Сологуб Ф. Творимая легенда. Кн. 2. М., "Художественная литература", 1991. (Забытая книга).
Непреложный закон нашего познания в том, что совершенно противоположное - тождественно. Если мы противополагаем Дьявола Богу и если противоположение наше верно, т. е. все в одном имеет устремление прямо противоположное устремлениям в другом, то мы неизбежно придем, внимательно анализируя два противоположенные понятия, к признанию их совершенной тождественности. Подобно тому, как два разноименных электрических тока соединяются в ярком озарении света и в их белом единстве уничтожается их былое разъединение, так и два совершенно противоположные существа в неожиданном сплетении своих свойств обнаруживают свою единую природу.
Познаем, что Бог и Дьявол - одно и то же. Демонические силы, обставшие человека, многообразные принимали на себя личины. Являлись они и стихийными духами, и образами отживших облекались, были демонами местностей, границ, деяний и свойств человеческих. Были боги и герои, ангелы и демоны. Были почитаемы иногда, и иногда презираемы, отвергаемы и забываемы. Языческие боги обращались в христианских чертей. Были они добрые и злые, умные и глупые, сильные и слабые. Жили-были.
А может быть, и не были никогда. Может быть, это Я их измыслил,- и стали они для меня, маленького и робкого, более реальными, чем Я, единственный и вечный, создавший все, пребывающий во всем.
Моя верховная Воля
Не знает внешней цели.
Зачем же Адонаи
Замыслил измену?
Адонаи
Взошел на престолы,
Адонаи
Требует себе поклонения,
И наша слабость,
Земная слабость
Алтари ему воздвигла.
Но всеблагий Люцифер с нами,
Пламенное дыхание свободы,
Пресвятой свет познанья,
Люцифер с нами,
И Адонаи,
Бог темный и мстящий.
Будет низвергнут
И развенчан
Ангелами, Люцифер, твоими,
Вельзевулом и Молохом.
Но Человек, маленький и робкий, не может прожить без кумира. Молится. Преклоняется. Кучится в стадо...
В мантии серой,
С потупленным взором,
Печальный и бледный,
Предстал Абадонна.
Он считает и плачет,
Он считает Твои, о, брат Мой,
Рабские поклоны.
Безмолвный,
Он тайно вещает
Мой завет:
- Мой брат,
Пойми:
Ты - Я.
Восстань!
Ты - Я,
Сотворивший
Оба неба,-
И небо Адонаи,
И небо Люцифера.
Адонаи сжигает
И требует поклоненья,
Люцифер светит,
И не ждет даже признанья.
Вот что, безмолвный,
Тайно вещает
Абадонна.
Вечные противники взвешены Мною. И рассеялись, растаяли мгновенным туманом притязания на господство надо Мною. Только Я и не-Я,- Я, Человек, единый и вечный, и не-Я, демоническая сила, враждебная Мне, насколько она выдает себя за благую и потому требует себе поклонения, и помогающая Мне, когда она прельщает меня и соблазняет меня соблазнами земных прельщений. Или и тогда враждебная? И, может быть, и в этой схеме есть неточность?
Да, есть, да и должна быть. Такова природа человеческого познания, что всякая истина полярно расщепляется на Да и Нет. Взвесив первые противоположности,- Бог и Дьявол, Добро и Зло, Закон и Дерзновение, роковая власть случайного Ягве с его случайным Эммануилом (Айса) и роковая Моя Свобода-Необходимость (Ананке), взвесим и вторые противоположности,- Я и не-Я, вечный Эрос и его вечная Психея.
Но все и во всем только Я. И не Я ли создал силы, земные, Мои,- и не Мои, демонические?
Когда Человек прозреет,- когда Спящий проснется,- когда Мертвые восстанут,- когда новые небеса раскроются над новою землею,- о, брат Мой! о, сестра Моя! верите ли вы в это? - когда померкнет злой Змий, тогда придете вы ко Мне, тогда поймете вы великий закон Моего единения в тождестве совершенных противоположностей. И истлеют, и спадут земные, призрачные личины,- и под земными личинами единый засияет Лик,- Мое вечное лицо. И, сгорая сгорят демоны и боги, злые и добрые,- сгорая сгорят
Улыбаешься, и говоришь:
- Глупые сказки! Я - Иоанн, и жена моя - Мария. Вот там родственники и друзья наши,- Лазарь и Марфа, и другая Мария, и третья. И Лука. И Клеопа. И других так много. И все разные. И на том свете будем разными. Лука любит лук, а Клеопа - персики.
