Заинтригованный овощ
Я считаю, смерть на операционном столе - одна из самых желанных. Практически, это кончина, о которой, должно быть, мечтают многие и многие старики. Забытые и обездвиженные.
Видел ли я сны, наподобие тех, что показал нам великолепный Альфонсо Куарона в «Гравитации»? Нет. И никаких тоннелей. Последнее воспоминание: смотрю вверх на лампы операционного зала. Предварительно введенный в кровь седативный препарат делает меня вялым овощем: нервная система подавлена. К моему лицу прикладывают мягкую маску, через которую поступает свежий воздух. Глубоко дышу и понимаю, что в ближайшие минуты моя нервная система будет подавлена на столько, что остановится дыхательный рефлекс и мое самостоятельное дыхание прекратится. Это не страшно. Это спокойно и немножко даже интригующе в той мере, в какой об интриге может рассуждать овощ.
Следующее воспоминание: лежу на койке реанимации. Ужасно хочется пить. Нос чем-то заблокирован. Дыхание через нос невозможно. Никакой боли. Невыносимая сухость во рту - единственная проблема жизни. Пить нельзя. Через несколько часов дремы мне принесут телефон и я заявлю миру, что снова здесь.
В определенной мере каждый уход в наркоз - это форма лотереи. Так что в этот раз мне повезло. Только вот очнулся уже в реанимации, а не на операционном столе, как обещали. Надо полагать «очнулся» в понимании анестезиолога - чисто биохимический термин, в отличие от бытового понимания, когда в голове зажигается жирная красная кнопка «record» и мы начинаем помнить.
Позже мне расскажут, что мой сон длился три с половиной часа, что мне разбомбили дырку в голове в три раза больше ожидаемой; что в точка прикрепления остеомы была на мозговой и глазничной части, и недолгое промедление с операцией могло стать причиной совершенно другого порядка проблем; что в ходе интенсивного сверления, распиливания, шлифования и бужирования мне отдуши напустили в желудок крови и по выходу из анестетического сна я с энтузиазмом поблевал этой кровью на усердных докторов. Неблагодарный.
Видел ли я сны, наподобие тех, что показал нам великолепный Альфонсо Куарона в «Гравитации»? Нет. И никаких тоннелей. Последнее воспоминание: смотрю вверх на лампы операционного зала. Предварительно введенный в кровь седативный препарат делает меня вялым овощем: нервная система подавлена. К моему лицу прикладывают мягкую маску, через которую поступает свежий воздух. Глубоко дышу и понимаю, что в ближайшие минуты моя нервная система будет подавлена на столько, что остановится дыхательный рефлекс и мое самостоятельное дыхание прекратится. Это не страшно. Это спокойно и немножко даже интригующе в той мере, в какой об интриге может рассуждать овощ.
Следующее воспоминание: лежу на койке реанимации. Ужасно хочется пить. Нос чем-то заблокирован. Дыхание через нос невозможно. Никакой боли. Невыносимая сухость во рту - единственная проблема жизни. Пить нельзя. Через несколько часов дремы мне принесут телефон и я заявлю миру, что снова здесь.
В определенной мере каждый уход в наркоз - это форма лотереи. Так что в этот раз мне повезло. Только вот очнулся уже в реанимации, а не на операционном столе, как обещали. Надо полагать «очнулся» в понимании анестезиолога - чисто биохимический термин, в отличие от бытового понимания, когда в голове зажигается жирная красная кнопка «record» и мы начинаем помнить.
Позже мне расскажут, что мой сон длился три с половиной часа, что мне разбомбили дырку в голове в три раза больше ожидаемой; что в точка прикрепления остеомы была на мозговой и глазничной части, и недолгое промедление с операцией могло стать причиной совершенно другого порядка проблем; что в ходе интенсивного сверления, распиливания, шлифования и бужирования мне отдуши напустили в желудок крови и по выходу из анестетического сна я с энтузиазмом поблевал этой кровью на усердных докторов. Неблагодарный.