Oct 16, 2014 14:33
"Есть что-то тёмное и действительно тягостное для памяти всех окружающих людей в этой дуэли... Поэт и всякий вообще духовный гений - есть дар великих,часто вековых зиждительных усилий в таинственном росте поколений; его краткая жизнь,зримо огорчающая и часто незримо горькая,есть всё-таки редкое и трудно созидающееся в истории миро,которое окружающая современность не должна расплескать до времени... Лермонтов мог бы присутствовать на открытии памятника Пушкину в Москве,рядом с седоволосым Тургеневым,плечом к плечу - с Достоевским,Островским.Какое предположение! Т.е. мы чувствуем,что,будь это так,ни Тургенев,ни особенно Достоевский не удержали бы своего характера,и их литературная деятельность вытянулась бы в совершенно другую линию,по другому плану.В Лермонтове срезана была самая кронка нашей литературы,общее - духовной жизни,а не был сломлен хотя бы и огромный,но только побочный сук... в поэте таились эмбрионы таких созданий.которые совершенно в иную и теперь неразгадываемую форму вылили бы всё наше последующее развитие.Кронка была срезана,и дерево пошло в суки...
И вижу я себя ребёнком; и кругом
Родные всё места: высокий барский дом,
И сад с разрушенной теплицей.
Зелёной сетью трав подёрнут спящий пруд,
А за прудом село дымится - и встают
Вдали туманы над полями...
("1-е января")
Разве это не тема "Детства и отрочества" Толстого? Не та же тоска,очарование,тревога?
В аллею тёмную вхожу я; сквозь кусты
Глядит вечерний луч; и жёлтые листы...
"Не хочу я уезжать за границу, - говорит одно характерное лицо в "Преступлении и наказании", - не то чтобы что-нибудь,а вот - Неаполитанский залив,косые вечерние лучи заходящего солнца,и как-то грустно станет".Эти характерные "косые лучи" солнца ещё повторяются в "Подростке","Бесах" и личной биографии в самых интимных и патетических местах,так что искусившийся в чтении Достоевского,встретив их - уже знает,что сейчас последует что-нибудь важное и,так сказать,автобиографическое у него; как,упомянув о них,заволновался и Лермонтов:
Глядит вечерний луч...
И странная тоска теснит уж грудь мою.
Я думаю о ней,я плачу и люблю -
Люблю мечты моей созданье,
С глазами полными лазурного огня,
С улыбкой розовой...
Конечно,это не так громоздко,уловимо и доказательно,как "сюжет","данный" и "взятый",но это - общность в ощущении природы,в волнении,вызываемом какою-нибудь её частностью; что-то близкое,так сказать,в самой походке,в органическом сложении двух людей,так далеко разошедшихся в манерах и очерке лица.
...И жёлтые листы
Шумят...
"-- Видели вы лист? С дерева лист?
-- Видел.
-- Я видел недавно жёлтый,немного зелёного,с краёв подгнил.Ветром носило.Когда мне было десять лет,я зимой закрывал глаза нарочно и представлял лист зелёный ,яркий,с жилками и солнце блестит.Я открывал глаза и не верил,потому что очень хорошо,и опять закрывал.
-- Это что же,аллегория?
-- Н-нет... Зачем? Я не аллегорию,я просто лист,один лист.Лист хорош.Всё хорошо.
-- Всё?
-- Всё.Человек несчастлив потому,что не знает,что он счастлив, - только потому.Это всё,всё! Кто узнает,тотчас сейчас станет счастлив,сию минуту.Эта свекровь умрёт,а девочка останется - всё хорошо.Я вдруг открыл...
-- Уж не вы ли и лампадку зажигаете?
-- Да,это я зажёг.
Кто знает всю внешнюю хаотичность созданий Достоевского и внутреннюю психическую последовательность текущих у него настроений,тот без труда догадается,что этот "среди зимы" представляемый "изумрудно-зелёный" лист - и сейчас же "все хороши","зажёг лампадку" есть собственно мотив предсмертного лермонтовского:
Засох и увял он от холода,зноя и горя
И в степь укатился...
