Каждый раз, когда вы меня лайкаете, я почему-то краснею
Приснился сон по мотивам "39 ступеней". Только вся шпионская линия фильма из сна ушла, а вся романтическая - осталась.
Первый раз мы встретились в черно-белом поезде, под мерный стук колес, за окнами, как обычно у Хичкока, катили пейзаж; мелькали столбы. Между столбами - черные прослойки, череда снов, смежение век.
Меня считали убийцей, за мной гнались, я бросился в первое попавшееся купе, у окна сидели вы, мои преследователи уже стояли в дверях, и я, как и полагается в кино, обнял и крепко поцеловал вас. Вы немножко поупирались - полуиспуганно, полугневно, - а затем положили руки мне на плечи; острые ноготки впились в спину. Когда преследователи ушли, я немедленно встал и принялся извиняться. Это было грубой ошибкой - вы манерно оскорбились, покраснели, оттолкнули меня, отвесили пощечину и позвали полицейских. Меня схватили, вас забрали как свидетельницу. В машине нас сковали наручниками, я бежал, насильно захватив вас с собой. Мы не могли освободиться от наручников, вы сопротивлялись, пинались и звали на помощь.
В маленьком отеле (мотив отелей у нас с вами уже становится навязчивым, не так ли?) мы провели ночь в одной постели - не раздеваясь, прикованные друг к другу. Я вел себя как джентльмен, читал наизусть "Таинственный остров" и рассказывал вымышленные истории из своей жизни, вы же, не переставая, оскорбляли и высмеивали меня. Не закончив длинную язвительную фразу на немецком, измученная, вы заснули у меня на плече.
Утром я проснулся в том же положении - от нового града насмешливых упреков и оскорблений. Взбешенный, забыв о наручниках, я оттолкнул вас и... обнаружил, что мы больше не скованы - ночью вы умудрились освободиться от наручников - но не встали с кровати и не подняли головы с моего плеча.
Поняв, что раскрыты, вы покраснели, несмело взяли меня за руку и, опустив глаза, тихо сказали:
- Бля, пиздец, все-таки ободрала маникюр.
Первый раз мы встретились в черно-белом поезде, под мерный стук колес, за окнами, как обычно у Хичкока, катили пейзаж; мелькали столбы. Между столбами - черные прослойки, череда снов, смежение век.
Меня считали убийцей, за мной гнались, я бросился в первое попавшееся купе, у окна сидели вы, мои преследователи уже стояли в дверях, и я, как и полагается в кино, обнял и крепко поцеловал вас. Вы немножко поупирались - полуиспуганно, полугневно, - а затем положили руки мне на плечи; острые ноготки впились в спину. Когда преследователи ушли, я немедленно встал и принялся извиняться. Это было грубой ошибкой - вы манерно оскорбились, покраснели, оттолкнули меня, отвесили пощечину и позвали полицейских. Меня схватили, вас забрали как свидетельницу. В машине нас сковали наручниками, я бежал, насильно захватив вас с собой. Мы не могли освободиться от наручников, вы сопротивлялись, пинались и звали на помощь.
В маленьком отеле (мотив отелей у нас с вами уже становится навязчивым, не так ли?) мы провели ночь в одной постели - не раздеваясь, прикованные друг к другу. Я вел себя как джентльмен, читал наизусть "Таинственный остров" и рассказывал вымышленные истории из своей жизни, вы же, не переставая, оскорбляли и высмеивали меня. Не закончив длинную язвительную фразу на немецком, измученная, вы заснули у меня на плече.
Утром я проснулся в том же положении - от нового града насмешливых упреков и оскорблений. Взбешенный, забыв о наручниках, я оттолкнул вас и... обнаружил, что мы больше не скованы - ночью вы умудрились освободиться от наручников - но не встали с кровати и не подняли головы с моего плеча.
Поняв, что раскрыты, вы покраснели, несмело взяли меня за руку и, опустив глаза, тихо сказали:
- Бля, пиздец, все-таки ободрала маникюр.