о Курильщиках Гашиша (письмо Другу-С- Хокки)
Ага, ага… Кстати, о курильщиках…
Одна из любимых классико-литературных вещей. «Душечка». А еще точнее - выражением там одно, «мы с ванечкой». Да ведь каждый раз с разным. Квинтэссенция структурирования женского течения времени. Ибо сказано - меряю жизнь мою мужчинами моими, и нет меры иной.
Так вот, кстати о курильщиках гашиша.
Я как раз была с ним. Период позднего хиппизма, «мы в автобусе» по-томски, в безудержном рокенролле по самую макушку. Я моталась в Томск на каждый уикенд. Проще говоря - каждую пятницу (если позволяла работа) или каждую субботу - ранним утром, естественно, чтобы не терять ни одного часа! - пожалте на трассу, и стопьте. Ах-ах. Вот они оттудова и есть, эти сладкие словечки (ставшие, должна тебе сказать, друг мой, безвозвратно кислыми) - стопщик, вписка, ништяк (такая забытая еда. Кому она нужна, кроме голодных хиппи на трассе?), фенечка, хайрастый. Лучший вариант - 3.5 часа на 350 кэмэ, всего с тремя пересадками. Худший вариант - с приключением (слава те, Г-ди, за весь мой автостоп- единственным) которое кончилось хорошо, но оставило осадок в виде налета сизо-ясной жути, и в общем-то закончило мою трассу. Как сказал мой приятель, дядя 40 лет, - трасса от меня устала; пора, деточки, начать передвигаться цивилизованным способом.
Дак вот, к слову о курильщиках. Гашиша.
Я как раз стала костенеть. Это не в первый раз было, наверное, каки-то там кризисы, этапы взросления, мать их, а может первые зеленые побеги будущей депрессии. ХЗ, как говорится. Но я вдруг стала «взрослой», «приличной», еще какой-то там «поумневшей» (не приведи Г-дь - «солидной»! Нет, только не это, пожалуйста!)… В общем, меня надо было поломать. Что он с успехом и сделал.
Ах, эти курильщики гашиша! Те из них, кому ближе к середине века, выглядят как тридцатилетние. Тем из них, кто подобен семнадцатилетним эльфам, давно перевалило за тридцатник. И когда я вижу слишком нежную кожу, слишком молодой взгляд, слишком тонкую кость - то думаю невольно - а не причастен ли сей к тайнам Джа? Причем регулярно причастен….
Ах, эти курильщики. Ах, этот, этот курильщик, один из. Поэт с большой буквы П. Персиковая кожа, вместо бороды - пушок, безволосое (везде-везде! - ээ, казахи..) смуглое тело… Глаза бездонные - мама-цыганка, губы в пол-лица в сухих чешуйках (прадедушка - негр?)… в глазах я однажды увидела зеленые искры - ой, хорошее молоко сварили на стоянке на том сплаве, где я чуть из-за него не сдохла, из-за курильщика этого, не из-за молока….
Поэт. С большой буквы П. И Гонщик. С большой буквы Г.
«Когда я выпущу свои мемуары, эпиграфом будут слова Джона (а это подружка, у нее-то он и вписывался, и крови попил изрядно): это человек обладал уникальным даром вызывать раздражение у всех без исключения людей»… Ужасный. Невозможный. Очаровавший всех. Покоривший (хотя бы на время) ВСЕХ женщин. Кто были рядом.
Отдаст последнюю рубашку. Легко. Дарит все. Как правило чужое, взятое на время, или в долг. Границ же нет! Будучи уличен, кричит, до слез, до крови в глазах! Искренен до смерти. Всем казалось - долго не проживет, и первому показалось его старому учителю-поэту, покойному. Нам и сейчас кажется. Но по иным причинам.
Нежен, искусен - и наивен. Женщин меняет как перчатки. Мнение женщины не ставит ни во что. Въехали не сразу, поняли потом - восточная ментальность у этого цветка? Но всех любит. Одновременно. Всегда. Невзирая на.
