William Wordsworth / Intimations of Immortality from Recollections of Early Childhood
УИЛЬЯМ ВОДСВОРТ
ОТГОЛОСКИ БЕССМЕРТИЯ ПО ВОСПОМИНАНИЯМ РАННЕГО ДЕТСТВА. ОДА.
Перевод: Григорий Кружков
I
Когда-то все ручьи, луга, леса
Великим дивом представлялись мне;
Вода, земля и небеса
Сияли, как в прекрасном сне,
И всюду мне являлись чудеса.
Теперь не то - куда ни погляжу,
Ни в ясный полдень, ни в полночной мгле,
Ни на воде, ни на земле
Чудес, что видел встарь, не нахожу.
II
Дождь теплый прошумит -
И радуга взойдет;
Стемнеет небосвод -
И лунный свет на волнах заблестит;
И тыщи ярких глаз
Зажгутся, чтоб сверкать
Там, в головокружительной дали!
Но знаю я: какой-то свет погас,
Что прежде озарял лицо земли.
III
Я слышу пение лесных пичуг,
Гляжу на скачущих ягнят,
На пестрый луг
И не могу понять, какою вдруг
Печалью я объят,
И сам себя виню,
Что омрачаю праздник, и гоню
Тень горестную прочь; -
Чтоб мне помочь,
Гремит веселым эхом водопад
И дует ветерок
С высоких гор;
Куда ни кину взор,
Любая тварь, любой росток -
Все славят май.
О, крикни громче, крикни и сломай
Лед, что печатью мне на сердце лег,
Дитя лугов, счастливый пастушок!
IV
Природы твари, баловни весны!
Я слышу перекличку голосов;
Издалека слышны
В них страстная мольба и нежный зов.
Веселый майский шум!
Я слышу, чувствую его душой.
Зачем же я угрюм
И на всеобщем празднестве - чужой?
О горе мне!
Все радуются утру и весне,
Срывая в долах свежие цветы,
Резвяся и шутя;
Смеется солнце с высоты,
И на коленях прыгает дитя; -
Для счастья нет помех!
Я вижу всё, я рад за всех…
Но дерево одно среди долин,
Но возле ног моих цветок один
Мне с грустью прежний задают вопрос:
Где тот нездешний сон?
Куда сокрылся он?
Какой отсюда вихрь его унес?
V
Рожденье наше - только лишь забвенье;
Душа, что нам дана на срок земной,
До своего на свете пробужденья
Живет в обители иной;
Но не в кромешной темноте,
Не в первозданной наготе,
А в ореоле славы мы идем
Из мест святых, где был наш дом!
Дитя озарено сияньем Божьим;
На Мальчике растущем тень тюрьмы
Сгущается с теченьем лет,
Но он умеет видеть среди тьмы
Свет радости, небесный свет;
Для Юноши лишь отблеск остается -
Как путеводный луч
Среди закатных туч
Или как свет звезды со дна колодца;
Для Взрослого уже погас и он -
И мир в потемки будней погружен.
VI
Земля несет охапками дары
Приемному сыночку своему
(И пленнику), чтобы его развлечь,
Чтобы он радовался и резвился -
И позабыл в пылу игры
Ту ангельскую речь,
Свет, что сиял ему,
И дивный край, откуда он явился.
VII
Взгляните на счастливое дитя,
На шестилетнего султана -
Как подданными правит он шутя -
Под ласками восторженной мамаши,
Перед глазами гордого отца!
У ног его листок, подобье плана
Судьбы, что сам он начертал,
Вернее, намечтал
В своем уме: победы, кубки, чаши,
Из боя - под венец, из-под венца -
На бал, и где-то там маячит
Какой-то поп, какой-то гроб,
Но это ничего не значит;
Он это все отбрасывает, чтоб
Начать сначала; маленький актер,
Он заново выучивает роли,
И всякий фарс, и всякий вздор
Играет словно поневоле -
Как будто с неких пор
Всему на свете он постигнул цену
И изучил “комическую сцену”.
Как будто жизнь сегодня и вчера
И завтра - бесконечная игра.
VIII
О ты, чей вид обманывает взор,
Тая души простор;
О зрящее среди незрячих око,
Мудрец, что свыше тайной награжден
Бессмертия, - читающий глубоко
В сердцах людей, в дали времен:
Пророк благословенный!
