Hagalaz
в журнале, я всегда пишу про себя, не о себе, а -про- себя. -про- свои чувства, мысли, видение мира, часто от третьего лица или десятого персонажа. как правило, записи от первого лица я удаляю, в виду их незрелости, чрезмерной эмоциональности, которой я в последствии всегда стыжусь. сегодня я не буду рассказывать сказку, придумывать персонажа.
когда мне было года 4-5, мама водила нас с сестрой в детский сад, для чего мы и ждали троллейбус №4, и как это часто бывает по утрам, на маршруте редкого троллейбуса всегда было много желающих доехать до своей остановки. Обычно мама усаживала нас на одно сидение и ехала стоя, обижаясь на детские протесты и предложения уступить ей место. (мне, признаться, до сих пор стыдно сидеть в присутствии мамы).
в этот день, было особенно много людей, потому что вечер, зима, жизнь. я ехал и смотрел в окно на то, как черные деревья проплывали мимо, мост, река, люди пытающиеся втиснуться в троллейбус с запотевшими окнами, на которых я рисовал палочки; руки, головы уставших мужчин и женщин, устремлённых с асфальта на нижнюю подножку; сумки, пакеты, рюкзаки, пытающиеся вырваться из ладоней хозяев; я болтаю ногами, думаю о мокрых носках, о собаке, которая меня встретит, с наивным именем Шарик.
и вдруг, я чувствую беспокойство, потому что сестра нервно ёрзает, оглядывается и я понимаю что мамы нет, я её не вижу среди рук, голов, реки, потных окон, черных сумок, асфальта, мужчин и женщин. меня охватило такое чувство одиночества, что я сразу же зарыдал в голос, я звал маму на весь этот город, и никто не мог мне помочь. и я сразу же понял, что не найду дороги домой, потому что не помню, меня Шарик не встретит, потому что я к нему не приду, у меня будут вечно мокрые носки и никто не избавит меня от этого чувства потерянности, мне никто не поможет и я так и умру один, в этом троллейбусе.
конечно же, мама нашлась, она никуда не пропала, поток людей оттеснил её от нас с сестрой. прорвав толпу она виновато посмотрела на меня, засмеялась и заплакала: "ну, как же я могу вас бросить??". и сразу стало ясно - никак.
я успокоился, но больше не рисовал палочки на окнах и не болтал ногами, потому что то чувство не ушло. я ощущаю его. и сейчас мне кажется, что я умру в этом троллейбусе. один.