И вижу в твоих глазах огонь дьявольской насмешки. Узнаю старого, злого врага. Дьявольский соблазн, не тот детский, которым Адам был пойман и Эммануил искушаем не совсем удачно,- вечный, роковой соблазн разъединения. Дьявол смеется надо Мною, лепит злые, искаженные хари, и отводит Мои глаза.
- Вот,- говорит он,- Лука, а вот Клеопа, а где же ты?
Где же Я?
Так, третья и последняя предо мной раскрывается противоположность: необходимое единство Мое - и злобное, случайное Мое разъединение.
Я говорю:
- Брат Мой! Сестра Моя! Познайте Меня! Придите ко Мне! Любите Меня! Поймите, что между Мною и тобою нет разницы, нет границы, нет разделения.
Но Дьявол прячется под уродливыми, слепленными им харями, и визжит, и хохочет, и гнусные придумывает слова, издеваясь над Моею верою, над Моим откровением, над Моим страстным зовом. Тысячеголосый вой подъемлет он вокруг Меня, и дразнит Меня миллионами красных языков, покрытых бешеною слюною. Вопит под неисчислимостью уродливых масок.
- Ты - глупый и смешной, Иван Иваныч!
- Я лучше тебя.
- Я здесь самый главный, а не ты.
- У меня больше денег, чем у тебя.
- У меня есть любовница, очень дорогая.
- Может быть, и ты хочешь быть таким же хорошим, как я? Ну, что же, состязайся.
- Жизнь - борьба. Кривляются, орут. Ну вас к чорту!
Да они от чорта и есть. Их чортом не испугаешь. Разве вы не видите, какие они плоские и серые? Все черти - плоские и серые.
Все люди - неужели все? - плоски и серы. Люди - черти. Неужели и вправду черти?
Да, насколько они - не-Я.
Дьявольскую злобу питают они друг к другу. Они придумывают один о другом страшные, тяжелые, черные слова, которые прожигают душу до дыр. Они куют цепи, тяжкие, как свинец смерти, и липкие, как мерзкая паутина злого паука. Они берут в свои руки того, кто случайно слаб, и бьют его, долго и беспощадно, и тешатся криками, слезами, стонами избиваемого. Подойдут, усмехнутся,- и плюнут в глаза. В глаза привязанного к столбу. Повалят на землю, и ногами, обутыми в тяжелые сапоги, пляшут на груди поверженного, пока не сломаются ребра. Девушку поймают на площади, оголят, нагайками бьют, живот разорвут, до смерти замучат. Загонят людей в дом, и сожгут. И пляшут вокруг пожарища, внимая дикому вою сожигаемых.
Какая адская мука - гореть живьем в дьявольском огне земного мучительства!
Кто же мучительствует? Человек или Дьявол?
Человек человеку - Дьявол.
Полностью здесь
Познаем, что Бог и Дьявол - одно и то же. Демонические силы, обставшие человека, многообразные принимали на себя личины. Являлись они и стихийными духами, и образами отживших облекались, были демонами местностей, границ, деяний и свойств человеческих. Были боги и герои, ангелы и демоны. Были почитаемы иногда, и иногда презираемы, отвергаемы и забываемы. Языческие боги обращались в христианских чертей. Были они добрые и злые, умные и глупые, сильные и слабые. Жили-были.
А может быть, и не были никогда. Может быть, это Я их измыслил,- и стали они для меня, маленького и робкого, более реальными, чем Я, единственный и вечный, создавший все, пребывающий во всем.
Моя верховная Воля
Не знает внешней цели.
Зачем же Адонаи
Замыслил измену?
Адонаи
Взошел на престолы,
Адонаи
Требует себе поклонения,
И наша слабость,
Земная слабость
Алтари ему воздвигла.
Но всеблагий Люцифер с нами,
Пламенное дыхание свободы,
Пресвятой свет познанья,
Люцифер с нами,
И Адонаи,
Бог темный и мстящий.
Будет низвергнут
И развенчан
Ангелами, Люцифер, твоими,
Вельзевулом и Молохом.
Но Человек, маленький и робкий, не может прожить без кумира. Молится. Преклоняется. Кучится в стадо...
В мантии серой,
С потупленным взором,
Печальный и бледный,
Предстал Абадонна.
Он считает и плачет,
Он считает Твои, о, брат Мой,
Рабские поклоны.
Безмолвный,
Он тайно вещает
Мой завет:
- Мой брат,
Пойми:
Ты - Я.
Восстань!
Ты - Я,
Сотворивший
Оба неба,-
И небо Адонаи,
И небо Люцифера.
Адонаи сжигает
И требует поклоненья,
Люцифер светит,
И не ждет даже признанья.
Вот что, безмолвный,
Тайно вещает
Абадонна.