Могучий ясновидец вдохновенный,
Познавший всё, что так стремимся мы
Познать, напрасно напрягая силы,
В потемках жизни и во тьме могилы, -
Но для тебя ни тайны нет, ни тьмы!
Тебя Бессмертье осеняет,
И Правда над тобой сияет,
Как ясный день; могила для тебя -
Лишь одинокая постель, где, лежа
Во мгле, бессонницею мысли множа,
Мы ждем, когда рассвет блеснет, слепя;
О ты, малыш по сущности природной,
Но духом всемогущий и свободный,
Зачем так жаждешь ты
Стать взрослым и расстаться безвозвратно
С тем, что в тебе сошлось так благодатно?
Ты не заметишь роковой черты -
И взвалишь сам себе ярмо на плечи,
Тяжелое, как будни человечьи!
IX
О счастье, что в руине нежилой
Еще хранится дух жилого крова,
Что память сохраняет под золой
Живые искорки былого!
Благословенна память ранних дней -
Не потому, что это было время
Простых отрад, бесхитростных затей -
И над душой не тяготело бремя
Страстей - и вольно вдаль ее влекла
Надежда, простодушна и светла, -
Нет, не затем хвалу мою
Я детской памяти пою -
Но ради тех мгновений
Догадок смутных, страхов, озарений,
Бессмертной тайны малых, чудных крох,
Что дарит нам высокая свобода,
Пред ней же наша смертная природа
Дрожит, как вор, застигнутый врасплох; -
Но ради той, полузабытой,
Той, первой, - как ни назови -
Тревоги, нежности, любви,
Что стала нашим светом и защитой
От злобы мира, - девственно сокрытой
Лампадой наших дней;
Храни нас, направляй, лелей,
Внушай, что нашей жизни ток бурлящий -
Лишь миг пред ликом вечной тишины,
Что осеняет наши сны, -
Той истины безмолвной, но звучащей
С младенчества в людских сердцах,
Что нас томит, и будит, и тревожит;
Ее не заглушат печаль и страх,
Ни скука, ни мятеж не уничтожат.
И в самый тихий час,
И даже вдалеке от океана
Мы слышим вещий глас
Родной стихии, бьющей неустанно
В скалистый брег,
И видим тайным оком
Детей, играющих на берегу далеком,
И вечных волн скользящий мерный бег.
X
Так звонче песни пой, народ крылатый!
Пляшите на лугу
Резвей, ягнята!
Я с вами мысленно в одном кругу -
Со всеми, кто ликует и порхает,
Кто из свистульки трели выдувает,
Веселый славя май!
Пусть то, что встарь сияло и слепило,
В моих зрачках померкло и остыло,
И тот лазурно-изумрудный рай
Уж не воротишь никакою силой, -
Прочь, дух унылый!
Мы силу обретем
В том, что осталось, в том прямом
Богатстве, что вовек не истощится,
В том утешенье, что таится
В страдании самом,
В той вере, что и смерти не боится.
XI
О вы, Озера, Рощи и Холмы,
Пусть никогда не разлучимся мы!
Я ваш - и никогда из вашей власти
Не выйду; мне дано такое счастье
Любить вас вопреки ушедшим дням;
Я радуюсь бегущим вдаль ручьям
Не меньше, чем когда я вскачь пускался
С ручьями наравне,
И нынешний рассвет не меньше дорог мне,
Чем тот, что в детстве мне являлся.
Лик солнечный, склоняясь на закат,
Окрашивает облака иначе -
Задумчивей, спокойней, мягче:
Трезвее умудренный жизнью взгляд.
Тебе спасибо, сердце человечье,
За тот цветок, что ветер вдаль унес,
За всё, что в строки не могу облечь я,
За то, что дальше слов и глубже слез.
