Встреча в поезде
По недавно сложившейся традиции, на 1 марта ездили за город на экскурсию. И, когда надо уже было возвращаться обратно, мы, промокшие, замерзшие, не пришедшие толком в себя, обнаружили, что с нами в плацкарте едет целая гурьба школьников-подростков. О_О о ужас! Ладно, терпение и спокойствие.
Они шумели, галдели, показывали свою взрослость, кричали, смеялись громко и натужно. И девочки, и мальчики отпускали непристойные шутки. Девочки показывали себя с лучшего ракурса, вальяжно прохаживаясь или облокотясь. Потом стали играть в странную игру, я не очень поняла ее правила, но суть в том, что надо было сказать сколько раз у тебя был секс, а все остальные должны понять правда это или нет. Здесь стоит отметить, что в процессе их галдежа выяснилось, что им 13-15 лет (то есть примерно 9 класс). После этого они стали играть в карты - какая-то простенькая игра на реакцию. В процессе девочки небрежно клали стопы ног на причинное место мальчиков, чуть надавливая.
Шум стоял невероятный. Не буду вдаваться в подробности попыток их усмирить, - в этом повествовании сие не суть важно.
Парни "жили" напротив нас, занимая все 4 полки. Через стенку - девочки. То есть около 8 человек, ну или что-то около того. И из всей этой толпы я как-то выделила одного парня: высокий, стройный, красивый, уверенно держится и не отводит взгляд. Языческий бог, как сказал бы Голсуорси, - шапка чуть вьющихся русых волос и светло-карие глаза. У меня до сих пор стоит его лицо перед глазами. Он первым заговорил с нами, без боязни, а скорее с вежливым любопытством. Завязался отвлеченный разговор. Потом, глядя на его блестящие черные кроссовки на тонкой подошве, которые он все пытался высушить, я вспомнила об аристократках, заболевающих туберкулезом из-за тонкой подошвы своих атласных туфелек...
Он что-то еще спросил у меня, я рассказала. Уже после того, как совсем погасили свет, он попросил рассказать какую-нибудь страшную историю на ночь. И я вдруг поняла, что хочу рассказать ему про телегонию. Потому что просто не могу безучастно наблюдать за нравами, которые демонстрируются им и его друзьями. Может, это не мое дело, но это моя страна, это подрастающее поколение моей страны. Это будущее. И я не могу смотреть на такое будущее равнодушно. Да, им никто этого не расскажет в школе, считая телегонию полу-научной. Но дело в том, что большинство теорий, преподаваемых в школе, полу-научны, и устаревает раньше, чем печатается. Я попросила Дениса, и мы вместе, как смогли, рассказали об этом феномене.
Сложно описать их реакцию. Кто-то сначала засмеялся этому, как скрабезной шутке, но потом на лицах появились страх, растерянность и беспомощность. А тот мальчик... взгляд его остановился, он напряженно думал, потом сказал что-то вроде "Ой, ёёё...". Сосед стал задирать его, но тот только огрызался, с трудом отвлекаясь от собственных мыслей. Он говорил что-то, и вдруг в его словах зазвучало отчаянье. Самое настоящее, жгучее, неприкрытое отчаянье. Кто-то беспомощно, по-детски спросил что с этим делать и можно ли как-то исправить сей факт. Мальчик (или мужчина?) продолжал препираться с соседом, напоминая, что у того тоже есть проблемы. Вскоре спор угас, и он за вечер больше не сказал ни слова.
Постепенно разговор перешел в другое русло. Наш герой молча слушал его до тех пор, пока сон не победил любопытство. Вскоре мы все легли спать.
На утро он был единственным, кто поздоровался со мной, хоть и немного мрачно и, кажется, растерянно. Стали собирать вещи. Парни о чем-то шушукались в пол-голоса. Он изредка бросал на меня взгляд. Когда все выходили, он единственный, кто попрощался со мной, по-прежнему полу-растерянно; вид его хранил следы тяжелых, непривычных, неприятных мыслей, капельку неверия и еще примесь каких-то не распознаваемых чувств. Он ушел.