Из событий недавних - не виделись с ним (все) лет 5, а тут позвонил, пригласил было к себе на свадьбу, обещая отправить домой своими силами - нынче же он рок-звезда местного разлива, деньги прям на полу валяются - на фиг не нужны. Одни дурачки поехали, застряли в Казахстане без денег, а потом и без паспортов, вписываясь (мммм...) у его подружки, зарабатывали на проезд чем могли, в т.ч. и гаданием на стеблях тростника, а сам он тем временем гулял, разводился, любил женщин, курил…. ничего не помнил…. и гнал, гнал, гнал…
Ух, как здорово он сломал меня тогда . Я из солиднеющей живо стала живой, нервной, струной звенящей! Но переобщение с ним - всегда уже отравление. Слишком много свободы. Слишком мало ниточек связующих, и человеческого, и милосердия к боли - разве дитя может быть милосердно?...
Звонит иногда. В гости зовет. Смеюсь. Хиппанов прислал, таких же как и он сам - зашли, расселись - кушать давай, мыться... прогнала, смеясь, и не жалею.
Прекрасный принц, не могущий пить водку, курильщик цветочной пыльцы, поэт, редкостная скотина, мотылек, на минуту присевший передохнуть - на книгу о буддизме ли, на женскую ли щечку…. Искренний, безответственный, вампирический, талантивейший, чудовищно непорядочный, бесконечно милый, абсолютно ненадежный - но так желающий быть силой и опорой.
Во компотец.
Звонил. Снова приехать хочет, на старую вписку. А его здесь СОВСЕМ НИКТО уже не ждет…. Жалко до ужаса - а так и есть.
А я таких знавала троих.
И все не пили (не могли), курили, путешествовали в свободном полете, и филосовствовали. И дети почти в каждом городе.
А я курю я крайне редко. И только С Правильными Людьми. А молока не пью вовсе.
Ага.
Пэ Сэ Это чтоб не голословно - про гениальность-то… Малыш его звали. Орфография-пунктуация - авторская.
*
Давай нарядим оленя
В шелк Поднебесной
Ползущий змеей
Сквозь пустоту изумруда
Вызолотим копыта
И ветви над головою
Тело умастим спешно
Янтарным маслом
Жемчужное ожерелье
На шею. Отпустим.
Давай ожидать возвращенья.
Вернется олень обратно
Пахнущий прелой хвоей
Пахнущий диким медом
Шелковые лохмотья
В пальцах шиповника стынут.
Косит на нас глазами
Смеется.
* * *
Хочешь?
Кудри мои
До земли станут виться.
Что ты заплетешь в них?
Милая.
Снов соломенных,
Пчел в паутине.
Полные горсти неси
Все в моих волосах
Оставь.
Как мы будем нежны,
Как спокойны.
Но как долго ты,
Милая,
Так же, долго
Соль отцеловывать стану
С тихих твоих ресниц.
Говорят, слеза сушит сердце,
А зеркала - тянут очи.
Слились голоса, похоже,
Кожа змеи дороже.
Но как долго ты,
Милая,
Долго.
А вокруг столько смерти,
Не уместишь на плечах
Для шестнадцати-стен-ного
Ожерелья, тонка моя шея.
Жить боюсь
Без тебя.
Без тебя.
И боюсь умереть,
Рождаясь.
А вокруг столько смерти.
Милая.
И я от нее устал.
Если нет тебя
То нет ни песни моей
Ни следа.
Я тебе лишь поверю.
Что к тебе сотворить?
Что без тебя сотворю?
Лишь тело раздам.
А там
Лоскутами укроют дыры.
Но слезы,
Слезы твоей, милая,
Я не увижу.
Пустотел,
Пустотел.
Пустотел.
Хочешь?
Кудри мои
До земли станут виться.
Что ты заплетешь в них?
