"Мальчик и птица" Хаяо Миядзаки
Когда ты знаешь и любишь режиссера, и проходишь свою жизнь параллельно с его фильмами, то начинаешь ему доверять. И каждую новую работу смотришь с безграничным доверием. Если она кажется слабее предыдущих, то просто ищешь, что же автор хотел сказать? Чем важно это неслучайное слово?
Пока рано делать выводы, войдет ли эта лента в число самых любимых или нет, но такое бывало, когда фильм, не впечатливший при первом просмотре, пересматривался потом десятки раз.
Подытожить можно уже сейчас. Фильм заслуживает внимания, в нем есть несколько важных мыслей, это крупная и очень трогательная работа большого художника. Я долго хотела ее посмотреть, посмотрела и, наверное, нуждалась бы в длительном осмыслении, но решила написать сейчас, потому что, вероятно, я еще буду к ней возвращаться и позже. Тогда можно будет оглянуться на сегодняшние записки и найти что-то еще, что потерялось во времени.
Что важно. Этот фильм дает нам возможность понять, откуда появились все прежде любимые нами картины. Это - описание источника, в котором родились и "Тоторо", и "Унесенные призраками", и "Мононоке" и, отчасти, "Наусика из Долины ветров", "Ходячий замок Хаула" и все остальное, что любители Миядзаки знают практически наизусть.
Я вдруг вспомнила бабушкин сад, совсем небольшой, достаточно запущенный, в котором росли одичавшие вишни и яблони, был полуразрушенный погреб, заросли крапивы, сарай - целый мир для ребенка. Он был огромным, даже бесконечным. Узкая лазейка в разросшейся вишне казалась длинным опасным коридором, в конце которого скрывалась тайна. Маленький сарай из известняка, в который нельзя было ходить, потому что крыша могла обвалиться, и в который проникали лучи солнца, всегда четко очерченные, казался огромной крепостью с бойницами, а еще там были растения, которые укоренялись в любых выступах. В нем стояли странные вещи, иногда похожие на лопаты и мотыги, но совершенно чужеземные. А подвал для картошки - сырое подземелье, всегда скользкое, холодное - маленький северный полюс внутри обожженного жарой домика. Все эти детские миры, их таинства - это то, что питало все другие фильмы Миядзаки. И в последней ленте он нам об этом рассказал. Он рассказал, что и чудесное дерево Тоторо, и страхи о смерти матери, и странные птицы, и светлячки в лесу, и Дух леса - это все из детской памяти, все те фантазии, которые помогают взрослеть.
Я благодарю Миядзаки за это признание. За показ того пути, в котором ощущающий себя сиротой мальчик входит во взрослый мир. За признание того, что мир не бывает идеален, как ни строй его таким, как ни надейся на победу добра, как ни верь в ритуалы. Зло существует всюду, и даже ты сам способен причинить зло. Но есть еще такие вещи, как долг, ответственность, необходимость. Мальчик принимает их и входит в мир. В котором детские страхи укрощены, грозные птицы превращаются в птах, а говорящая цапля просто улетает. Волшебные чары рассеются, как только ты вынешь из кармана последнюю игрушку своего детства и шагнешь навстречу взрослым.
Я теперь понимаю, что в предыдущих фильмах автор был не готов так открыто показать мир своего детства, поэтому прибегал к эвфемизмам и метафорам. Потому, например, героями его фильмов чаще были девочки. В "Мальчике и птице" он достиг высочайшего уровня откровенности в своих чувствах к внешнему миру - я бы рискнула сказать, европейской открытости в реалиях японской повседневности.
Фильм снят в несколько нехарактерной для Миядзаки манере. Есть очень узнаваемые эпизоды и герои, но есть и пожар в Токио, и еще несколько эпизодов, где автор будто примеряет на себя опыт других аниме. Во второй половине фильма сюжетная линия становится слишком разветвленной, избыточной, при том, что она не привносит в основную повествовательную линию ничего нового. Впрочем, я оставляю за собой право пересмотреть этот кусок и передумать.
Несмотря на сказанное в последнем абзаце, это, пожалуй, лучшее, что я посмотрела за полгода. Близкое мне и понятное.
***
Почему я считываю новую картину Миядзаки, как откровение? Наверное, потому, что отождествляю его с собой. Это, может быть, слишком смело, но все сходится - в моем понимании. Для меня детство было скорбным, печальным временем, временем одиночества и отторжения. Я долгое время не вспоминала о нем, а теперь иногда вспоминаю. Вспоминаю лучшее. И в этом лучшем я всегда одна. С возрастом начинаешь стоически относиться к одиночеству и непониманию, находишь близких себе по духу людей, да и дети вырастают, а они - самые лучшие друзья. Самоощущение не связано с обстоятельствами; я росла в благополучной семье и у меня были хорошие отношения с папой. Но я никогда, наверное, не смогу, как Миядзаки, решиться рассказать все историю своих трагических детских чувств. Я написала несколько детских рассказов. Но я не знаю, кому они могли бы быть интересны.
В конечном счете все складывается к лучшему: я не была бы собой, если бы все было иначе. Променяла бы я свой детский счастливый мир и благополучное среднестатистическое существование на ту вселенную, которую взрастила в себе в одиночестве?