У Чёрного моря чинара стоит молодая;
С ней шепчется ветер,зелёные ветви лаская,
На ветвях зелёных качаются райские птицы...
.........................................................................
И странник прижался у корня...
Связка ощущений космического декабря,"зимы",и "изумрудной зелени",т.е. космического же "апреля", - здесь и там,в сущности,одна: "лист жёлтый,немного зелёного,с краёв подгнил",т.е. смерть и жизнь в каком-то их касании.И вот у Лермонтова:
...Я плачу и люблю -
Люблю мечты моей созданье...
И у Достоевского:
"-- Вы зажгли лампаду?
-- Я зажёг".
Я знаю,что тысячи людей и все "серьёзные" критики скажут,что это - "пустяки",что тут "ничего ещё значительного нет"; я отвечу только,что это - настроение,вырастающее до "я плачу" у одного,до "все хороши","зажёг лампаду" - у другого,под сочетанием странных и нам непонятных почти,но,совершенно очевидно,одних и тех же представлений,оригинально,т.е. без внешнего заимствования "сюжета",у обоих них возникающих.Имено родственное в "походке",при крайнем разноообразии "лиц".Но будем следить дальше,ловить роднящие чёрточки:
Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я...
-- разве это не Гоголь,с его "бегством" из России в Рим? Не Толстой - с угрюмым отшельничеством в Ясной Поляне? И не Достоевский с его душевным затворничеством,откуда он высылал миру листки "Дневника писателя"?
Смотрите - вот пример для вас:
Он горд был,не ужился с нами...
Это - упрёк в "гордыне" Гоголю,выраженный Белинским и повторённый Тургеневым; Достоевскому этот же упрёк был повторён после Пушкинской речи проф. Градовским; и его слышит сейчас "сопротивляющийся" всяким увещаниям,не "миролюбивый" Толстой..Т.е. духовный образ всех трёх обнимается формулою стихотворения,в котором "27-летний" юноша выразил какую-то нужду души своей,какое-то ласкающее его душу представление.Замечательно,что ни одна строка пушкинского "Пророка" (заимствованного) не может быть отнесена,не льнёт к трём этим писателям.
Дам тебе я на дорогу
Образок святой;
Ты его,моляся Богу,
Ставь перед собой
-- не это разве,как мать трепетно любимому сыну,совал Достоевский растерянному,нигилистическому и,в сущности,только забывчивому и юному русскому обществу; припомним "Бесов" и как в заключительной главе этого романа Степан Трофимыч читает с книгоношею-девушкою Евангелие и преображается,"воскресает".
Ты его,моляся Богу
Ставь перед собой
-- вот тема всего Достоевского в религиозной части его движения.Мы делаем только намёки,указываем тонкие нити,но уже в самом настроении,которые связывают с Лермонтовым главных последующих писателей наших.Но если бы кто-нибудь потребовал крупных указаний,мы ответили бы,что характернейшие фигуры,напр., Достоевского и Толстого - Раскольников и Свидригайлов в их двойственности,и вместе странной "близости",кн. Андрей Болконский,Анна Каренина - все эти люди богатой рефлексии и сильных страстей всё-таки кой-что имеют в себе родственного в Печорине ли,в Арбенине,но более всего - лично в самом Лермонтове; но ничего,решительно ничего родственного они не имеют в "простых" героях "Капитанской дочки",как и в благоуханной,но также простой,нисколько не "стихийной" душе Пушкина.Власть эти стихии "заклинать" именно и была у Лермонтова:
Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка...
Когда росой обрызганный душистой
Мне ландыш серебристый...
Приветливо кивает головой...
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе
И в небесах я вижу Бога.
