Le Club des Hashischins
Кто бы мог подумать, что в середине 19 века, в эпоху биржевых игр и железных дорог, в буржуазной Франции существовал клуб любителей гашиша, собравший под своей крышей самых знаковых личностей того времени. Историки обходят этот полумифический случай стороной. Однако золотые нити, раскиданные хитрыми заговорщиками, ведут нас к двери, за которой скрывается тайна Клуба Ассасинов.
Из воспоминаний.
“Приглашение, составленное в загадочных выражениях, понятных лишь членам нашего клуба, заставило меня однажды декабрьским вечером отправиться в далекий квартал Парижа, на остров Сен Луи. Именно там, в старинной гостинице “Пимодан”, также носящей название “отель Лозен”, происходили регулярные собрания нашего общества, и нынче я ехал туда впервые.
Я уверен, что людям, видевшим, как я выходил из дома в обеденный час, не могло даже прийти в голову, что я еду на патриархальный остров святого Людовика, чтобы отведать там таинственного зелья, посредством которого несколько веков назад мошенник-шейх заставлял своих приверженцев совершать преступления и убийства. Моя буржуазная наружность не делала даже намека на такую ориентальную извращенность. Я был больше похож на почтительного племянника, собравшегося пообедать у своей старой тетушки, чем на верующего, готовящегося насладиться блаженством Магометова рая в обществе двенадцати арабов чистейшей французской крови…
Как ни трудно было найти на длинной пустой набережной нужный мне дом, но моему кучеру все же удалось, наконец, разобрать полустертое имя отеля на мраморной доске. Употребление звонков еще не проникло в эту глушь, и мне пришлось потянуть фигурный молоток. Послышался шорох натягиваемой веревки. Я дернул сильнее, и старый, ржавый язык замка поднялся, открывая массивные створки дверей.
Попав в вестибюль, я очутился перед огромной лестницей времен Людовика XIV, на месте которой мог бы свободно разместиться современный дом. Поднимаясь по пологим ступеням в своем убогом черном фраке, я чувствовал себя не в своей тарелке, казалось, я присвоил себе чужое право. Для меня вполне сгодилась бы простая деревянная лестница.
Стены были увешаны картинами - то были копии полотен итальянских и испанских мастеров, по большей части без рам. На высоком потолке смутно вырисовывалась фреска на тему какого-то мифа. Я поднялся на нужный мне этаж. На мой звонок дверь после обычных предосторожностей открылась, и я словно перенесся во времени на два столетия назад.
Я стоял на пороге огромного зала, освещенного лампами, зажженными на противоположном его конце. Белые стены зала были увешаны потемневшими полотнами, носящими отпечаток эпохи, на гигантском камине возвышалась статуя, точно похищенная из аллеи Версаля. На куполообразном потолке извивался набросок какой-то аллегории во вкусе Лемуана, возможно даже его кисти.
Я направился в освещенную часть зала, где вокруг стола сгрудилось несколько человеческих фигур. Когда свет ламп осветил мой силуэт, присутствующие узнали меня и громкое «ура!» потрясло гулкие своды старого отеля.
- Вот он, вот он! - наперебой кричали голоса. - Дайте ему его долю!
Доктор стоял у буфета, где был поднос заставленный маленькими блюдцами японского фарфора. На каждое блюдце, рядом с позолоченной ложечкой, он клал зеленоватую пасту или конфитюр, извлеченный шпателем из хрустальной вазы. Лицо доктора излучало воодушевление - глаза искрились, щеки играли румянцем, жилки на висках надулись, а расширенные ноздри с силой выдыхали воздух.
- Это будет вычтено из вашей порции рая! - сказал он мне, протягивая мою порцию…”
Молодым человеком, описывающим вышеизложенные события, был Теофиль Готье, известный французский поэт и писатель. Именно так он описал свои воспоминания от первого своего визита «Клуба Хашишинов» (Le Club des Hashischins).
(В контексте...)
