Борис Шапиро
из книги „Тринадцать“, поэмы и эссе о поэзии
АТЕЛЬЕ
(1989)
5.
Что же притягивает слова друг к другу?
Откуда у них безжалостная тяжесть?
Вот сидит Вова,
тюкает пальцем по машинке.
Откуда у него притяженье,
хотя уже третий час ночи?
Что же за место такое - время?
И не сглазим ли мы мгновенье встречи,
если пядь - расстояние,
а в запястьи пульсирует секундная стрелка?
А ещё у Вовы по два лезвия
в каждой ноге.
Вернфрид не храпит.
Скупая линия сна
скручивет минорный выдох и вдох
в тонкую нить бытия.
У Вернфрида тяжести нет, а только одно дыхание.
Он ли нам снится - или мы ему?
А в ухе у Вернфрида сверчок
свербит на кофейной мельнице баркаролу,
как будто Вернфрид гондола,
а сверчок - гондольер.
Голова, пригвождённая рогами ушей, -
говорящая роза.
Рога эти полые. Их острия
сходятся в середине как два мундштука
к пестику розы, который источник звука
пока ещё бессловесно.
Завтра утром
Вернфрид напишет вернлибр.
Всё-таки это мы ему снимся.
А иначе как мог бы Вова
тюкать пальцем в машинку,
а я бормотать эти строчки?
Мы бы иначе были недвижны,
а миг расставания страшен.
Но приходит поэт Промокашкин
и говорит: "Не бойтесь,
я вам расскажу анекдот:
Однажды из красного перца
выросла белая роза
и щекочет шипами голосовую щель."