Вечные противники взвешены Мною. И рассеялись, растаяли мгновенным туманом притязания на господство надо Мною. Только Я и не-Я,- Я, Человек, единый и вечный, и не-Я, демоническая сила, враждебная Мне, насколько она выдает себя за благую и потому требует себе поклонения, и помогающая Мне, когда она прельщает меня и соблазняет меня соблазнами земных прельщений. Или и тогда враждебная? И, может быть, и в этой схеме есть неточность?
Да, есть, да и должна быть. Такова природа человеческого познания, что всякая истина полярно расщепляется на Да и Нет. Взвесив первые противоположности,- Бог и Дьявол, Добро и Зло, Закон и Дерзновение, роковая власть случайного Ягве с его случайным Эммануилом (Айса) и роковая Моя Свобода-Необходимость (Ананке), взвесим и вторые противоположности,- Я и не-Я, вечный Эрос и его вечная Психея.
Но все и во всем только Я. И не Я ли создал силы, земные, Мои,- и не Мои, демонические?
Когда Человек прозреет,- когда Спящий проснется,- когда Мертвые восстанут,- когда новые небеса раскроются над новою землею,- о, брат Мой! о, сестра Моя! верите ли вы в это? - когда померкнет злой Змий, тогда придете вы ко Мне, тогда поймете вы великий закон Моего единения в тождестве совершенных противоположностей. И истлеют, и спадут земные, призрачные личины,- и под земными личинами единый засияет Лик,- Мое вечное лицо. И, сгорая сгорят демоны и боги, злые и добрые,- сгорая сгорят
Улыбаешься, и говоришь:
- Глупые сказки! Я - Иоанн, и жена моя - Мария. Вот там родственники и друзья наши,- Лазарь и Марфа, и другая Мария, и третья. И Лука. И Клеопа. И других так много. И все разные. И на том свете будем разными. Лука любит лук, а Клеопа - персики.
И вижу в твоих глазах огонь дьявольской насмешки. Узнаю старого, злого врага. Дьявольский соблазн, не тот детский, которым Адам был пойман и Эммануил искушаем не совсем удачно,- вечный, роковой соблазн разъединения. Дьявол смеется надо Мною, лепит злые, искаженные хари, и отводит Мои глаза.
- Вот,- говорит он,- Лука, а вот Клеопа, а где же ты?
Где же Я?
Так, третья и последняя предо мной раскрывается противоположность: необходимое единство Мое - и злобное, случайное Мое разъединение.
Я говорю:
- Брат Мой! Сестра Моя! Познайте Меня! Придите ко Мне! Любите Меня! Поймите, что между Мною и тобою нет разницы, нет границы, нет разделения.
Но Дьявол прячется под уродливыми, слепленными им харями, и визжит, и хохочет, и гнусные придумывает слова, издеваясь над Моею верою, над Моим откровением, над Моим страстным зовом. Тысячеголосый вой подъемлет он вокруг Меня, и дразнит Меня миллионами красных языков, покрытых бешеною слюною. Вопит под неисчислимостью уродливых масок.
- Ты - глупый и смешной, Иван Иваныч!
- Я лучше тебя.
- Я здесь самый главный, а не ты.
- У меня больше денег, чем у тебя.
- У меня есть любовница, очень дорогая.
- Может быть, и ты хочешь быть таким же хорошим, как я? Ну, что же, состязайся.
- Жизнь - борьба. Кривляются, орут. Ну вас к чорту!
Да они от чорта и есть. Их чортом не испугаешь. Разве вы не видите, какие они плоские и серые? Все черти - плоские и серые.
Все люди - неужели все? - плоски и серы. Люди - черти. Неужели и вправду черти?
Да, насколько они - не-Я.
Дьявольскую злобу питают они друг к другу. Они придумывают один о другом страшные, тяжелые, черные слова, которые прожигают душу до дыр. Они куют цепи, тяжкие, как свинец смерти, и липкие, как мерзкая паутина злого паука. Они берут в свои руки того, кто случайно слаб, и бьют его, долго и беспощадно, и тешатся криками, слезами, стонами избиваемого. Подойдут, усмехнутся,- и плюнут в глаза. В глаза привязанного к столбу. Повалят на землю, и ногами, обутыми в тяжелые сапоги, пляшут на груди поверженного, пока не сломаются ребра. Девушку поймают на площади, оголят, нагайками бьют, живот разорвут, до смерти замучат. Загонят людей в дом, и сожгут. И пляшут вокруг пожарища, внимая дикому вою сожигаемых.
Какая адская мука - гореть живьем в дьявольском огне земного мучительства!
Кто же мучительствует? Человек или Дьявол?
Человек человеку - Дьявол.
Полностью здесь