взято тут: http://magazines.russ.ru/interpoezia/2010/3/vo28.html
William Wordsworth. 1770-1850 536. Ode
Intimations of Immortality from Recollections of Early Childhood THERE was a time when meadow, grove, and stream, The earth, and every common sight, To me did seem Apparell'd in celestial light, The glory and the freshness of a dream. 5It is not now as it hath been of yore;- Turn wheresoe'er I may, By night or day, The things which I have seen I now can see no more. The rainbow comes and goes, 10 And lovely is the rose; The moon doth with delight Look round her when the heavens are bare; Waters on a starry night Are beautiful and fair; 15 The sunshine is a glorious birth; But yet I know, where'er I go, That there hath pass'd away a glory from the earth. Now, while the birds thus sing a joyous song, And while the young lambs bound 20 As to the tabor's sound, To me alone there came a thought of grief: A timely utterance gave that thought relief, And I again am strong: The cataracts blow their trumpets from the steep; 25No more shall grief of mine the season wrong; I hear the echoes through the mountains throng, The winds come to me from the fields of sleep, And all the earth is gay; Land and sea 30 Give themselves up to jollity, And with the heart of May Doth every beast keep holiday;- Thou Child of Joy, Shout round me, let me hear thy shouts, thou happy 35 Shepherd-boy! Ye blessèd creatures, I have heard the call Ye to each other make; I see The heavens laugh with you in your jubilee; My heart is at your festival, 40 My head hath its coronal, The fulness of your bliss, I feel-I feel it all. O evil day! if I were sullen While Earth herself is adorning, This sweet May-morning, 45 And the children are culling On every side, In a thousand valleys far and wide, Fresh flowers; while the sun shines warm, And the babe leaps up on his mother's arm:- 50 I hear, I hear, with joy I hear! -But there's a tree, of many, one, A single field which I have look'd upon, Both of them speak of something that is gone: The pansy at my feet 55 Doth the same tale repeat: Whither is fled the visionary gleam? Where is it now, the glory and the dream? Our birth is but a sleep and a forgetting: The Soul that rises with us, our life's Star, 60 Hath had elsewhere its setting, And cometh from afar: Not in entire forgetfulness, And not in utter nakedness, But trailing clouds of glory do we come 65 From God, who is our home: Heaven lies about us in our infancy! Shades of the prison-house begin to close Upon the growing Boy, But he beholds the light, and whence it flows, 70 He sees it in his joy; The Youth, who daily farther from the east Must travel, still is Nature's priest, And by the vision splendid Is on his way attended; 75At length the Man perceives it die away, And fade into the light of common day. Earth fills her lap with pleasures of her own; Yearnings she hath in her own natural kind, And, even with something of a mother's mind, 80 And no unworthy aim, The homely nurse doth all she can To make her foster-child, her Inmate Man, Forget the glories he hath known, And that imperial palace whence he came. 85 Behold the Child among his new-born blisses, A six years' darling of a pigmy size! See, where 'mid work of his own hand he lies, Fretted by sallies of his mother's kisses, With light upon him from his father's eyes! 90See, at his feet, some little plan or chart, Some fragment from his dream of human life, Shaped by himself with newly-learnèd art; A wedding or a festival, A mourning or a funeral; 95 And this hath now his heart, And unto this he frames his song: Then will he fit his tongue To dialogues of business, love, or strife; But it will not be long 100 Ere this be thrown aside, And with new joy and pride The little actor cons another part; Filling from time to time his 'humorous stage' With all the Persons, down to palsied Age, 105That Life brings with her in her equipage; As if his whole vocation Were endless imitation. Thou, whose exterior semblance doth belie Thy soul's immensity; 110Thou best philosopher, who yet dost keep Thy heritage, thou eye among the blind, That, deaf and silent, read'st the eternal deep, Haunted for ever by the eternal mind,- Mighty prophet! Seer blest! 115 On whom those truths do rest, Which we are toiling all our lives to find, In darkness lost, the darkness of the grave; Thou, over whom thy Immortality Broods like the Day, a master o'er a slave, 120A presence which is not to be put by; To whom the grave Is but a lonely bed without the sense or sight Of day or the warm light, A place of thought where we in waiting lie; 125Thou little Child, yet glorious in the might Of heaven-born freedom on thy being's height, Why with such earnest pains dost thou provoke The years to bring the inevitable yoke, Thus blindly with thy blessedness at strife? 