Снов соломенных?
Или
Шмелей в паутине?
Одна из любимых классико-литературных вещей. «Душечка». А еще точнее - выражением там одно, «мы с ванечкой». Да ведь каждый раз с разным. Квинтэссенция структурирования женского течения времени. Ибо сказано - меряю жизнь мою мужчинами моими, и нет меры иной.
Так вот, кстати о курильщиках гашиша.
Я как раз была с ним. Период позднего хиппизма, «мы в автобусе» по-томски, в безудержном рокенролле по самую макушку. Я моталась в Томск на каждый уикенд. Проще говоря - каждую пятницу (если позволяла работа) или каждую субботу - ранним утром, естественно, чтобы не терять ни одного часа! - пожалте на трассу, и стопьте. Ах-ах. Вот они оттудова и есть, эти сладкие словечки (ставшие, должна тебе сказать, друг мой, безвозвратно кислыми) - стопщик, вписка, ништяк (такая забытая еда. Кому она нужна, кроме голодных хиппи на трассе?), фенечка, хайрастый. Лучший вариант - 3.5 часа на 350 кэмэ, всего с тремя пересадками. Худший вариант - с приключением (слава те, Г-ди, за весь мой автостоп- единственным) которое кончилось хорошо, но оставило осадок в виде налета сизо-ясной жути, и в общем-то закончило мою трассу. Как сказал мой приятель, дядя 40 лет, - трасса от меня устала; пора, деточки, начать передвигаться цивилизованным способом.
Дак вот, к слову о курильщиках. Гашиша.
Я как раз стала костенеть. Это не в первый раз было, наверное, каки-то там кризисы, этапы взросления, мать их, а может первые зеленые побеги будущей депрессии. ХЗ, как говорится. Но я вдруг стала «взрослой», «приличной», еще какой-то там «поумневшей» (не приведи Г-дь - «солидной»! Нет, только не это, пожалуйста!)… В общем, меня надо было поломать. Что он с успехом и сделал.
Ах, эти курильщики гашиша! Те из них, кому ближе к середине века, выглядят как тридцатилетние. Тем из них, кто подобен семнадцатилетним эльфам, давно перевалило за тридцатник. И когда я вижу слишком нежную кожу, слишком молодой взгляд, слишком тонкую кость - то думаю невольно - а не причастен ли сей к тайнам Джа? Причем регулярно причастен….
Ах, эти курильщики. Ах, этот, этот курильщик, один из. Поэт с большой буквы П. Персиковая кожа, вместо бороды - пушок, безволосое (везде-везде! - ээ, казахи..) смуглое тело… Глаза бездонные - мама-цыганка, губы в пол-лица в сухих чешуйках (прадедушка - негр?)… в глазах я однажды увидела зеленые искры - ой, хорошее молоко сварили на стоянке на том сплаве, где я чуть из-за него не сдохла, из-за курильщика этого, не из-за молока….
Поэт. С большой буквы П. И Гонщик. С большой буквы Г.
«Когда я выпущу свои мемуары, эпиграфом будут слова Джона (а это подружка, у нее-то он и вписывался, и крови попил изрядно): это человек обладал уникальным даром вызывать раздражение у всех без исключения людей»… Ужасный. Невозможный. Очаровавший всех. Покоривший (хотя бы на время) ВСЕХ женщин. Кто были рядом.
Отдаст последнюю рубашку. Легко. Дарит все. Как правило чужое, взятое на время, или в долг. Границ же нет! Будучи уличен, кричит, до слез, до крови в глазах! Искренен до смерти. Всем казалось - долго не проживет, и первому показалось его старому учителю-поэту, покойному. Нам и сейчас кажется. Но по иным причинам.
Нежен, искусен - и наивен. Женщин меняет как перчатки. Мнение женщины не ставит ни во что. Въехали не сразу, поняли потом - восточная ментальность у этого цветка? Но всех любит. Одновременно. Всегда. Невзирая на.
