Критика, поощрение и личный пример...
В поисках чего в принципе находится человек? В поисках чего-то более совершенного, чем он сам. Но человек чаще видит негативные примеры. Это провоцирует не лучшие его свойства, которых по самому принципу устройства в человеке больше.
Если допустим человека просто стимулировать похвалами, становится от этого лучше? Только до определенного момента. А если критиковать? И здесь всё хорошо в меру.
Ни критика, ни похвала, не дает такого толчка, как личный пример. Причем, не в теории, а на практике.
Человек в поисках сбалансированной, здоровой модели. Матрицы, которую можно апробировать на себе и вычленить приемлемое. Но всё будет использовано в пределах понимания и убеждений.
Чтобы хотелось быть совершеннее, нужно достаточное количество подобных примеров.
Способна ли среда в наше время порождать что-то подобное в достаточных количествах?
Правило "акция-реакция" редко дает положительные результаты, а провоцирует на обратное.
Кнут и пряник - средство, которое устарело, черное и белое, жизнь и смерть, слишком кардинально.
Что взамен?
Кто-то скажет - любовь. Но под любовью некоторые подразумевают что-то крайне специфичное. Иногда, принцип бесконечного поощрения, приятия в любом виде. Но на самом деле они хотят, чтобы их наказали…Но нужно понять, и наказать так... а если не так, то...
Вспоминается один эпизод из американского кино. Прибегает маниак к матери, чтобы повиниться, рыдает, и говорит: Мама я убил человека.
Мама в ответ: Ничего сынок, всё будет хорошо.
Сын ей: Мама, ты не понимаешь, я человека убил, жестоко убил, и не одного…
Мама блаженно улыбаясь: Я всё понимаю. Но это ничего, каждый может ошибиться.
- Мама, я не ошибся, я людей убиваю, и ничего не могу с собой поделать, ты ничего не хочешь мне сказать по этому поводу? Ты не осуждаешь меня?
- Как же я могу тебя осуждать, ты же мой сын, я тебя люблю.
Тут сын берет маму на руки, и несет через комнату.
- Мамы, а если бы я тебя убил, ты была бы так же спокойна? Ты бы меня любила?
- Я не верю в такое, я же твоя мать, ты же любишь меня…
Ну, в общем, сынок открывает балконную дверь и выкидывает маму с балкона…
Это крайний случай…
Но в обществе, где присвоение общей государственной собственности в особо крупных размерах называется ошибкой, пахнет тем же…
Всё игра? Но что же тогда всерьез?
Если современного человека поставить перед выбором: жизнь, но с отречением от своих идеалов, или же мучительная смерть при сохранении преданности своим каким-то идеалам, вероятнее всего, он выберет жизнь. Но ведь известно: и первые христиане, и первые мусульмане были настолько одержимы, что оставались преданными своим идеалам или просто данному честному слову и в руках палача. Можно представить себе то, насколько уровень их пассионарности был выше нашего. Различие между ними и нами заключается в том, что, соприкасаясь с одними и теми же заповедями, относимся мы к ним по-разному. Первые христиане им следовали неукоснительно, а мы лишь воспринимаем не более, чем информацию. Для них понятия «преданность идеалу» и «жизнь» находились в неразрывной связи, для нас прикосновение к идеалу - всего лишь возможность уйти от повседневности. Для них служение Богу было жизнью (служишь Богу, значит, живешь), для нас оно представляется лишь действом.
Для первых христиан смерть была важнее жизни. Собственно, вся их жизнь была подготовкой к смерти, точнее, к загробной жизни.
Для христиан средних веков честь стала важнее жизни.
Для нас важнее жизни ничего нет, этой реальной жизни, которой мы живем.
Таким образом, отношение людей данного этноса к жизни и смерти характеризуется уровнем пассионарности, которым обладает этническая система. Чем выше уровень пассионарности, тем большее место в жизни человека занимает идеология, которой он служит. По мере падения пассионарного напряжения этнической системы идеология все более вырождается в культуру. Для прихожан, да и для самих священнослужителей служба в храме все более превращается в театральное действо. На примере католичества это проявляется особенно наглядно. В храмах организуются всевозможные диспуты и даже увеселительные мероприятия. Возможно, в наших церквях подобные мероприятия тоже были бы уместны. По крайней мере, можно быть уверенным, что в храме никто не посмел бы совращать молодежь ни водкой, ни, тем более, наркотиками. Впрочем, даже люди средневековья вполне допускали элементы светской театральности в храме. Единственным условием при этом было требование искренности.
