одновременно она видит в ложе Элен, к ней заходит Анатоль, в партере она видит Долохова - сначала Курагина, потом Долохова. Вот это такое представление. Анна Каренина идет в театр, и там все манкируют ею, потому что она падшая женщина, она поставила себя вне общества. Кстати, очень похожая сцена, которую, я думаю, читал Толстой, встречается в романе Бальзака «Беатриса». Там героиня тоже сдуру приходит в театр, и все от нее отходят, она оказывается в такой постыдной пустоте.
Так вот вторая форма, где вы учитесь правильно чувствовать и выражать свои чувства - это театр. Третья - это двор, придворная жизнь. Придворная жизнь - это спектакль. В центре его государь. Образцом для придворной жизни того времени был, конечно же, Версаль и специфический Людовик XIV, которого уже давно не было в живых, но он вот этот паттерн установил. Да, при дворе заняты делом, но при дворе происходят и всякие интриги и события, связанные с эмоциями, и там вы свои эмоции скрываете, но и показываете. Есть те эмоции, которые вы должны демонстрировать - например, эмоции лоялизма: вы ощущаете восторг при виде государя и как-то вы это показываете. Опять же, «упал он больно, встал здорОво - был высочайшею пожалован улыбкой», как в «Горе от ума». Это свой театр, люди в нем актеры.
И четвертая сцена - это сцена светской жизни. Это бал прежде всего. Не только бал, но и визиты, гости, приемы, гуляния другого типа, но самое главное - это бал. Это тоже спектакль. Это тоже может быть элемент придворной жизни, если это бал придворный, или подражание придворной жизни, если это бал у частного лица. В это время происходят объяснения, в это время происходят сцены ревности:
Во дни веселья и желаний
Я был от бАлов без ума.
Верней нет места для признаний
Иль для вручения письма.
Опять же, литературные примеры многочисленны. Это и первый бал Наташи Ростовой, и то несчастное мероприятие, на котором Кити обнаруживает, что ее, как она считает, жених, вообще-то говоря, влюблен в другую, и ее мечты о скором замужестве разбиваются. Вот это бал".
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ [ФИО] ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА [ФИО]
https://echofm.online/programs/zakladka/zakladka-andrej-zorin-poyavlenie-geroya
"Изучение истории эмоций, конечно, предполагает отношение к ним или, по крайней мере, скажем мягче, отношение к их внешнему выражению как социальному конструкту. Мы привыкли думать, что чувства наши от природы и что мать-натура нам шепчет нечто, сердце подсказывает. Есть разум, а есть чувства, есть мозг, а есть сердце. Вот мозг считается почему-то социальным органом, а сердце считается органом природным. Напомню, что это все довольно новые концепции, и это именно концепции. Они не то чтобы сами выросли из земли - они формулировались кем-то. Вот для нашей европейской культуры, частью которой, естественно, является и культура российская, таким временем формирования представлений вообще о том, что у человека, оказывается, есть чувства, он имеет на них право, в них есть нечто ценное и важное, они, опять же, могут и должны быть выражены, у чувств есть некая экспрессия, эта экспрессия может выражаться в определенном наборе форм социально, скажем так, приемлемых или, точнее говоря, социально возможных.
Когда мы будем читать и книгу Зорина, и те художественные произведения, которые к этому описываемому периоду относятся, мы увидим большое количество чувств, которые выражаются и имеют следствием совершенно социально неприемлемые вещи - например, суицид. Тут в действие вступает Роскомнадзор. Тем не менее, это, например, опять же, в художественной литературе и осуждается, и порицается, и при этом все-таки воспевается. То есть то, что прочитавшее «Страдания юного Вертера» некоторое количество молодых людей действительно покончило с собой - это факт. То, что начитавшись о несчастьях противозаконной любви, может быть, какие-то граждане решили поизменять своим мужьям, когда им представилась такая возможность, тоже, наверное, правда. Собственно говоря, в предисловии к тому роману, который является во многом основополагающим для вот этого формирования европейских представлений о чувствах, а именно речь идет о романе «Юлия, или Новая Элоиза» Жан-Жак Руссо, ключевой человек во всей этой истории - сейчас скажу, почему ключевой и за что мы его не любим, - пишет, что постоянно упрекают романистов в том, что они развращают нравы, подают дурные примеры. Я хочу на это сказать следующее: целомудренная девица романов не читает. Этот роман имеет достаточно откровенное название для того, чтобы нельзя было его прочесть по ошибке. А если уж она начала его читать и продолжает его читать, то пусть потом не жалуется, что ее развратили, потому что она такая уже и пришла. Вот такие вот замечательные в свое оправдание перед тогдашним коллективным Роскомнадзором аргументы автор приводит.
