мы танцевали, когда умирали: "Обычная человеческая история" в "Шаломе", реж. Ярослав Жевнеров
"...Совершенно необязательно, чтоб жизнь еврея заканчивалась в газовой камере", - заметил я насчет эскиза, представленного Ярославом Жевнеровым по пьесе Виктории Костюкевич на летней лаборатории театра "Шалом", посвященной освоению средствами актуального театра классических иудейских текстов (эскиз я, правда, смотрел по интернет-трансляции, находясь тогда в Новосибирске) -
https://users.livejournal.com/-arlekin-/4827133.html
- и то ли бог иудеев, то ли худрук "Шалома" услышали меня, то ли как-то, без оглядки на мое скромное мнение, сами промеж собой договорились - в спектакле "Обычная человеческая история", который сейчас пополнил репертуар официально, лагерно-газовой "рамки" нет, по крайней мере, она не подчеркивается, не обозначается впрямую; от нее уцелел отсчет последних секунд умирающего героя, напоминая, что все события пьесы в его сознании проносятся, концентрируя целую жизнь в максимально краткий отрезок и фатально ограниченный во времени. Впрочем, герой тут изначально собирательный и аллегорический, а в название пьесы запрятана обманка, точнее, сразу несколько, в нем буквально не единого слова правды нет: то, что представляет в этом спектакле театр - и совсем не "обычная", и не вполне "человеческая", и даже "историей" происходящее на сцене можно охарактеризовать с оговоркой. То есть, конечно - "история", и "человеческая", и пожалуй, что "обычная", но вместе с тем - фантастическая и экстремальная, и не одного человека, а по меньшей мере целого народа, если не всего человечества, и в этом смысле, конечно, "история", но тогда уж с заглавной буквы, и определенно не в жанровом понимании слова.
Не в обиду постановщикам всех прочих спектаклей репертуара "Шалома", которые видел, считая и творения замечательного, дружелюбного худрука театра в том числе, рискну сказать, что "Обычная человеческая история" - режиссерски наиболее совершенный опус из того, что "Шалом" предлагает зрителю сегодня (о периоде "Фаршированной рыбы с гарниром" и "Моей кошерной леди" не вспоминаю, хотя бывал я в "Шаломе" и тогда, пока матроны академии русского народного театроведения имени Вайсбейн еще не знали горя...), при том за полгода с тех пор, что я впервые услышал в связи как раз с лабораторным эскизом будущего спектакля о Ярославе Жевнерове ("запомните это имя!" - в подобных случаях выражаются народные театроведы из рекламно-информационного фб/тг-агентства "Одна бабушка сказала"), не удалось отыскать про него дополнительных сведений в придачу к информации о "Поющем поросенке" Театра Сатиры, который и там больше не идет, но глядя на "Обычную человеческую историю" трудно поверить, что ничего более кошерного режиссер до сих пор не создавал, настолько мастерски она выстроена с ловким, точным, и, главное, экономным (вкус и чувство меры нередко подводят самых опытных, не то что молодых...) использованием всевозможных средств и приемов модного режиссерского ассортимента - от кукол, масок и бьющих пластиковыми хвостиками рыбок на батарейках до электронного табло, видеоинсталляции и онлайн-проекции с мэппингом-шмеппингом, плюс изощренный свет (от Анны Коротковой) и, конечно, хореографические экзерсисы на усыпанной песком сцене (сценограф Софья Шнырева, режиссер по пластике Никита Петров); а исполнительский ансамбль - Николай Балобан, свежеиспеченный выпускник мастерской Ю.Н.Бутусова из ГИТИСа Федор Бычков (запомнившийся мне ролями Верховенского и Раскольникова в дипломных проектах курса), Элизабет Дамскер, Алесия Некрасова, Сергей Шадрин, Елизавета Потапова - выше любых похвал.
Другое дело, что "история" эта со всей ее декларируемой "обычностью" и "человечностью" в плане элементарного нарратива оказывается слишком герметичной, и если визуально-пластический ряд спектакля захватывает безусловно, то повествовательный может нагнать скуку или вовсе оттолкнуть, требуя немалой подготовки, багажа причем весьма специфического; в программке дается относительно подробная "карта символов", но и она, хоть задним числом, хоть заранее изучи ее, лишь отчасти помогает разобраться в хитросплетениях драматургического нарратива, требующего познаний как в библейской, так и в новейшей еврейской истории, в древних обрядах и в деталях быта "черты оседлости"... Ветхозаветные сюжеты и события относительно недавние, имевшие место в конце 19-го, в середине 20-го века, переплетаются, отражаются друг в друге вместе с их персонажами - без какого-то радикального новаторства с точки зрения формы, кстати, пьеса автор(ки)а из Владивостока скроена по тем же лекалам, что практически вся сколько-нибудь значительная современная ивритоязычная литература от Агнона до Шалева: языком достаточно выспренным, с многословием и поэтическими рефренами, поскольку он осознанно стилизуется под ритм и слог Ветхого Завета либо позднейших иудейских книг, и соответственно, для восприятия непростым, рассказывается история героя, воплощающего в себе аллегорически целый народ, а сюжет (основан ли он на материале репатриации евреев из Восточной Европы в Палестину, становлении государства Израиль или, чаще всего, связанные с Второй мировой и предшествующими ей годами перипетии - лишний раз отмечу с приятным удивлением, что без газовой камеры "Обычная человеческая история" в "Шаломе" все-таки обошлась...) отражает в себе, как правило, мотивы древние, легендарные, священные, придавая весомость, чуть ли не "сакральность" сегодняшним или недавним, частным событиям вплоть до житейских (а то и комичных, но преимущественно все-таки печальных) мелочей. Теоретически, стало быть, "Обычная человеческая история" Жевнерова-Костюкевич - идеальное соответствие задачам, обозначенным в программе лаборатории по освоению текстов корпуса Танаха: "Традиции будущего: опыт - поиск - мастерство" - налицо и поиск, и опыт, и традиции, и будущее, а мастерство, с каким воплощается это все, изумляет и восхищает. Однако публике, и "профильной" для "Шалома" тоже, придется нелегко, пожалуй - в части "зрелищности" представления, а подавно удобопонятности, "легкоусвояемости" собственно "истории" спектакль, боюсь, покажется целевой аудитории куда менее "обычным" и "человеческим", нежели "Моня Цацкес" или "Полная иллюминация".