130Full soon thy soul shall have her earthly freight, And custom lie upon thee with a weight, Heavy as frost, and deep almost as life! O joy! that in our embers Is something that doth live, 135 That nature yet remembers What was so fugitive! The thought of our past years in me doth breed Perpetual benediction: not indeed For that which is most worthy to be blest- 140Delight and liberty, the simple creed Of childhood, whether busy or at rest, With new-fledged hope still fluttering in his breast:- Not for these I raise The song of thanks and praise; 145 But for those obstinate questionings Of sense and outward things, Fallings from us, vanishings; Blank misgivings of a Creature Moving about in worlds not realized, 150High instincts before which our mortal Nature Did tremble like a guilty thing surprised: But for those first affections, Those shadowy recollections, Which, be they what they may, 155Are yet the fountain-light of all our day, Are yet a master-light of all our seeing; Uphold us, cherish, and have power to make Our noisy years seem moments in the being Of the eternal Silence: truths that wake, 160 To perish never: Which neither listlessness, nor mad endeavour, Nor Man nor Boy, Nor all that is at enmity with joy, Can utterly abolish or destroy! 165 Hence in a season of calm weather Though inland far we be, Our souls have sight of that immortal sea Which brought us hither, Can in a moment travel thither, 170And see the children sport upon the shore, And hear the mighty waters rolling evermore. Then sing, ye birds, sing, sing a joyous song! And let the young lambs bound As to the tabor's sound! 175We in thought will join your throng, Ye that pipe and ye that play, Ye that through your hearts to-day Feel the gladness of the May! What though the radiance which was once so bright 180Be now for ever taken from my sight, Though nothing can bring back the hour Of splendour in the grass, of glory in the flower; We will grieve not, rather find Strength in what remains behind; 185 In the primal sympathy Which having been must ever be; In the soothing thoughts that spring Out of human suffering; In the faith that looks through death, 190In years that bring the philosophic mind. And O ye Fountains, Meadows, Hills, and Groves, Forebode not any severing of our loves! Yet in my heart of hearts I feel your might; I only have relinquish'd one delight 195To live beneath your more habitual sway. I love the brooks which down their channels fret, Even more than when I tripp'd lightly as they; The innocent brightness of a new-born Day Is lovely yet; 200The clouds that gather round the setting sun Do take a sober colouring from an eye That hath kept watch o'er man's mortality; Another race hath been, and other palms are won. Thanks to the human heart by which we live, 205Thanks to its tenderness, its joys, and fears, To me the meanest flower that blows can give Thoughts that do often lie too deep for tears.
http://www.bartleby.com/101/536.html
ОТГОЛОСКИ БЕССМЕРТИЯ ПО ВОСПОМИНАНИЯМ РАННЕГО ДЕТСТВА. ОДА.
Перевод: Григорий Кружков
I
Когда-то все ручьи, луга, леса
Великим дивом представлялись мне;
Вода, земля и небеса
Сияли, как в прекрасном сне,
И всюду мне являлись чудеса.
Теперь не то - куда ни погляжу,
Ни в ясный полдень, ни в полночной мгле,
Ни на воде, ни на земле
Чудес, что видел встарь, не нахожу.
II
Дождь теплый прошумит -
И радуга взойдет;
Стемнеет небосвод -
И лунный свет на волнах заблестит;
И тыщи ярких глаз
Зажгутся, чтоб сверкать
Там, в головокружительной дали!
Но знаю я: какой-то свет погас,
Что прежде озарял лицо земли.
III
Я слышу пение лесных пичуг,
Гляжу на скачущих ягнят,
На пестрый луг
И не могу понять, какою вдруг
Печалью я объят,
И сам себя виню,
Что омрачаю праздник, и гоню
Тень горестную прочь; -
Чтоб мне помочь,
Гремит веселым эхом водопад
И дует ветерок
С высоких гор;
Куда ни кину взор,
Любая тварь, любой росток -
Все славят май.
О, крикни громче, крикни и сломай
Лед, что печатью мне на сердце лег,
Дитя лугов, счастливый пастушок!
IV
Природы твари, баловни весны!
Я слышу перекличку голосов;
Издалека слышны
В них страстная мольба и нежный зов.
Веселый майский шум!
Я слышу, чувствую его душой.
Зачем же я угрюм
И на всеобщем празднестве - чужой?
О горе мне!
Все радуются утру и весне,
Срывая в долах свежие цветы,
Резвяся и шутя;
Смеется солнце с высоты,
И на коленях прыгает дитя; -
Для счастья нет помех!
Я вижу всё, я рад за всех…
Но дерево одно среди долин,
Но возле ног моих цветок один
Мне с грустью прежний задают вопрос:
Где тот нездешний сон?
