А.И. Попов СОЦИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА НАПОЛЕОНА В РОССИИ 1812 ГОДА
Сами участники русского похода 1812 г., а затем и его исследователи
не раз задавались вопросом, почему Наполеон не провозгласил отмену
крепостного права в России, как он это сделал ранее в ряде европейских
государств. Несмотря на то, что участники войны и историки называли
несколько причин отказа императора от данного шага, вопрос этот по-прежнему вызывает живой интерес читателей и имеет некий налет загадочности. По нашему же мнению, ничего особо таинственного в этом
вопросе нет, и его, в принципе, можно считать решенным. http://annuaire-fr.narod.ru/statji/FE2012/Popov.pdf
8 августа Богарне ответил императору основательным меморандумом, в котором рассказал «о степени важности, которую может иметь для французской армии восстание крестьян». По его словам, волнения крестьян охватили белорусские и русские земли бывшей Речи Посполитой. Это было вызвано тяжелым угнетением, обостренным переходом этих земель под власть России. Положение крестьян ухудшилось; свободных некогда мещан переименовали в крестьян. Крестьяне хотели бы знать, что несет им новая власть. Они требуют хотя бы тех прав, которые дала польским крестьянам конституция герцогства Варшавского. Они уверяют, что в таком случае «вспыхнет всеобщее восстание даже в России». Жители белорусских городов хотели бы восстановить утерянные при русском правлении привилегии. «Восстановление этих привилегий произведет у буржуазии еще одну революцию в пользу французской армии, и это побудит их жертвовать всем ради достижения успеха». Очевидно, что в состоянии экзальтации местного населения «надежда возвратить эти привилегии, основанная на нескольких обещаниях, данных со стороны Вашего Величества, вызовет выгодные последствия, как в областях, которые войска уже заняли, так и в тех, к которым они близки». Fabry G. 1812. Campagne de Russie. T. 3. P., 1903. P. 205-06, 431, 432-33. 10 августа Богарне сообщили, что крестьяне с радостью бы приветствовали приход французов, но того же нельзя сказать о помещиках (Fabry G. Op. cit. Т. 3. Р. 436).
В своей речи к сенату 20 декабря 1812 г. Наполеон так объяснял свою позицию: «Я мог бы поднять против нее большую часть ее собственного населения, провозгласив освобождение рабов... Но когда я узнал грубость нравов этого многочисленного класса русского народа, я отказался от этой меры, которая обрекла бы множество семейств на смерть, разграбление и самые страшные муки»{Де Бодю пересказал эту речь так: Наполеон заявил, что «он мог бы использовать революционную армию в этой стране, но что он не захотел этого сделать по причине ужасных несчастий, которые стали бы результатом этого при населении столь варварском (une population aussi barbare)» (De Baudus. Ор. Cit. Р. 414).}. Сегюр считал, что император потому отверг предложения отменить крепостное право, что «у варварского народа и свобода варварская, и она превращалась в необузданную, ужасную распущенность! Это показали раньше бывшие отдельные возмущения. Русские дворяне погибли бы, как колонисты на Сан-Доминго во время восстания негров. Такое опасение взяло верх в мыслях Наполеона; это выразилось в том, что он решил не стараться поднимать движение, которое он не в состоянии был бы урегулировать». Сегюр имел в виду «возмущения», произошедшие в Витебской губернии, о которых Пасторе писал: «В стране царил самый крайний беспорядок, распространяемый восстанием крестьян, убежденных... что свобода, о которой шла речь, состоит именно в безудержном произволе»30. 30 Corr. 19389; De Baudus M. Op. cit. T. 1. P. 414; Сегюр Ф.П. Указ. соч. С. 83. 27 июля генерал Ж.Д. Компан писал своей супруге из Могилева об ужасной забитости и невежестве белорусских крестьян, которые «только и ищут случая, чтобы разграбить поместья. Эти жалкие крепостные во сто раз более грязны, чем свиньи во Франции, но грабят они великолепно» (Ternaux-Compans Н. Le général Compans. P., 1912. P. 160-161).
Однако, все высказывания участников похода однозначно свидетельствуют, что от идеи освобождения крестьян Наполеона оттолкнул именно «беспредел» мужицкого бунта, который обладал лишь бездумной разрушительной силой и был не способен на что-либо конструктивное. Как человек политический, Наполеон понимал, что любая война должна завершиться миром, но с кем бы он стал его заключать, если бы в России воцарился хаос, анархия, безначалие? Он вовсе не собирался становиться вождем крестьянского бунта и увязать на многие годы в российских делах,«имея за плечами» «кровоточащую» Испанию и таких ненадежных союзников, как Австрия и Пруссия. Он, действительно, был уже не революционным генералом, а монархом.
Народные массы России действительно предотвратили попытку Наполеона отменить крепостное право, но не потому, что якобы «с первых дней войны боролись с интервентами», а потому, что продемонстрировали ему страшный, необузданный, жестокий характер русского бунта, поразивший даже видавшего виды революционного генерала. Именно в этом состояла «темнота» и «нецивилизованность» русского крестьянства, виною чему было, разумеется, архаичное крепостное право. Отменив последнее, Наполеон не мог в одночасье цивилизовать русского мужика. Не мог этого сделать даже сам Кутузов, в чем он прямо признавался Лористону, а увязать в российских проблемах на многие годы Наполеон, разумеется, не собирался.
В июле произошел разговор французского генерала с русским парламентером В. Левенштерном. Последний писал: «Себастиани хотел убедить меня в том, что в России умы давно уже волнуются. Из этого было видно, как мало ему был знаком дух нашего народа, и как велика была ошибка Наполеона, когда он думал, что русские будут способствовать его видам и намерениям. Предполагая дать русскому народу свободу, он не подумал о том, что народ не имел ясного представления об этом слове. Русские не желают перемены: их преданность императору внушается им религией и тесно связана с их преданностью старинным обычаям.»
Следовательно, все дело в том, что по политическим соображениям Наполеон отказался от данного шага. Как говорится, noblesse oblige: встав в ряды европейских монархов, «выскочка» Наполеон был вынужден с особой щепетильностью соблюдать «правила игры», принятые в сановном кругу легитимных монархов. Подобно тому, как Наполеон в своих стратегических маневрах был «загнан в угол» отступательной тактикой Барклая-Кутузова, так и в плане «социальной пропаганды» он был скован своими политическими расчетами.
Подведем итоги. Наполеон, его генералы, офицеры и даже солдаты прекрасно знали «ахиллесову пяту» колосса Российской империи. Поначалу казалось, что это важная «козырная карта» в борьбе с Александром. В Витебской губернии был даже «запущен пробный шар», т. е. издана некая прокламация. Но уже этот эксперимент, а затем и последовавшие бунты в самой России наглядно показали «беспредел» и неуправляемость мужицкого бунта. К тому же возможности антикрепостнической агитации стали сужаться по мере развертывания русскими религиозной пропаганды. Как «новоиспеченный» монарх с «весьма сомнительным прошлым», Наполеон понимал, что ему не к лицу разыгрывать роль революционера. Но самая главная причина его отказа официально провозгласить отмену крепостного права в коренной России заключалась в том, что ему нужен был «мир во что бы то ни стало», который он мог заключить только с российским императором, но никак не со взбунтовавшимися крестьянами.
Выделенным шрифтом обозначена мысль, что куда бы русские ни пришли, они всегда с собой приносят угнетение, бесправие, нищету и грязь.