Merdoires
На самом деле с позавчерашним горбатым Запорожцем меня кое-что связывает. Однажды я на таком ездил, правда, в качестве пассажира.
Дело было в далеком детстве в Ленинграде, Запорожец принадлежал, если я ничего не путаю, сыну подруги моей бабушки, у которой мы тогда гостили. А может, мужу. Разумеется, я не помню ни цвета машины, ни маршрута нашей поездки на ней. Помню только, что в этот крохотный автомобильчик нас набилась целая уйма народу, и было жутко тесно, душно, неудобно и громко.
Подруга бабушки - это та самая тетя Аня, на даче у которой мы жили в Эстонии - моя история про скейт как раз оттуда. С ее внуком Алешей мы были в то время очень дружны, я над ним все время издевался и часто пугал, рассказывая какие-нибудь страшилки. Это ему я писал письмо, к которому прикладывал чертеж парового автомобиля.
Из наших поездок в Ленинград я вообще мало что помню, а их было, кажется, больше одной. Вспоминается разве что темноватая квартира с эркером, в которой постоянно сильно пахло лекарствами. Квартира была в доме на Большой Морской, где-то недалеко от центрального офиса Северо-Западного Телекома, куда я ездил как-то раз в командировку уже в сознательном возрасте.
Однако помимо образа этой квартиры, еще два эпизода всплывают в памяти. Я их уже рассказывал remainin с Аней на Родосе, поэтому будет даже несправедливо, если я не поделюсь ими и со всеми вами.
В одном эпизоде в прекрасный солнечный день я вышагиваю по какому-то парапету, а рядом по тротуару идет отец. "Осторожно, Сашок!" - вдруг громко произносит он. - "Не наступи в какашки!" "А, что? Какие какашки, где?" - мотаю головой я и тут же наступаю прямо в большую кучу дерьма.
Во втором эпизоде мне приспичило в туалет, и отец ведет меня в общественный сортир где-то в центре. Как и в любом общественном сортире, там самый натуральный срач. Кафельный пол по всей площади покрыт сантиметровым слоем жижи, состоящей преимущественно из фекалий и уличной грязи. Я одет в нарядный светлый бежевый плащик. "Осторожно, Сашок!" - предупреждает отец. - "Тут скользко, не упади".
Разумеется, сделав пару шагов по направлению к кабинке, я поскальзываюсь и шлепаюсь на пол, своим нарядным плащиком прямо в эту жижу.
Надо сказать, что вообще все наиболее яркие воспоминания детства у меня связаны с какашками. Не знаю, почему так, но это наверняка наложило (прощу прощения за каламбур ("Вы нас каламбуром, а мы вас бурым калом!" - как говаривал мой дядя)) свой отпечаток на формирование моей личности.
Например, мое самое раннее воспоминание - о том, как я стою в манеже, вернее, в деревянной кроватке с перилами, на даче в Родниках, в дальней комнате. Сколько мне, год? Полтора? Я не знаю, до какого возраста детей держат в манеже. В общем, я стою там, в этом манеже, и я только что обкакался. Накакал прямо на пеленку и потом наступил туда своей голой ногой. Жду, когда придут взрослые.
Дело было в далеком детстве в Ленинграде, Запорожец принадлежал, если я ничего не путаю, сыну подруги моей бабушки, у которой мы тогда гостили. А может, мужу. Разумеется, я не помню ни цвета машины, ни маршрута нашей поездки на ней. Помню только, что в этот крохотный автомобильчик нас набилась целая уйма народу, и было жутко тесно, душно, неудобно и громко.
Подруга бабушки - это та самая тетя Аня, на даче у которой мы жили в Эстонии - моя история про скейт как раз оттуда. С ее внуком Алешей мы были в то время очень дружны, я над ним все время издевался и часто пугал, рассказывая какие-нибудь страшилки. Это ему я писал письмо, к которому прикладывал чертеж парового автомобиля.
Из наших поездок в Ленинград я вообще мало что помню, а их было, кажется, больше одной. Вспоминается разве что темноватая квартира с эркером, в которой постоянно сильно пахло лекарствами. Квартира была в доме на Большой Морской, где-то недалеко от центрального офиса Северо-Западного Телекома, куда я ездил как-то раз в командировку уже в сознательном возрасте.
Однако помимо образа этой квартиры, еще два эпизода всплывают в памяти. Я их уже рассказывал remainin с Аней на Родосе, поэтому будет даже несправедливо, если я не поделюсь ими и со всеми вами.
В одном эпизоде в прекрасный солнечный день я вышагиваю по какому-то парапету, а рядом по тротуару идет отец. "Осторожно, Сашок!" - вдруг громко произносит он. - "Не наступи в какашки!" "А, что? Какие какашки, где?" - мотаю головой я и тут же наступаю прямо в большую кучу дерьма.
Во втором эпизоде мне приспичило в туалет, и отец ведет меня в общественный сортир где-то в центре. Как и в любом общественном сортире, там самый натуральный срач. Кафельный пол по всей площади покрыт сантиметровым слоем жижи, состоящей преимущественно из фекалий и уличной грязи. Я одет в нарядный светлый бежевый плащик. "Осторожно, Сашок!" - предупреждает отец. - "Тут скользко, не упади".
Разумеется, сделав пару шагов по направлению к кабинке, я поскальзываюсь и шлепаюсь на пол, своим нарядным плащиком прямо в эту жижу.
Надо сказать, что вообще все наиболее яркие воспоминания детства у меня связаны с какашками. Не знаю, почему так, но это наверняка наложило (прощу прощения за каламбур ("Вы нас каламбуром, а мы вас бурым калом!" - как говаривал мой дядя)) свой отпечаток на формирование моей личности.
Например, мое самое раннее воспоминание - о том, как я стою в манеже, вернее, в деревянной кроватке с перилами, на даче в Родниках, в дальней комнате. Сколько мне, год? Полтора? Я не знаю, до какого возраста детей держат в манеже. В общем, я стою там, в этом манеже, и я только что обкакался. Накакал прямо на пеленку и потом наступил туда своей голой ногой. Жду, когда придут взрослые.