Куда сокрылся он?
Какой отсюда вихрь его унес?
V
Рожденье наше - только лишь забвенье;
Душа, что нам дана на срок земной,
До своего на свете пробужденья
Живет в обители иной;
Но не в кромешной темноте,
Не в первозданной наготе,
А в ореоле славы мы идем
Из мест святых, где был наш дом!
Дитя озарено сияньем Божьим;
На Мальчике растущем тень тюрьмы
Сгущается с теченьем лет,
Но он умеет видеть среди тьмы
Свет радости, небесный свет;
Для Юноши лишь отблеск остается -
Как путеводный луч
Среди закатных туч
Или как свет звезды со дна колодца;
Для Взрослого уже погас и он -
И мир в потемки будней погружен.
VI
Земля несет охапками дары
Приемному сыночку своему
(И пленнику), чтобы его развлечь,
Чтобы он радовался и резвился -
И позабыл в пылу игры
Ту ангельскую речь,
Свет, что сиял ему,
И дивный край, откуда он явился.
VII
Взгляните на счастливое дитя,
На шестилетнего султана -
Как подданными правит он шутя -
Под ласками восторженной мамаши,
Перед глазами гордого отца!
У ног его листок, подобье плана
Судьбы, что сам он начертал,
Вернее, намечтал
В своем уме: победы, кубки, чаши,
Из боя - под венец, из-под венца -
На бал, и где-то там маячит
Какой-то поп, какой-то гроб,
Но это ничего не значит;
Он это все отбрасывает, чтоб
Начать сначала; маленький актер,
Он заново выучивает роли,
И всякий фарс, и всякий вздор
Играет словно поневоле -
Как будто с неких пор
Всему на свете он постигнул цену
И изучил “комическую сцену”.
Как будто жизнь сегодня и вчера
И завтра - бесконечная игра.
VIII
О ты, чей вид обманывает взор,
Тая души простор;
О зрящее среди незрячих око,
Мудрец, что свыше тайной награжден
Бессмертия, - читающий глубоко
В сердцах людей, в дали времен:
Пророк благословенный!
Могучий ясновидец вдохновенный,
Познавший всё, что так стремимся мы
Познать, напрасно напрягая силы,
В потемках жизни и во тьме могилы, -
Но для тебя ни тайны нет, ни тьмы!
Тебя Бессмертье осеняет,
И Правда над тобой сияет,
Как ясный день; могила для тебя -
Лишь одинокая постель, где, лежа
Во мгле, бессонницею мысли множа,
Мы ждем, когда рассвет блеснет, слепя;
О ты, малыш по сущности природной,
Но духом всемогущий и свободный,
Зачем так жаждешь ты
Стать взрослым и расстаться безвозвратно
С тем, что в тебе сошлось так благодатно?
Ты не заметишь роковой черты -
И взвалишь сам себе ярмо на плечи,
Тяжелое, как будни человечьи!
IX
О счастье, что в руине нежилой
Еще хранится дух жилого крова,
Что память сохраняет под золой
Живые искорки былого!
Благословенна память ранних дней -
Не потому, что это было время
Простых отрад, бесхитростных затей -
И над душой не тяготело бремя
Страстей - и вольно вдаль ее влекла
Надежда, простодушна и светла, -
Нет, не затем хвалу мою
Я детской памяти пою -
Но ради тех мгновений
Догадок смутных, страхов, озарений,
Бессмертной тайны малых, чудных крох,
Что дарит нам высокая свобода,
Пред ней же наша смертная природа
Дрожит, как вор, застигнутый врасплох; -
Но ради той, полузабытой,
Той, первой, - как ни назови -
Тревоги, нежности, любви,
Что стала нашим светом и защитой
От злобы мира, - девственно сокрытой
Лампадой наших дней;
Храни нас, направляй, лелей,
Внушай, что нашей жизни ток бурлящий -
Лишь миг пред ликом вечной тишины,
Что осеняет наши сны, -
Той истины безмолвной, но звучащей
С младенчества в людских сердцах,
Что нас томит, и будит, и тревожит;
Ее не заглушат печаль и страх,
Ни скука, ни мятеж не уничтожат.
