Дедовщина
Об армейской дедовщине написано много. Очень много. И очень плохо. В том смысле, что все пишут о дедовщине, как о чем-то плохом. И это правильно. Но как-то так получилось, что это явление помогло мне, да еще как, не умереть с голода в первые дни моего пребывания в полку.
Сначала, после призыва, меня поместили в карантинную клетку. Это не образное выражение, - майор, забравший нас с призывного пункта в так называемый «водительский карантин», в самом деле, запер нас в клетке оружейной, поскольку «нас там не ждали». Просидевши в клетке несколько часов, мы были выпущены нашим первым командиром.
Жизнь в карантине мне понравилась бы, не будь она такой скучной. Водители чем-то занимались, а мы - семь механиков-водителей - были предоставлены, в основном, самим себе. Поэтому мы, чаще всего, ошивались на кухне и чего-нибудь жевали.
И вот, наконец, нас распределили по полкам. Я попал не скажу в какой полк, никогда не догадаетесь, какой дивизии, но пушки нашего полка всегда сопровождали дивизионные танки.
И вот первое утро в казарме, ставшей мне домом на два года (прости меня, дом, за эти слова). Сначала нас выгнали на зарядку. Отбежав от крыльца метров двести в лес, мои однополчане остановились покурить, заявив, что я, как молодой воин, должен продолжать бег, чтобы стать настоящим солдатом. Они, видимо, уже давно ими стали. Поэтому курить мне пришлось на пятнадцать метров дальше в гордом одиночестве.
Изрядно проголодавшись после такой зарядки, я, к счастью, попал в столовую. Счастье мое было недолгим. На столах нас поджидал черствый хлеб, по одному кусочку масла на брата и что-то непонятное в кастрюле. Кажется, это «что-то» кто-то уже не так давно ел.
И тут смотрю - из-за соседнего стола поднимается молодой воин, прослуживший всего полгода, берет тарелку, идет с нею к хлеборезу и возвращается с приличной горкой масла и свежайшего (это даже с расстояния видно) белого хлеба.
Опаньки! А я что? Я тоже хочу!
Беру тарелку, иду по тому же маршруту, протягиваю хлеборезу:
- Дай свежего хлеба с маслом.
Тот спокойно накладывает мне гору снеди и спрашивает:
- Кому?
- Себе, - отвечаю я.
Тот на меня как-то странно посмотрел, а я вернулся к столу, поставил тарелку и широким жестом:
- Прошу!
Тарелка опустела мгновенно. Я, правда, тоже успел кусочек схватить.
На обеде история повторилась, с той только разницей, что ходил я на кухню за мясом.
Тот же идиотский вопрос:
- Кому?
Тот же закономерный ответ:
- Себе…
Тот же странный взгляд…
На ужин я накормил батарею дополнительной рыбкой. Да и сам поел.
В общем, порядки в новом полку мне начали нравиться. На следующее утро я даже курил на зарядке вместе со всеми. Видимо, мои марш-броски на кухню сделали меня настоящим солдатом.
Так продолжалось недели две. Количество сверхнормативной еды, правда, с каждым днем сокращалось, дойдя до одной, максимум - до двух порций. И вместо:
- Кому?
теперь звучало:
- Себе? - с восхищенно-радостным ржанием.
В конце концов, я познакомился получше с ребятами из батареи, и однажды спросил у одного из них:
- Сережа, почему надо мной повара ржут, когда я за едой хожу?
- Потому что ты - молодой воин, дух - и тебе не положено мясо есть.
- Так вот Ивашкин же, каждый день ходит, и нечего…
- Дурак ты, - сказал Сережа, - Ивашкин не себе носит, а своим «дедам».
Стыдно мне почему-то стало. Я же, наверное, кучу «дедов» объел. Как же они теперь отощавшими на «гражданку» пойдут, или еще дальше куда? Стыдно и противно...
Перестал я ходить к поварам.
И только после первого наряда на кухню я снова стал питаться по-человечески……Но это уже другая история.