Из событий недавних - не виделись с ним (все) лет 5, а тут позвонил, пригласил было к себе на свадьбу, обещая отправить домой своими силами - нынче же он рок-звезда местного разлива, деньги прям на полу валяются - на фиг не нужны. Одни дурачки поехали, застряли в Казахстане без денег, а потом и без паспортов, вписываясь (мммм...) у его подружки, зарабатывали на проезд чем могли, в т.ч. и гаданием на стеблях тростника, а сам он тем временем гулял, разводился, любил женщин, курил…. ничего не помнил…. и гнал, гнал, гнал…
Ух, как здорово он сломал меня тогда . Я из солиднеющей живо стала живой, нервной, струной звенящей! Но переобщение с ним - всегда уже отравление. Слишком много свободы. Слишком мало ниточек связующих, и человеческого, и милосердия к боли - разве дитя может быть милосердно?...
Звонит иногда. В гости зовет. Смеюсь. Хиппанов прислал, таких же как и он сам - зашли, расселись - кушать давай, мыться... прогнала, смеясь, и не жалею.
Прекрасный принц, не могущий пить водку, курильщик цветочной пыльцы, поэт, редкостная скотина, мотылек, на минуту присевший передохнуть - на книгу о буддизме ли, на женскую ли щечку…. Искренний, безответственный, вампирический, талантивейший, чудовищно непорядочный, бесконечно милый, абсолютно ненадежный - но так желающий быть силой и опорой.
Во компотец.
Звонил. Снова приехать хочет, на старую вписку. А его здесь СОВСЕМ НИКТО уже не ждет…. Жалко до ужаса - а так и есть.
А я таких знавала троих.
И все не пили (не могли), курили, путешествовали в свободном полете, и филосовствовали. И дети почти в каждом городе.
А я курю я крайне редко. И только С Правильными Людьми. А молока не пью вовсе.
Ага.
Пэ Сэ Это чтоб не голословно - про гениальность-то… Малыш его звали. Орфография-пунктуация - авторская.
*
Давай нарядим оленя
В шелк Поднебесной
Ползущий змеей
Сквозь пустоту изумруда
Вызолотим копыта
И ветви над головою
Тело умастим спешно
Янтарным маслом
Жемчужное ожерелье
На шею. Отпустим.
Давай ожидать возвращенья.
Вернется олень обратно
Пахнущий прелой хвоей
Пахнущий диким медом
Шелковые лохмотья
В пальцах шиповника стынут.
Косит на нас глазами
Смеется.
* * *
Хочешь?
Кудри мои
До земли станут виться.
Что ты заплетешь в них?
Милая.
Снов соломенных,
Пчел в паутине.
Полные горсти неси
Все в моих волосах
Оставь.
Как мы будем нежны,
Как спокойны.
Но как долго ты,
Милая,
Так же, долго
Соль отцеловывать стану
С тихих твоих ресниц.
Говорят, слеза сушит сердце,
А зеркала - тянут очи.
Слились голоса, похоже,
Кожа змеи дороже.
Но как долго ты,
Милая,
Долго.
А вокруг столько смерти,
Не уместишь на плечах
Для шестнадцати-стен-ного
Ожерелья, тонка моя шея.
Жить боюсь
Без тебя.
Без тебя.
И боюсь умереть,
Рождаясь.
А вокруг столько смерти.
Милая.
И я от нее устал.
Если нет тебя
То нет ни песни моей
Ни следа.
Я тебе лишь поверю.
Что к тебе сотворить?
Что без тебя сотворю?
Лишь тело раздам.
А там
Лоскутами укроют дыры.
Но слезы,
Слезы твоей, милая,
Я не увижу.
Пустотел,
Пустотел.
Пустотел.
Хочешь?
Кудри мои
До земли станут виться.
Что ты заплетешь в них?
Снов соломенных?
Или
Шмелей в паутине?