бабье лето затянулось: "Царская невеста" в МАМТе, реж. Дмитрий Белянушкин, дир. Федор Безносиков
На премьерный блок я не попадал, а потом спектакль практически год не ставили в афишу и уже не рассчитывал его увидеть - теперь он всплыл из недр репертуара МАМТа вновь, и откладывать я уже не стал, хотя иллюзий насчет постановки Дмитрия Белянушкина не питал. Впрочем, не изобретая ничего, что могло бы перевернуть чьи-либо (мои в частности) представления о выразительных возможностях музыкального театра, но приспособив к делу, что подсмотрел ранее у Тителя с Бертманом (не заглядывая в даль - "ты больше к немцу лучше не ходи", ага...), режиссер по крайней мере выстроил складное зрелище, которое в сравнении с параллельно демонстрирующимися солистами Большого под видом "премьер" на скорую руку залуженными полуконцертными исполнениями - в костюмах из подбора и не по размеру... - за эталон актуального искусства сойдет. Тем более, что до сих пор МАМТ оставался последним среди музыкальных театров Москвы, где не имелось собственной "Царской невесты" - десятилетиями шла (не уследил, осталась ли) в "Новой опере" старая грымовская; играется и стационарно, и на выезде (очень эффектно, между прочим, в натуральных историко-архитектурных ландшафтах смотрится) бертмановская в "Геликоне"; несколько редакций на моей зрительской памяти "Царская невеста" пережила в Большом; при том и солидным режиссерам трудно придумать, как "...Невесту" поставить, каким боком развернуть; очевидные неудачи с ней потерпели и Дмитрий Черняков (по инерции транспонировавший сюжет в формат реалити-шоу), и Андрей Могучий (упиравший на политически-памфлетную линию фабулы...); так что среди нынешних московских и памятных знаковых постановок спектакль Дмитрия Белянушкина, как ни крути - максимально "продвинутый" вариант.
Привычная, давно набившая оскомину - вспомнить хотя бы тителевского "Бориса Годунова"... - утопическая футуро-архаика, где в предметном антураже соединяются кокошники с одноразовыми шприцами и сигареты (по нынешним правилам еще и хочешь-не хочешь электронные) с "гуслярками" и "песельницами", по описаниям рецензентов премьеры являла собой чуть ли не воплощение сорокинских миров из "Дня опричника" или "Теллурии", а по факту оборачивается вторичной, пошловатой, политически абстрактной и беззубой (впрочем, грешно от театра на святой руси требовать сегодня большего...), и главное, абсолютно предсказуемой эклектикой, в которой постановщик если и пытается расставить некие оригинальные смысловые акценты, то не "идейные", а опять-таки "психологические", "характерологические", то есть политически нейтральные. Лютующая опричнина - фон, но раз такое дозволяется (и тоже с оговорками), даже провозглашается за образец режиссерами статуса (не творческого, но политического) Сергея Новикова, см. его петербургско-новосибирского "Опричника" -
https://users.livejournal.com/-arlekin-/4828388.html
- то Дмитрию Белянушкину сам бог велел и то что доктор прописал: ватаги в кожаных жилетах и балахонах с капюшонами прямо на улице могут и горло перерезать, и на стене "распять" всякого по малейшему, сколь угодно безосновательному подозрению и клеветническому обвинению... однако произвол тирании лишь мелочи жизни, если сопоставлять с тем злом, которое может причинить одна ревнивая баба! Весь спектакль вращающаяся затем на поворотном круге стена руинированной крепостной башни, кстати, за открытым до первых тактов увертюры обнаруживается сразу, и далее вплоть до вступления к монологу Грязного, стоит бесхозная, мизансценически не освоенная... - потом уж в ее арке будут прятаться от компьютерного видеодождика персонажи, а под конец на ней распялят очередную жертву Грозного режима; но для чего тогда заранее