Он знал тайну выхода из природы - в Бога,из "стихий" к небу; т.е. этот "27-летний" юноша имел ключ той "гармонии",о которой вечно и смтуно говорил Достоевский,обещая ещё в эпилоге "Преступления и наказания" указать её,но так никогда не указав,не разъяснив,явно - не найдя для неё слов и образов.Ибо "когда волнуется желтеющая нива" есть собственно заключительный аккорд к страшному,истинно "стихийному",предсмертному сну Свидригайлова,когда ему мерещились: "цветы,цветы,везде стояли цветы... гроб,14-летняя девочка-самоубийца",но около гроба "ни зажжённых свечей,ни образа не было".Наше соспоставление не представится странным,если мы возьмём из Лермонтова ещё промежуточную,связывающую картинку:
...шторы
Опущены: с трудом лишь может глаз
Следить ковра восточные узоры;
Приятный трепет вдруг объемлет вас,
И,девственным дыханьем напоённый,
Огнём в лицо вам дышит воздух сонный,
Вот ручка,вот плечо,и возле них,
На кисее подушек кружевных,
Рисуется младой,но строгий профиль...
И на него взирает Мефистофель.
В сущности - это и есть сюжет сна Свидригайлова; в то же время вечный сюжет Лермонтова:
Ночевала тучка золотая
На груди утёса-великана.
Или:
Слушай,дядя - дар бесценный!
Что другие все дары
...................................
Труп казачки молодой
И старик во блеске власти
Встал могучий,как гроза.
("Дары Терека")
Сочетание,как мы выразились,космического октября и апреля с заключительным -
Мучительный,ужасный крик
("Демон")
-- что в полную картину,в широкий образ раздвинул Достоевский; и кто присматривался к его собственному творчеству,мог в нём заметить,что тема сочетания октября с апрелем есть и его постоянная тема(Свидригайлов - в "Преступлении и наказании",Ник.Ставрогин - в "Бесах",мимолётные сценки в "Униженных и оскорблённых",идея "каразамовщины"),но уже без выхода:
...смиряется души моей тревога...
...я вижу Бога.
Волнение: "я плачу и люблю","я - зажёг лампаду",при воспоминании среди "зимы" об "изумительно-зелёном листке",полнее объясняется из этих сопоставлений и картин.
Вернёмся к Пушкину: он,конечно,богаче,роскошнее,многодумнее и разнообразнее Лермонтова,точнее, - лермонтовских "27 лет"; он в общем и милее нам,но не откажемся же признаться: он нам милее по свойству нашей лени,апатии,недвижимости; все мы любим осень,"камелёк",тёплую фуфайку и валеные сапоги.Пушкин был "эхо"; он дал нам "отзвуки" всемирной красоты в их замирающих аккордах,и от него их без труда получая,мы образовываемся,мы благодарим его:
Ревёт ли зверь...
Поёт ли дева...
На всякий звук
Свой отклик
Родишь ты вдруг...
Как это понятие "музы",определение поэзии глубоко противоположно музе Гоголя; до чего противоположно - Толстому; то же - Достоевскому,у коих всех -
одной лишь думы власть,
Одна,но пламеная страсть.