И в самый тихий час,
И даже вдалеке от океана
Мы слышим вещий глас
Родной стихии, бьющей неустанно
В скалистый брег,
И видим тайным оком
Детей, играющих на берегу далеком,
И вечных волн скользящий мерный бег.
X
Так звонче песни пой, народ крылатый!
Пляшите на лугу
Резвей, ягнята!
Я с вами мысленно в одном кругу -
Со всеми, кто ликует и порхает,
Кто из свистульки трели выдувает,
Веселый славя май!
Пусть то, что встарь сияло и слепило,
В моих зрачках померкло и остыло,
И тот лазурно-изумрудный рай
Уж не воротишь никакою силой, -
Прочь, дух унылый!
Мы силу обретем
В том, что осталось, в том прямом
Богатстве, что вовек не истощится,
В том утешенье, что таится
В страдании самом,
В той вере, что и смерти не боится.
XI
О вы, Озера, Рощи и Холмы,
Пусть никогда не разлучимся мы!
Я ваш - и никогда из вашей власти
Не выйду; мне дано такое счастье
Любить вас вопреки ушедшим дням;
Я радуюсь бегущим вдаль ручьям
Не меньше, чем когда я вскачь пускался
С ручьями наравне,
И нынешний рассвет не меньше дорог мне,
Чем тот, что в детстве мне являлся.
Лик солнечный, склоняясь на закат,
Окрашивает облака иначе -
Задумчивей, спокойней, мягче:
Трезвее умудренный жизнью взгляд.
Тебе спасибо, сердце человечье,
За тот цветок, что ветер вдаль унес,
За всё, что в строки не могу облечь я,
За то, что дальше слов и глубже слез.
взято тут: http://magazines.russ.ru/interpoezia/2010/3/vo28.html
William Wordsworth. 1770-1850 536. Ode
Intimations of Immortality from Recollections of Early Childhood THERE was a time when meadow, grove, and stream, The earth, and every common sight, To me did seem Apparell'd in celestial light, The glory and the freshness of a dream. 5It is not now as it hath been of yore;- Turn wheresoe'er I may, By night or day, The things which I have seen I now can see no more. The rainbow comes and goes, 10 And lovely is the rose; The moon doth with delight Look round her when the heavens are bare; Waters on a starry night Are beautiful and fair; 15 The sunshine is a glorious birth; But yet I know, where'er I go, That there hath pass'd away a glory from the earth. Now, while the birds thus sing a joyous song, And while the young lambs bound 20 As to the tabor's sound, To me alone there came a thought of grief: A timely utterance gave that thought relief, And I again am strong: The cataracts blow their trumpets from the steep; 25No more shall grief of mine the season wrong; I hear the echoes through the mountains throng, The winds come to me from the fields of sleep, And all the earth is gay; Land and sea 30 Give themselves up to jollity, And with the heart of May Doth every beast keep holiday;- Thou Child of Joy, Shout round me, let me hear thy shouts, thou happy 35 Shepherd-boy! Ye blessèd creatures, I have heard the call Ye to each other make; I see The heavens laugh with you in your jubilee; My heart is at your festival, 40 My head hath its coronal, The fulness of your bliss, I feel-I feel it all. O evil day! if I were sullen While Earth herself is adorning, This sweet May-morning, 45 And the children are culling On every side, In a thousand valleys far and wide, Fresh flowers; while the sun shines warm, And the babe leaps up on his mother's arm:- 50 I hear, I hear, with joy I hear! -But there's a tree, of many, one, A single field which I have look'd upon, Both of them speak of something that is gone: The pansy at my feet 55 Doth the same tale repeat: Whither is fled the visionary gleam? Where is it now, the glory and the dream? Our birth is but a sleep and a forgetting: The Soul that rises with us, our life's Star, 60 Hath had elsewhere its setting, And cometh from afar: Not in entire forgetfulness, And not in utter nakedness, But trailing clouds of glory do we come 65 From God, who is our home: Heaven lies about us in our infancy! Shades of the prison-house begin to close Upon the growing Boy, But he beholds the light, and whence it flows, 70 He sees it in his joy; The Youth, who daily farther from the east Must travel, still is Nature's priest, And by the vision splendid Is on his way attended; 75At length the Man perceives it die away, And fade into the light of common day. Earth fills her lap with pleasures of her own; Yearnings she hath in her own natural kind, And, even with something of a mother's mind, 80 And no unworthy aim, The homely nurse doth all she can To make her foster-child, her Inmate Man, Forget the glories he hath known, And that imperial palace whence he came. 85 Behold the Child among his new-born blisses, A six years' darling of a pigmy size! See, where 'mid work of his own