Франция 19-го века дрожала в агонии войн и политических переворотов. Население страны было готово в любую минуту поднять флаг революции, высшее общество извивалось в болезненных приступах отчаяния, творцы создавали свои лучшие шедевры, наполненные трагедией и романтизмом.
В это время Европу накрывает волна неприкрытого интереса к культуре и обычаям колонизированных стран Африки и Малой Азии. Особое внимание уделяется таким диковинным веществам, как опий, капли лауданума, гашиш. Эти волшебные снадобья открывают перед европейским жителем двери в потустороннее, объятое туманом неизвестности измерение.
Многие писатели и ученые начинают подробно изучать и описывать свойства опиума и его влияние на сознание человека. В 1822 году выходит рукопись англичанина Томаса де Квинси «Confession of an English Opium-Eater», поразившая общественность чудной красотой слога и необычайной силой в описании грез и галлюцинаций, порождаемых употреблением опиума. Тема воздействия наркотических веществ на психику человека оказывается непаханым полем для врачей и ученых той эпохи.
В это время во Франции подающий большие надежды молодой доктор Жак-Жозеф Моро де Тур отправляется в Париж для дальнейшего обучения у Жана Эскироля, одного из основоположников современной психиатрии. Уже в 1830 году Моро защищает диссертацию, а в 1836-м отправляется с одним из пациентов своего наставника в путешествие по странам Африки и Малой Азии.
За три года он побывал в Египте, Сирии, Алжире, Палестине, Нубии. Именно там Моро впервые сталкивается с экзотическим наркотиком, употребляемым аборигенами в течении многих веков - гашишем. Он начинает исследовать (по большей части на себе) влияние наркотика на психическое состояние человека и последствия его регулярного употребления. “Чтобы понять обычную депрессию, - пишет Моро, - необходимо пережить депрессию; чтобы постичь бред сумасшедшего, нужно начать бредить самому, но, не теряя осознания своего безумия, не теряя способности оценивать психические изменения, происходящие в мозгу”.
После возврата в Париж доктор продолжает свои исследования, кроме того он агитирует некоторых своих друзей присоединиться к нему. Таким образом в 1844 году на острове Сан Луи, расположенном в самом центре Парижа, начинает свою деятельность Клуб Ассасинов (Le Club des Hashischins).
Примечание: В названии изначально скрывалась своего рода игра слов. “Hashisсhin” на арабском означает “употребляющий гашиш”, но на европейских языках за ним закрепилось понятие “наёмный убийца”.
Завсегдатаями клуба становятся представители культурной богемы Парижа - писатели, художники, скульпторы, музыканты. Среди них такие известные личности, как художники Оноре Демье и Эжен Делакруа, писатели Жерар де Нерваль, Артюр Рембо, Гюстав Флобер, Теофиль Готье и Шарль Бодлер (которые познакомились именно в этом клубе, что стало началом крепкой дружбы двух поетов), Александр Дюма старший; иногда клуб посещают даже “живые классики” Оноре де Бальзак и Виктор Гюго.
Ежемесячно (порой еженедельно) под крышей старинного отеля Лозен проводились встречи и собрания, порой похожие на карнавал - посетители нередко переодевались в арабские бурнусы для создания соответствующей атмосферы.
Говоря об атмосфере. Каждому гостю доктор Моро предлагал давамеск - пасту зеленого цвета, похожую на варенье. В его состав входила корица, гвоздика, мускатный орех, фисташки, сахар, апельсиновый сок, сливочное масло, экстракт кантарид (шпанской мушки) и большое количество гашиша. Само собой, желающие могли просто покурить гашиш, либо вовсе отказаться от употребления наркотика.
Обязательным атрибутом каждого собрания был богато сервированный стол, ломящийся от шедевров кулинарного искусства. “Наша трапеза была сервирована причудливо и живописно, - пишет Теофиль Готье, - Вместо рюмок, бутылок и графинов стол был уставлен большими стаканами венецианского стекла с матовым спиралевидным узором, немецкими бокалами с гербами и надписями, фламандскими керамическими кружками, оплетенными тростником и бутылями с хрупкими горлышками. Ни одна тарелка не была похожа на другую, но каждая их них представляла собою ценность: Китай, Япония и Саксония представили здесь образцы самых красивых своих блюд, самых ярких своих красок”.