Так вот книга Зорина чем меня заинтересовала? Во-первых, то предисловие, которое кажется вам скучным, мне-то кажется, может, самой интересной частью во всей книге, потому что оно действительно задает методологическую рамку и дает нам понятие о том, почему все вот эти удивительные истории мы должны читать и что нам это показывает, о чем нам это говорит.
Не Тургеневым одним интересен Зорин. Меня там вообще другая история особенно привлекла. Зорин описывает период, собственно, екатерининского правления и, пропуская всякие краткие безобразия Павла, раннего александровского, когда русскому обществу были явлены определенные формы поведения, которые, собственно, потом и были основными и остались основными. Зорин выделяет вот эти самые следующие форматы, в которых вы чувствуете чувства - какие чувства чувствовал внутри, как поется в песне группы «Несчастный случай». Вот вы чувствуете чувства внутри и проявляете их снаружи.
Форматы эти следующие. Это чтение. Вы индивидуально в определенной обстановке наедине с книжкой читаете книжку и как-то по этому поводу переживаете. Значит, вы читаете про себя, вы читаете вслух, вы читаете и плачете, вы читаете и записываете свои впечатления от прочитанного. Это все поведенческие паттерны. Например, в литературе того времени довольно часто герой является одновременно читателем. Это как-то называется, по-моему, у филологов «книга в книге».
Второй формат - это театр. Вы идете в театр, вам там представляют пьесу. Вы, насмотревшись этой пьесы, переживаете переживания прямо там, в театре. Вы переживаете, тоже плачете, хлопаете, и потом вы по образцам увиденного можете выстраивать свою собственную жизнь. Вот одна из историй, которую излагает Зорин - как раз история про то, как, возможно, люди посмотрели разные пьесы и в результате не поняли друг друга в реальной жизни. Опять же, обратите внимание, как часто и в русской, и в европейской литературе и того времени, о котором идет речь, и позже герои идут в театр. В театре всегда происходят два представления: одно на сцене, одно в зале. Вы приходите на людей посмотреть, то есть на актеров, и себя показать. На сцене один спектакль, в ложе, в партере - другой.
Примеры, в общем, приходят на ум. В «Войне и мире» несколько раз герои смотрят оперу-балет. Наташа, приехав из деревни, идет в театр и там видит вот это вот пение и танцы. Это такой комбинированный спектакль, как было принято в то время - собственно, балетно-оперное такое представление. Одновременно она видит в ложе Элен, к ней заходит Анатоль, в партере она видит Долохова - сначала Курагина, потом Долохова. Вот это такое представление. Анна Каренина идет в театр, и там все манкируют ею, потому что она падшая женщина, она поставила себя вне общества. Кстати, очень похожая сцена, которую, я думаю, читал Толстой, встречается в романе Бальзака «Беатриса». Там героиня тоже сдуру приходит в театр, и все от нее отходят, она оказывается в такой постыдной пустоте.
Так вот вторая форма, где вы учитесь правильно чувствовать и выражать свои чувства - это театр. Третья - это двор, придворная жизнь. Придворная жизнь - это спектакль. В центре его государь. Образцом для придворной жизни того времени был, конечно же, Версаль и специфический Людовик XIV, которого уже давно не было в живых, но он вот этот паттерн установил. Да, при дворе заняты делом, но при дворе происходят и всякие интриги и события, связанные с эмоциями, и там вы свои эмоции скрываете, но и показываете. Есть те эмоции, которые вы должны демонстрировать - например, эмоции лоялизма: вы ощущаете восторг при виде государя и как-то вы это показываете. Опять же, «упал он больно, встал здорОво - был высочайшею пожалован улыбкой», как в «Горе от ума». Это свой театр, люди в нем актеры.
И четвертая сцена - это сцена светской жизни. Это бал прежде всего. Не только бал, но и визиты, гости, приемы, гуляния другого типа, но самое главное - это бал. Это тоже спектакль. Это тоже может быть элемент придворной жизни, если это бал придворный, или подражание придворной жизни, если это бал у частного лица. В это время происходят объяснения, в это время происходят сцены ревности:
Во дни веселья и желаний
Я был от бАлов без ума.
Верней нет места для признаний
Иль для вручения письма.
Опять же, литературные примеры многочисленны. Это и первый бал Наташи Ростовой, и то несчастное мероприятие, на котором Кити обнаруживает, что ее, как она считает, жених, вообще-то говоря, влюблен в другую, и ее мечты о скором замужестве разбиваются. Вот это бал".