Очень старая рукопись историка из Дорилея_3
Предыдущая часть - тут.
5. Началась же эта жестокая война из-за большой любви. Два юных сердца столь яростно, столь непоколебимо стремились друг к другу, что когда столкнулись они, то выбили искру, а от искры этой, точно от дыхания диавольского, разгорелось пламя большой войны. Вся Азия вспыхнула, точно громадный сноп сена. Я расскажу вам в подробностях, как было дело.
К юго-востоку от захваченного персами в конце концов Амория, а если быть точным, на полпути между Аморием и турецкой столицей Иконием, вознесла к небу свои четырехугольные башни древняя крепость Сувлей. Еще при василевсе Иоанне эту крепость захватили ромеи и там обосновались. Персидский султан неоднократно просил передать ему крепость, поскольку она прикрывала важную дорогу, идущую в Иконий, но ромеи всякий раз отстаивали свое право владеть Сувлеем.
У командира гарнизона Сувлея, доблестного воина Маврикия, была дочь Елена. Девица юная и прекрасная, как ее знаменитая предшественница. Она была светловолоса и белокожа, смотрела на свет Божий огромными глазами цвета морской волны, и тем сильно отличалась от ромейских девушек. Недаром говорили, что матерью Елены была какая-то северянка, с которой согрешил Маврикий, когда служил в Константинополе. Ее, мать Елены, давно сожгла жестокая женская болезнь, и Маврикий остался на руках с маленькой девочкой. Он вырастил дочь в одиночку, он души не чаял в девочке, потому что Елена живо напоминала ему мать, которую Маврикий крепко любил.
Но вернемся к нашему повествованию. Однажды Елена вместе с подружками возжелала искупаться. Девушки отправились к ручью, который протекал сразу за крепостными стенами. Скинули одежды и стали плескаться в холодной воде, точно наяды.
Тут подул сильный ветер - что очень странно, ибо день тот был очень жарким и безветренным, - и из лесочка на соседнем холме показались стремительные конники. Первым ехал самый высокий и красивый всадник, на великолепном арабском скакуне, в покрытых золотом и драгоценными камнями доспехах, в островерхом шлеме, украшенном белоснежной конской гривой. Это был Селим, родственник персидского султана, его двоюродный племянник.
Всадники приблизились к берегу ручья, и как только Селим увидел прекрасную Елену, тут же влюбился в нее без памяти. “Кто она, эта прекрасная незнакомка”? - спросил он у своих спутников. А когда узнал, решил тотчас же ехать к Маврикию, просить руки его дочери. Однако разговор у них получился коротким. “Моя дочь никогда не выйдет замуж за варвара”, - сурово ответил Маврикий. Тут бы Селиму все забыть и вернуться к своей обычной жизни, но страсть так сильно скрутила ему душу, что отступить он уже не мог. Он стал присылать Елене подарки, которые в тайне от Маврикия передавала ей ее служанка. Она же, эта старая женщина, помогла Елене одной безлунной ночью выбраться из крепости, чтобы повстречаться с Селимом на берегу ручья. Первое свидание не стало последним - Елена ответила Селиму взаимностью. Как оказалось, ее страсть была столь же горяча, а желания столь же бесстыдны. Вскоре они стали встречаться часто, но всегда тайком, в самые темные и глубокие ночи, когда из ручья доносятся только сладострастные стоны нимф, а из лесной чащи - раскатистый хохот сатира.
Месяц, а может и больше продолжалась эта тайная связь, пока Маврикий не узнал обо всем. Он жестоко избил свою дочь и запретил покидать крепость, приставив к ней двух стражников. Селим несколько ночей подряд ждал возлюбленную у ручья, а когда понял, что ожидание его напрасно, рассвирепел, точно лев, и поклялся, что вернет себе Елену, чего бы это ему не стоило.
Прошло несколько дней, и Селим исполнил обещание. Ранним утром, когда светило еще только выглядывало из-за восточных гор, лучники на стенах Сувлея заметили приближающийся отряд. Утренний сон как рукой сняло, когда они увидели сколь много воинов в этом отряде. Вскоре они узнали Селима. Подъехав к воротам, агарянин потребовал встречи с Маврикием, а когда тот вышел на стену, Селим сказал: “Мы можем остаться друзьями, если ты отдашь мне свою дочь, но мы можем превратиться в непримиримых врагов, если ты мне откажешь”. В ответ Маврикий приказал своим воинам готовиться к бою. В персов полетели стрелы, воины Селима ответили тем же.
У персов не было осадных орудий - ни таранов, ни башен, ни катапульт, - а Сувлей был неприступной крепостью. Но Селиму помогло предательство. Старая служанка Елены, выполняя наказ своей госпожи, ночью открыла одни из крепостных ворот, и агаряне ворвались в Сувлей. Селим сразу бросился искать Елену, но он нашел лишь ее бездыханное тело. Маврикий опередил своего соперника. Видя, что крепость пала и неверные вот-вот ворвутся в его покои, Маврикий бросился к дочери. Елена проснулась. Испуганная она забилась в угол и плакала. Маврикий, увидев ее, тоже заплакал. Потом он закричал. Он кричал от боли, по его щекам катились слезы, когда его рука дернулась вперед и острый клинок пронзил Елену в самое сердце. После этого, услышав топот на лестнице, Маврикий сам бросился на меч.
Узнав, что его возлюбленная погибла, Селим попал под власть страшного гнева. Он и был дикарем, а тут превратился в настоящего зверя. Он устроил в Сувлее кровавую резню, не щадил ни женщин, ни стариков, ни детей. Рассказывают, что спастись удалось лишь горстке счастливчиков, которые добрались до Дорилея и рассказали обо всем случившемся Иоанну Дуке, стратигу Востока.
Ромейский военачальник решил тотчас же наказать персов за их вероломство. Он собрал все наличные у него тагмы и выступил в поход на Аморий. Подойдя к городу, Иоанн обнаружил, что его охраняет малочисленный и слабый гарнизон. После недолгого боя Аморий пал, и персы, населявшие этот город, сполна получили то, что заслуживали. Они испытали то же самое, что испытали несчастные ромеи в захваченной Селимом крепости Сувлей.
Вот так началась эта новая война с персами. Она вспыхнула после 14 лет мира, которые для многих и ромеев, и агарян были самыми счастливыми летами жизни. Но все в нашем мире бренно, и нет вещи, более хрупкой, чем мир между непримиримыми врагами, каковыми во все времена являлись Ромейская держава и варварские племена Востока. Испокон веку эти нечестивцы наступали, точно суровые морские волны на безмятежный берег, но всякий раз разбивались о него. И, разбившись, частично впитывались землей, частично тонкими бессильными струями стекали обратно - туда, откуда пришли.