(no subject)
Второго мая в возрасте 81 года ушел из жизни один из моих самых любимых учителей в университете Вилен Изильевич Фельдман. То, что я здесь сейчас напишу, скорее для меня, чем для кого-то еще. Я решила собрать в памяти смешные или не очень смешные моменты, связанные с нашим с ним общением. Просто, чтобы не забыть. Даже не знаю, про кого здесь больше, про меня или про него.
Я шла сегодня на работу пешком и по дороге вспоминала разные истории с участием Вилена Изильевича. Шла и улыбалась всю дорогу. Вот я и надеюсь, что, перечитывая это, я улыбнусь еще не раз.
Вилен Изильевич вел у нас (группы петрологов из шести или семи человек) три семестра петрографии и еще тройку курсов, то есть половину, если не больше, профильных предметов. После первого семестра петрографии у нас была практика на Урале. И там Фельдман САМ позвал меня писать у него курсовую. Гордости моей не было предела :).
В реальности все оказалось не так просто. Вилен Изильевич был талантливейшим преподавателем. Я не знаю никого другого, кто бы умел так рассказывать. Лекции были больше похожи на сказки, чем на лекции. Они были разбавлены шутками-прибаутками и рассказаны очень плавным и красивым языком (настолько плавным и красивым, что иногда это было уж совсем похоже на сказку, и мы дружно засыпали). Но насколько Вилен Изильевич сам был прекрасен, настолько же он был и требователен и справедлив к другим.
Как-то я сдавала ему домашнее описание шлифов раза 4 подряд. Там были подчеркнуты красной ручкой все слова «являются» и крупно-крупно написано: «Лиза, это халтура, а не домашний шлиф. Пользуйся словарем синонимов русского языка». Сам шлиф при этом был описан правильно. Дело было только только в языке. Я помню, как мне, уже всей в слезах, после трех, наверное, неудачных попыток сдать наконец-то эту работу, помогали одногруппники. Мы сидели, склонившись над листком бумаги, и придумывали синонимы. Это было так трогательно, что я запомнила до сих пор ).
Так и с курсовой. Из-за моей недостаточной усидчивости и аккуртности, Вилен Изильевич далеко не всегда был мной доволен. Он рвал распечатанные главы моей курсовой, отданные ему на проверку, говоря, что это отписка. Было одновременно очень обидно и очень стыдно, что не могу соответствовать его ожиданиям.
Одним из самых злобных врагов Фельдмана была "Железная дура". Из-за нее он нередко опаздывал на пары, она трепала ему нервы и портила настроение. Этой кличкой Вилен Изильевич наградил компьютер. Пытаясь облегчить мне жизнь, Фельдман ораничивал по возможности мое общение с Железной дурой. Поэтому все рассчеты я делала вручную, не доверяя Excel.
В общем, я не выдержала и после одного года курсовой ушла. Я очень надеюсь, что Фельдман не остался на меня в обиде. По крайней мере, вида он не подавал. Но после этого я стала главным предметом его добрых и , надо сказать, большей частью справедливых, насмешек. Есть, что вспомнить.
Как-то я сдавала ему сделаную на кальке домашнюю работу по столику Федорова. Калька мнется очень легко, а я крайне неаккуратна. По совокупности двух этих факторов, можно представить, в каком виде была работа, когда я вытащила ее из своего рюкзака. Вилен Изильевич посмотрел на нее очень подозрительно и спросил: «Лиза, это что из-под кошки?».
Моя одногруппница напомнила мне на днях про его фразу сказаную мне непонятно к чему (вероятно, после того как я не смогла ответить на какой-нибудь элементарный вопрос): «Даже самая красивая женщина не может дать больше, чем то, что она может дать».
А еще был случай, породивший новую поговорку в нашей группе. Мы смотрели шлифы под микроскопом. Вилен Изильевич попросил нас определить какой-то минерал в шлифе. Мы не знали. Молчание. Он подходит ко мне и спрашивает меня лично. Я отвечаю какую-то чушь. Проходит еще несколько минут. Он опять подходит и опять спрашивает меня. Я опять отвечаю что-то невпопад. Тут он берет гигантский справочник минералов (который я обычно использовала, чтобы на нем сидеть, быть выше и ближе к микроскопу) и говорит: «Если не можешь пошевелить мозгами, то хотя бы пошелести листочками». С тех пор при необходимости подумать мы повторяли эту фразу или просто «Пошелести листочками!».
У Вилен Изильевича были три или четыре любимые книги. Он все время их цитировал и спрашивал, откуда это. И беда была в том, что никто из нас их не читал. Фельдман все время очень расстраивался, что мы не знаем. Он всегда говорил, что ученый должен быть разносторонне развит. Почему я так и не прочитала эти несколько книг за три года обучения, я не знаю. Но я даже не вспомню сейчас, какие именно книги это были.
