(no subject)
Саша монотонно чувствовал, как движется солнце, проходят времена года и круглые сутки бегут поезда. Он уже забывал отца-рыбака, деревню и Прошку, идя вместе с возрастом навстречу тем событиям и вещам, которые он должен перечувствовать, пропустив внутрь своего тела. Себя самого, как самомстоятельный твердый предмет, Саша не осознавал - он всегда воображал что-нибудь чувством, и это вытесняло из него представление о самом себе. Жизнь шла безотвязно и глубоко, словно в теплой тесноте материнского сна. Им владели внешние видения, как владеют свежие страны путешественником. Своих целей он не имел, хотя ему минуло уже 16 лет, зато он безо всякого внутреннего сопротивления сочувствовал любой жизни - слабости хилых дворовых трав, и случайному ночному прохожему, кашляющему от своей бесприютности, чтобы его услышали и пожалели. Саша слушал и жалел. Он наполнялся тем темным воодушевленным волнением, которое бывает у взрослых людей при единственной любви к женщине. Он выглядывал в окно за прохожим и воображал о нем что мог. Прохожий скрывался в глуши тьмы, шурша на ходу тротуарными камушками, ещё более безымянными, чем он сам. Дальние собаки лаяли страшно и гулко, а с неба изредка падали усталые звезды. Может быть, в самой гуще ночи, среди прохладного ровного поляшли сейчас куда-нибудь странники, и в них тоже, как и в Саше, тишина и погибающие звезды превращались в настроение личной жизни.
(c) А.Платонов
(c) А.Платонов