("Мцыри")
И это есть характерно не пушкинский,но характерно лермонтовский стих.Мы видим ,что родство здесь открывается уже более,чем в отдельных настроениях: но,так сказать,в самом характере зарождения души,которая лишь одна и варьируется у трёх главных наших писателей,но начиная четвёртым - Лермонтовым.Это всё суть типично-"стихийные" души,души "пробуждающейся" весны,мутной,местами грязной,но везде могущественной.Тургенев,Гончаров,Островский и как последняя ниспавшая капля "тургеневского" в литературе - г. П.Боборыкин - вот раздробившееся и окончательно замершее "эхо" Пушкина.Россия вся пошла в "весну",в сосредоточенность:
...одной лишь думы власть,
Одну,но пламенную страсть, -
и вот почему,казалось бы,"ужасно консервативный" Достоевский,довольно "консервативный" Толстой,как ранее тоже консервативный Гоголь,стали "хорегами" и "мистагогами" нашего общества."Эхо" замерло,"весна" выросла в "лето",довольно знойное: но она стала расти сюда именно от Лермонтова.Он умер в годы,когда Гоголь написал только "Вечера на хуторе близ Диканьки" и "Миргород",Достоевский - "Бедных людей" и "Неточку Незванову",Толстой - "Детство и отрочество" и кой-что о Севастополе и Кавказе: т.е. "вечно печальною дуэлью" от нас унесена собственно вся литературная деятельность Лермонтова,кроме первых и ещё неверных шагов.Пушкин,в своей деятельности, - весь очерчен; он мог сотворить лучшие создания,чем какие дал,но в том же духе; вероятно,что-нибудь из тем
Отцы пустынники и жёны непорочны -
возведённое в перл обширных и сложных,стихотворных или прозаических эпопей.Но он - угадываем в будущем; напротив,Лермонтов - даже неугадываем,как по "Бедным людям" нельзя было бы открыть творца "Карамазовых" и "Преступления и наказания",в "Детстве и отрочестве" - творца "Анны Карениной" и "Смерти Ивана Ильича",в "Миргороде" - автора "Мёртвых душ".Но вот,даже и не раскрывшись,даже непредугадываемый - общим инстинктом читателей Лермонтов поставлен сейчас за Пушкиным и почти впереди Гоголя.Дело в том,что по мощи гения он несравненно превосходит Пушкина,не говоря о последующих; он весь рассыпается в скульптуры; скульптурность,изобразительность его созданий не имеет равного себе,и,может быть,не в одной нашей литературе:
Если б знал ты Виргинию нашу,то жалость стеснила б
Сердце твоё,равнодушное к прелестям мира: как часто
Дряхлые старцы,любуясь на белые плечи,волнистые кудри,
На тёмные очи её - молодели; юноши страстным
Взором её провожали,когда,напевая простую
Песню,амфору держа над главой,осторожно тропинкой
К Тибру спускалась она за водою иль в пляске,
Перед домашним порогом,подруг побеждала искусством,
Звонким ребяческим смехом родительский слух утешая.
Это что-то фидиасовское в словах,по полноте очерка,по обилию движения; и,между тем,это только недоконченный отрывок,даже без заглавия,1841 года.Около него как бледна "Аннунциата"(из "Рима") Гоголя! Подобным же образом "резал на стали" только Гоголь и только в самых зрелых,уже поздних своих созданиях; но он "резал",принижая,спуская действительность в "грязнотцу".Параллелизм(и,следовательно,родственность)между Гоголем и Лермонтовым удивителен: это - зенит и надир,высшая и низшая точки "круга небесного".Среди решительно всех созданий Лермонтова нет ни одного "с пятнышком",у Гоголя почти вся словесность есть сплошной "лишай","кора проказы",покрывающая человека.Именно - надир,но до глубины и окончательно вырисовавшийся,когда "зенитная" точка едва была намечена.Далее,в созданиях Лермонтова есть какая-то прототипичность(опять - параллель Гоголю): он воссоздавал какие-то вечные типы отношений,универсальные образы; печать случайного и минутного в высшей степени исключена из его поэзии."Три пальмы" его,его "Спор" - запомненны и незабвенны,как решительно ни одно из стихотворений Пушкина; они незабываемы,как незабываемы,только обратные по рисунку,фигуры "Мёртвых душ","Ревизора".Вечные типы человека,природы,отношений,положений,но - в противоположность Гоголю - "зенитные",над нами поставленные:
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха,пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
Таких многозначительно-простых и вечно понятных строк,выражающих вечно повторяющееся в человеке настроение,не написал Пушкин:
Дальше: вечно чуждый тени,
Моет жёлтый Нил
Раскалённые ступени
Царственных могил.