открывать занавес, на что тут всю увертюру любоваться (сценография Александра Арефьева), непонятно. Почему-то за оркестром, с которым достойно справляется Федор Безносиков (с солистами и хором не так хорошо), почти не было слышно Дмитрия Зуева, певшего Грязного; Зуев, которому нарисовали/наклеили татуировок, в банном халате неплохо смотрится, но пенять ли тут на голос солиста, недоработку дирижера или халтуру звуковиков - не знаю. Роман Улыбин в партии Малюты хрипел попросту неприлично и для профессионала неприемлемо. Габриел Де-Рель пел (и играл тоже - переигрывая) Собакина в манере ближе к опереточной. Даниил Малько в образе Бомелия как артист хорош, но режиссерски образ недодуман, то ли Бомелий в этом "дне опричника" представляет цивилизационную альтернативу бандитским порядкам наряду с "европеизированным" Лыковым, то ли карикатурно воплощает ложь и двуличие этой самой "альтернативы"... Единственный полноценный мужской образ спектакля в итоге - Лыков, и за единственную безоговорочно удачную исполнительскую работу, соответственно - браво Владимиру Дмитруку... даже жаль, что в последнем акте его героя уже нет в живых (не он ли там - не Дмитрук, понятно, а муляж, обозначающий несчастного "русского европейца" Лыкова, напоминая о "плодах просвЯщения" на местной почве - привязанный за все конечности к стене висит "распятый" с головой в окровавленном мешке?). Зато женским партиям, надо отдать должное, свезло с исполнительницами - они как на подбор, и главные роли, и эпизодические - удались: Наталья Мурадымова - прекрасная, очень колоритная, н совсем не матрешечная Собакина; Полина Шароварова, о которой так много говорят последнее время - чудесная Дуняша; Мария Макеев не только вокалом, но актерским мастерством впечатляет особенно в последнем акте, когда ее Марфа усажена режиссером в инвалидную каталку и принимает успокоительные (?) инъекции от Бомелия; а концептуально центральная и ключевая героиня этой истории, и в музыкальном плане также - безусловно Любаша: героиня Екатерины Лукаш уже к началу действия глубоко беременна, животом она как бы укоряет Грязного за неверность в придачу к словесным попрекам наглядно, а постановщик для развязки приберегает "заветную" фишку, Грязной ножом пыряет не Любашу на ее реплику "спасибо, прямо в сердце", но Бомелия; и прощения как будто просит не у Марфы, но опять-таки у Любаши, по крайней мере ей вроде бы так сперва кажется; только понимая, что Грязной и после всего случившегося думает о Марфе, отчаявшаяся Любаша стреляет себе в грудь из пистолета, найденного раньше у Грязного (и надеюсь, режиссер отдает себе отчет вполне, что убивает героиня в его версии не только себя, но и своего ребенка! а это важная, значимая, может быть, принципиальная черта, ее решительность здесь характеризующая). В остальном режиссерско-постановочная фантазия не идет дальше водки и ебли, истязаний и глумлений: пирушка, "вечеринка" первого акта разыгрывается в бане, где после возлияний "гуслярок" бросают в чан, а "песельниц" ебут (за кулисами, правда); декольтированные коктейльные туалеты боярышень особенно "эффектно" смотрятся рядом с комиксовой "палаческой" униформой опричников (художник по костюмам Светлана Тегин, наряжавшая попутно и "Свадебку" Стравинского-Попова-Глухова в "Новой опере", больше по части "носильных" коллекций специализируется обычно); танцы плясуний в первом акте (хореограф Рамуне Ходоркайте), до пародийности стилизованно-"народные", соответствуют той цели, с которой пьяные русские мужики вызывают в баню девиц (и цель-таки оправдывает средства!); но все равно когда после даже такой "Царской невесты" дома включаешь трансляцию "Саламбо" из Большого... накопленный до того за три часа в МАМТе скепсис быстро рассеивается.