Одним из основных правил клуба было присутствие “ясновидца” - один из собравшихся должен был оставаться в трезвом, ясновидящем состоянии, чтобы “не давать выброситься в окно тем, кто почувствовал за спиной крылья”. Такая мера предосторожности была отнюдь не лишней, гашиш действовал безотказно и стремительно, наполняя сознание людей новыми ощущениями, непревзойденными эмоциями и яркими галлюцинациями.
Готье пишет: “Человеческая оболочка, способная вынести сколь угодно горя, но не справляющаяся с избытком счастья, готова была разорваться под напором восторга. Все кишело. Ползло, скакало, урчало, дышало, как сказал Гете в Вальпургиевой ночи. Я укрылся в темном углу, откуда мне было видно, как они пустились в пляс, какого не знало ни Возрождение при Чикаре, ни Опера при Мюзаре, короле дикой кадрили. Эти танцоры, в тысячу раз превзойдя Мольера, Рабле, Свифта, Вольтера, - выводили своим антраша столь глубокие философские комедии и столь высокую сатиру, приправленную острой солью, что я в своем углу только и держался за бока. Сегодня придется умереть от смеха! - кто-то повторял нарочито жалобным тоном, “Боже, как я счастлив! Какая радость! Я купаюсь в экстазе! Я в раю! Я падаю в пропасть наслаждения!” - восклицания нарастали, сливались, перекрывали друг друга…”.
Однако всё происходящее в клубе имело более глубокую подоплеку. Под чутким руководством Доктора, безудержный неконтролируемый танец сознания плавно перерастал в воодушевленную беседу - люди делились своими впечатлениями от пережитого, сокровенными мыслями и догадками, они проникали в тайны своего “Я”, как в источник райского блаженства и адского мучения. Сами того не понимая, посетители клуба открывали перед собой все преимущества психоанализа (этот метод психотерапии получил широкое распространение лишь в начале ХХ века).
Примечание: уже в 1845 году, “на основе проведенных исследований”, Жак-Жозеф Моро опубликовал трактат “Гашиш и душевные болезни” (”Du Hachich et de l’Aliénation Mentale”), который произвел большое впечатление на современников.
Посещение клуба прямо или косвенно коснулось жизни и творчества каждого из его посетителей. Шарль Бодлер в своем сборнике “Искусственный рай” посвящает две статьи из трех гашишу, где признаёт его воздействие крайне интересным, но неприемлемым для творческой личности: “Вино делает человека счастливым и общительным, гашиш изолирует его. Вино превозносит волю, гашиш уничтожает ее”.
Александр Дюма за время посещения клуба издает трилогию о мушкетерах, а самый известный его роман “Граф Монте-Кристо” и вовсе наполнен ассоциациями с клубом - главный герой является знатоком и любителем гашиша, употребляет давамеск, а в одной из глав старый аббат рассказывает Дантесу легенду о древней секте наемных убийц, именуемых ассасинами.
Бесславный? Конец.
Всего несколькими годами позже революции 1848 года, когда смутьяны из студенческой среды прошли по улицам с плакатами, требуя свободной продажи гашиша и эфира, клуб если не прекратил свое существование, то потерял свою первоначальную миссию. Многие участники его заседаний, не симпатизирующие ни единой из форм массовых пристрастий, признавали, что экстракт конопли опасен и бесполезен для общества, ибо, в отличии от вина, поддерживающего человека физически, гашиш является орудием самоубийства.