Если допустим человека просто стимулировать похвалами, становится от этого лучше? Только до определенного момента. А если критиковать? И здесь всё хорошо в меру.
Ни критика, ни похвала, не дает такого толчка, как личный пример. Причем, не в теории, а на практике.
Человек в поисках сбалансированной, здоровой модели. Матрицы, которую можно апробировать на себе и вычленить приемлемое. Но всё будет использовано в пределах понимания и убеждений.
Чтобы хотелось быть совершеннее, нужно достаточное количество подобных примеров.
Способна ли среда в наше время порождать что-то подобное в достаточных количествах?
Правило "акция-реакция" редко дает положительные результаты, а провоцирует на обратное.
Кнут и пряник - средство, которое устарело, черное и белое, жизнь и смерть, слишком кардинально.
Что взамен?
Кто-то скажет - любовь. Но под любовью некоторые подразумевают что-то крайне специфичное. Иногда, принцип бесконечного поощрения, приятия в любом виде. Но на самом деле они хотят, чтобы их наказали…Но нужно понять, и наказать так... а если не так, то...
Вспоминается один эпизод из американского кино. Прибегает маниак к матери, чтобы повиниться, рыдает, и говорит: Мама я убил человека.
Мама в ответ: Ничего сынок, всё будет хорошо.
Сын ей: Мама, ты не понимаешь, я человека убил, жестоко убил, и не одного…
Мама блаженно улыбаясь: Я всё понимаю. Но это ничего, каждый может ошибиться.
- Мама, я не ошибся, я людей убиваю, и ничего не могу с собой поделать, ты ничего не хочешь мне сказать по этому поводу? Ты не осуждаешь меня?
- Как же я могу тебя осуждать, ты же мой сын, я тебя люблю.
Тут сын берет маму на руки, и несет через комнату.
- Мамы, а если бы я тебя убил, ты была бы так же спокойна? Ты бы меня любила?
- Я не верю в такое, я же твоя мать, ты же любишь меня…
Ну, в общем, сынок открывает балконную дверь и выкидывает маму с балкона…
Это крайний случай…
Но в обществе, где присвоение общей государственной собственности в особо крупных размерах называется ошибкой, пахнет тем же…
Всё игра? Но что же тогда всерьез?
Если современного человека поставить перед выбором: жизнь, но с отречением от своих идеалов, или же мучительная смерть при сохранении преданности своим каким-то идеалам, вероятнее всего, он выберет жизнь. Но ведь известно: и первые христиане, и первые мусульмане были настолько одержимы, что оставались преданными своим идеалам или просто данному честному слову и в руках палача. Можно представить себе то, насколько уровень их пассионарности был выше нашего. Различие между ними и нами заключается в том, что, соприкасаясь с одними и теми же заповедями, относимся мы к ним по-разному. Первые христиане им следовали неукоснительно, а мы лишь воспринимаем не более, чем информацию. Для них понятия «преданность идеалу» и «жизнь» находились в неразрывной связи, для нас прикосновение к идеалу - всего лишь возможность уйти от повседневности. Для них служение Богу было жизнью (служишь Богу, значит, живешь), для нас оно представляется лишь действом.
Для первых христиан смерть была важнее жизни. Собственно, вся их жизнь была подготовкой к смерти, точнее, к загробной жизни.
Для христиан средних веков честь стала важнее жизни.
Для нас важнее жизни ничего нет, этой реальной жизни, которой мы живем.
Таким образом, отношение людей данного этноса к жизни и смерти характеризуется уровнем пассионарности, которым обладает этническая система. Чем выше уровень пассионарности, тем большее место в жизни человека занимает идеология, которой он служит. По мере падения пассионарного напряжения этнической системы идеология все более вырождается в культуру. Для прихожан, да и для самих священнослужителей служба в храме все более превращается в театральное действо. На примере католичества это проявляется особенно наглядно. В храмах организуются всевозможные диспуты и даже увеселительные мероприятия. Возможно, в наших церквях подобные мероприятия тоже были бы уместны. По крайней мере, можно быть уверенным, что в храме никто не посмел бы совращать молодежь ни водкой, ни, тем более, наркотиками. Впрочем, даже люди средневековья вполне допускали элементы светской театральности в храме. Единственным условием при этом было требование искренности.