В четырёх строчках это не образ,но скорее - идея страны.Названы точки,становясь на которые созерцаешь целое.И какая воздушность видения:
И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне:
Меж юных жён,увенчанных цветами
...........................................................
И снилась ей долина Дагестана...
Это какая-то послесмертная телепатия; связь снов,когда люди не видят друг друга и когда один даже уснул "вечным сном".Удивительная красота очерка,и совершенная оригинальность,новизна в замысле.Пушкин не знал этой тайны существенно новых слов,новых движений сердца и отсюда "новых ритмов".Мы упомянули о смерти.Вот ещё точка расхождения с Пушкиным(и родственности - Толстому,Достоевскому,Гоголю).Идея "смерти" как "небытия" вовсе у него отсутствует.Слова Гамлета:
Умереть - уснуть...
в нём были живым,веруемым ощущением.Смерть только открывает для него "новый мир",с ласками и очарованиями почти здешнего:
Я б хотел забыться и заснуть...
Но не тем холодным сном могилы...
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дрожали жизни силы,
Чтоб,дыша,вздымалась тихо грудь;
Чтоб всю ночь,весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб,вечно зеленея,
Тёмный дуб склонялся и шумел.
У Пушкина есть аналогичная тема,но какая разница:
И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть,
И равнодушная природа
Красою вечною сиять.
Природа у него существенно минеральна; у Лермонтова она существенно жизненна.У Пушкина "около могилы" играет иная,чужая жизнь; сам он не живёт более,слившись как атом,как "персть" с "равнодушною природой"; и "равнодушие" самой природы вытекает из того именно,что в ней эта "персть",эта "красная глина",преобладает над "дыханием Божиим".Осеннее чувство - ощущение и концепция осени,почти зимы; у Лермонтова - концепция и живое ощущение весны,"дрожание сил",взламывающих вешний лёд,бегущих весёлыми,шумными ручейками.Тут мы опять входим в идеи "гармонии","я вижу Бога","я - зажёг лампаду", - которые присущи всем и роднят всех этих "мистагогов" русской литературы."Вечная жизнь" их,"веруемая" жизнь,и есть жизнь "изумрудно-зелёного листа","клейких весенних листочков",как записал Достоевский в "Карамазовых": они уловили "миры иные" и "Бога" в самом этом пульсе жизненного биения,выказывающем в лоне природы новые и новые "листки".Отсюда их пантеизм,живой и жизненный,немного животный(у Толстого,Достоевского - у одного в "карамазовщине",у другого - в "загорелых солдатский спинах","толстой шее,на которую с чувством собственности смотрела Китти"),в противоположность скептическому стиху Пушкина:
Устами праздными вращаем имя Бога
-- замирающее "эхо" которого сказалось в известном безверии Тургенева,в легкомыслии г. Боборыкина.Лермонтов недаром кончил "Пророком",и притом оригинально нового построения,без "заимствования сюжета".Струя "весеннего" пророчества уже потекла у нас в литературе,и это - очень далёких устремлений струя.
Но его собственные пророческие,истинно пророческие видения были прерваны фатально-неумелым выстрелом Мартынова.Как часто,внимательно расчленяя по годам им написанное,мы с болью видели,что,отняв только написанное за шесть месяцев рокового 1841 года,мы уже не имели бы Лермонтова в том объёме и значительности,как имеем его теперь.До того быстро,бурно,именно "вешним способом" шло,подымаясь и подымаясь,его творчество.В этом последнем году им написано: "Есть речи - значенье","Люблю отчизну я,но странною любовью","Последнее новоселье","Из-под таинственной,холодной полумаски","Это случилось в последние годы","Не смейся над моей пророческой тоскою","Сказка для детей","Спор","В полдневный жар","Ночевала тучка","Дубовый листок","Выхожу один я","Морская царевна","Пророк".Если бы ещё полгода.полтора года; если бы хоть небольшой ещё пук таких стихов... "Вечно печальная" дуэль!
1898