А я все думаю об атласных туфельках и не могу выкинуть из головы его красивое лицо. И его отчаянье...
Они шумели, галдели, показывали свою взрослость, кричали, смеялись громко и натужно. И девочки, и мальчики отпускали непристойные шутки. Девочки показывали себя с лучшего ракурса, вальяжно прохаживаясь или облокотясь. Потом стали играть в странную игру, я не очень поняла ее правила, но суть в том, что надо было сказать сколько раз у тебя был секс, а все остальные должны понять правда это или нет. Здесь стоит отметить, что в процессе их галдежа выяснилось, что им 13-15 лет (то есть примерно 9 класс). После этого они стали играть в карты - какая-то простенькая игра на реакцию. В процессе девочки небрежно клали стопы ног на причинное место мальчиков, чуть надавливая.
Шум стоял невероятный. Не буду вдаваться в подробности попыток их усмирить, - в этом повествовании сие не суть важно.
Парни "жили" напротив нас, занимая все 4 полки. Через стенку - девочки. То есть около 8 человек, ну или что-то около того. И из всей этой толпы я как-то выделила одного парня: высокий, стройный, красивый, уверенно держится и не отводит взгляд. Языческий бог, как сказал бы Голсуорси, - шапка чуть вьющихся русых волос и светло-карие глаза. У меня до сих пор стоит его лицо перед глазами. Он первым заговорил с нами, без боязни, а скорее с вежливым любопытством. Завязался отвлеченный разговор. Потом, глядя на его блестящие черные кроссовки на тонкой подошве, которые он все пытался высушить, я вспомнила об аристократках, заболевающих туберкулезом из-за тонкой подошвы своих атласных туфелек...
Он что-то еще спросил у меня, я рассказала. Уже после того, как совсем погасили свет, он попросил рассказать какую-нибудь страшную историю на ночь. И я вдруг поняла, что хочу рассказать ему про телегонию. Потому что просто не могу безучастно наблюдать за нравами, которые демонстрируются им и его друзьями. Может, это не мое дело, но это моя страна, это подрастающее поколение моей страны. Это будущее. И я не могу смотреть на такое будущее равнодушно. Да, им никто этого не расскажет в школе, считая телегонию полу-научной. Но дело в том, что большинство теорий, преподаваемых в школе, полу-научны, и устаревает раньше, чем печатается. Я попросила Дениса, и мы вместе, как смогли, рассказали об этом феномене.
Сложно описать их реакцию. Кто-то сначала засмеялся этому, как скрабезной шутке, но потом на лицах появились страх, растерянность и беспомощность. А тот мальчик... взгляд его остановился, он напряженно думал, потом сказал что-то вроде "Ой, ёёё...". Сосед стал задирать его, но тот только огрызался, с трудом отвлекаясь от собственных мыслей. Он говорил что-то, и вдруг в его словах зазвучало отчаянье. Самое настоящее, жгучее, неприкрытое отчаянье. Кто-то беспомощно, по-детски спросил что с этим делать и можно ли как-то исправить сей факт. Мальчик (или мужчина?) продолжал препираться с соседом, напоминая, что у того тоже есть проблемы. Вскоре спор угас, и он за вечер больше не сказал ни слова.
Постепенно разговор перешел в другое русло. Наш герой молча слушал его до тех пор, пока сон не победил любопытство. Вскоре мы все легли спать.
На утро он был единственным, кто поздоровался со мной, хоть и немного мрачно и, кажется, растерянно. Стали собирать вещи. Парни о чем-то шушукались в пол-голоса. Он изредка бросал на меня взгляд. Когда все выходили, он единственный, кто попрощался со мной, по-прежнему полу-растерянно; вид его хранил следы тяжелых, непривычных, неприятных мыслей, капельку неверия и еще примесь каких-то не распознаваемых чувств. Он ушел.
А я все думаю об атласных туфельках и не могу выкинуть из головы его красивое лицо. И его отчаянье...