hand he lies, Fretted by sallies of his mother's kisses, With light upon him from his father's eyes! 90See, at his feet, some little plan or chart, Some fragment from his dream of human life, Shaped by himself with newly-learnèd art; A wedding or a festival, A mourning or a funeral; 95 And this hath now his heart, And unto this he frames his song: Then will he fit his tongue To dialogues of business, love, or strife; But it will not be long 100 Ere this be thrown aside, And with new joy and pride The little actor cons another part; Filling from time to time his 'humorous stage' With all the Persons, down to palsied Age, 105That Life brings with her in her equipage; As if his whole vocation Were endless imitation. Thou, whose exterior semblance doth belie Thy soul's immensity; 110Thou best philosopher, who yet dost keep Thy heritage, thou eye among the blind, That, deaf and silent, read'st the eternal deep, Haunted for ever by the eternal mind,- Mighty prophet! Seer blest! 115 On whom those truths do rest, Which we are toiling all our lives to find, In darkness lost, the darkness of the grave; Thou, over whom thy Immortality Broods like the Day, a master o'er a slave, 120A presence which is not to be put by; To whom the grave Is but a lonely bed without the sense or sight Of day or the warm light, A place of thought where we in waiting lie; 125Thou little Child, yet glorious in the might Of heaven-born freedom on thy being's height, Why with such earnest pains dost thou provoke The years to bring the inevitable yoke, Thus blindly with thy blessedness at strife? 130Full soon thy soul shall have her earthly freight, And custom lie upon thee with a weight, Heavy as frost, and deep almost as life! O joy! that in our embers Is something that doth live, 135 That nature yet remembers What was so fugitive! The thought of our past years in me doth breed Perpetual benediction: not indeed For that which is most worthy to be blest- 140Delight and liberty, the simple creed Of childhood, whether busy or at rest, With new-fledged hope still fluttering in his breast:- Not for these I raise The song of thanks and praise; 145 But for those obstinate questionings Of sense and outward things, Fallings from us, vanishings; Blank misgivings of a Creature Moving about in worlds not realized, 150High instincts before which our mortal Nature Did tremble like a guilty thing surprised: But for those first affections, Those shadowy recollections, Which, be they what they may, 155Are yet the fountain-light of all our day, Are yet a master-light of all our seeing; Uphold us, cherish, and have power to make Our noisy years seem moments in the being Of the eternal Silence: truths that wake, 160 To perish never: Which neither listlessness, nor mad endeavour, Nor Man nor Boy, Nor all that is at enmity with joy, Can utterly abolish or destroy! 165 Hence in a season of calm weather Though inland far we be, Our souls have sight of that immortal sea Which brought us hither, Can in a moment travel thither, 170And see the children sport upon the shore, And hear the mighty waters rolling evermore. Then sing, ye birds, sing, sing a joyous song! And let the young lambs bound As to the tabor's sound! 175We in thought will join your throng, Ye that pipe and ye that play, Ye that through your hearts to-day Feel the gladness of the May! What though the radiance which was once so bright 180Be now for ever taken from my sight, Though nothing can bring back the hour Of splendour in the grass, of glory in the flower; We will grieve not, rather find Strength in what remains behind; 185 In the primal sympathy Which having been must ever be; In the soothing thoughts that spring Out of human suffering; In the faith that looks through death, 190In years that bring the philosophic mind. And O ye Fountains, Meadows, Hills, and Groves, Forebode not any severing of our loves! Yet in my heart of hearts I feel your might; I only have relinquish'd one delight 195To live beneath your more habitual sway. I love the brooks which down their channels fret, Even more than when I tripp'd lightly as they; The innocent brightness of a new-born Day Is lovely yet; 200The clouds that gather round the setting sun Do take a sober colouring from an eye That hath kept watch o'er man's mortality; Another race hath been, and other palms are won. Thanks to the human heart by which we live, 205Thanks to its tenderness, its joys, and fears, To me the meanest flower that blows can give Thoughts that do often lie too deep for tears.
http://www.bartleby.com/101/536.html