Можно очень долго рассказывать. Но, думая об этом сейчас, мне кажется, что большую часть того, что я знаю, я знаю от него. Да и безотносительно науки и учебы, это был один из самых уважаемых мной людей, которых мне пока что повезло встретить.
Я шла сегодня на работу пешком и по дороге вспоминала разные истории с участием Вилена Изильевича. Шла и улыбалась всю дорогу. Вот я и надеюсь, что, перечитывая это, я улыбнусь еще не раз.
Вилен Изильевич вел у нас (группы петрологов из шести или семи человек) три семестра петрографии и еще тройку курсов, то есть половину, если не больше, профильных предметов. После первого семестра петрографии у нас была практика на Урале. И там Фельдман САМ позвал меня писать у него курсовую. Гордости моей не было предела :).
В реальности все оказалось не так просто. Вилен Изильевич был талантливейшим преподавателем. Я не знаю никого другого, кто бы умел так рассказывать. Лекции были больше похожи на сказки, чем на лекции. Они были разбавлены шутками-прибаутками и рассказаны очень плавным и красивым языком (настолько плавным и красивым, что иногда это было уж совсем похоже на сказку, и мы дружно засыпали). Но насколько Вилен Изильевич сам был прекрасен, настолько же он был и требователен и справедлив к другим.
Как-то я сдавала ему домашнее описание шлифов раза 4 подряд. Там были подчеркнуты красной ручкой все слова «являются» и крупно-крупно написано: «Лиза, это халтура, а не домашний шлиф. Пользуйся словарем синонимов русского языка». Сам шлиф при этом был описан правильно. Дело было только только в языке. Я помню, как мне, уже всей в слезах, после трех, наверное, неудачных попыток сдать наконец-то эту работу, помогали одногруппники. Мы сидели, склонившись над листком бумаги, и придумывали синонимы. Это было так трогательно, что я запомнила до сих пор ).
Так и с курсовой. Из-за моей недостаточной усидчивости и аккуртности, Вилен Изильевич далеко не всегда был мной доволен. Он рвал распечатанные главы моей курсовой, отданные ему на проверку, говоря, что это отписка. Было одновременно очень обидно и очень стыдно, что не могу соответствовать его ожиданиям.
Одним из самых злобных врагов Фельдмана была "Железная дура". Из-за нее он нередко опаздывал на пары, она трепала ему нервы и портила настроение. Этой кличкой Вилен Изильевич наградил компьютер. Пытаясь облегчить мне жизнь, Фельдман ораничивал по возможности мое общение с Железной дурой. Поэтому все рассчеты я делала вручную, не доверяя Excel.
В общем, я не выдержала и после одного года курсовой ушла. Я очень надеюсь, что Фельдман не остался на меня в обиде. По крайней мере, вида он не подавал. Но после этого я стала главным предметом его добрых и , надо сказать, большей частью справедливых, насмешек. Есть, что вспомнить.
Как-то я сдавала ему сделаную на кальке домашнюю работу по столику Федорова. Калька мнется очень легко, а я крайне неаккуратна. По совокупности двух этих факторов, можно представить, в каком виде была работа, когда я вытащила ее из своего рюкзака. Вилен Изильевич посмотрел на нее очень подозрительно и спросил: «Лиза, это что из-под кошки?».
Моя одногруппница напомнила мне на днях про его фразу сказаную мне непонятно к чему (вероятно, после того как я не смогла ответить на какой-нибудь элементарный вопрос): «Даже самая красивая женщина не может дать больше, чем то, что она может дать».
А еще был случай, породивший новую поговорку в нашей группе. Мы смотрели шлифы под микроскопом. Вилен Изильевич попросил нас определить какой-то минерал в шлифе. Мы не знали. Молчание. Он подходит ко мне и спрашивает меня лично. Я отвечаю какую-то чушь. Проходит еще несколько минут. Он опять подходит и опять спрашивает меня. Я опять отвечаю что-то невпопад. Тут он берет гигантский справочник минералов (который я обычно использовала, чтобы на нем сидеть, быть выше и ближе к микроскопу) и говорит: «Если не можешь пошевелить мозгами, то хотя бы пошелести листочками». С тех пор при необходимости подумать мы повторяли эту фразу или просто «Пошелести листочками!».
У Вилен Изильевича были три или четыре любимые книги. Он все время их цитировал и спрашивал, откуда это. И беда была в том, что никто из нас их не читал. Фельдман все время очень расстраивался, что мы не знаем. Он всегда говорил, что ученый должен быть разносторонне развит. Почему я так и не прочитала эти несколько книг за три года обучения, я не знаю. Но я даже не вспомню сейчас, какие именно книги это были.
Можно очень долго рассказывать. Но, думая об этом сейчас, мне кажется, что большую часть того, что я знаю, я знаю от него. Да и безотносительно науки и учебы, это был один из самых уважаемых мной людей, которых мне пока что повезло встретить.