“Мы как воры, которые прокрались в чужие владения, и упоение от кражи вдруг сменяется тяжелым разочарованием. Слишком высока плата за вход через запретную дверцу, за которой вовсе и не рай, а хитроумная западня Ибн-эль-Саббаха, дарящая короткое блаженство, лишающая рассудка. Зачем разумному и одухотворенному человеку нужны искусственные средства? Подъем духа и воля, - вот все что от нас требуется для преодоления высот, для служения цивилизованному обществу” - на одном из собраний клуба произнес Барбаро, философ, профессор парижской консерватории.
…
Последнее примечание: многие гипотезы и методики доктора Моро, изложенные им в книге “Гашиш и душевные болезни”, были подробнее изучены и нашли своё применение в науке в 1960-х годах с изобретением синтетических психотропных препаратов и современных методов биохимического анализа…
Из воспоминаний.
“Приглашение, составленное в загадочных выражениях, понятных лишь членам нашего клуба, заставило меня однажды декабрьским вечером отправиться в далекий квартал Парижа, на остров Сен Луи. Именно там, в старинной гостинице “Пимодан”, также носящей название “отель Лозен”, происходили регулярные собрания нашего общества, и нынче я ехал туда впервые.
Я уверен, что людям, видевшим, как я выходил из дома в обеденный час, не могло даже прийти в голову, что я еду на патриархальный остров святого Людовика, чтобы отведать там таинственного зелья, посредством которого несколько веков назад мошенник-шейх заставлял своих приверженцев совершать преступления и убийства. Моя буржуазная наружность не делала даже намека на такую ориентальную извращенность. Я был больше похож на почтительного племянника, собравшегося пообедать у своей старой тетушки, чем на верующего, готовящегося насладиться блаженством Магометова рая в обществе двенадцати арабов чистейшей французской крови…
Как ни трудно было найти на длинной пустой набережной нужный мне дом, но моему кучеру все же удалось, наконец, разобрать полустертое имя отеля на мраморной доске. Употребление звонков еще не проникло в эту глушь, и мне пришлось потянуть фигурный молоток. Послышался шорох натягиваемой веревки. Я дернул сильнее, и старый, ржавый язык замка поднялся, открывая массивные створки дверей.
Попав в вестибюль, я очутился перед огромной лестницей времен Людовика XIV, на месте которой мог бы свободно разместиться современный дом. Поднимаясь по пологим ступеням в своем убогом черном фраке, я чувствовал себя не в своей тарелке, казалось, я присвоил себе чужое право. Для меня вполне сгодилась бы простая деревянная лестница.
Стены были увешаны картинами - то были копии полотен итальянских и испанских мастеров, по большей части без рам. На высоком потолке смутно вырисовывалась фреска на тему какого-то мифа. Я поднялся на нужный мне этаж. На мой звонок дверь после обычных предосторожностей открылась, и я словно перенесся во времени на два столетия назад.
Я стоял на пороге огромного зала, освещенного лампами, зажженными на противоположном его конце. Белые стены зала были увешаны потемневшими полотнами, носящими отпечаток эпохи, на гигантском камине возвышалась статуя, точно похищенная из аллеи Версаля. На куполообразном потолке извивался набросок какой-то аллегории во вкусе Лемуана, возможно даже его кисти.
Я направился в освещенную часть зала, где вокруг стола сгрудилось несколько человеческих фигур. Когда свет ламп осветил мой силуэт, присутствующие узнали меня и громкое «ура!» потрясло гулкие своды старого отеля.
- Вот он, вот он! - наперебой кричали голоса. - Дайте ему его долю!
Доктор стоял у буфета, где был поднос заставленный маленькими блюдцами японского фарфора. На каждое блюдце, рядом с позолоченной ложечкой, он клал зеленоватую пасту или конфитюр, извлеченный шпателем из хрустальной вазы. Лицо доктора излучало воодушевление - глаза искрились, щеки играли румянцем, жилки на висках надулись, а расширенные ноздри с силой выдыхали воздух.
- Это будет вычтено из вашей порции рая! - сказал он мне, протягивая мою порцию…”
Молодым человеком, описывающим вышеизложенные события, был Теофиль Готье, известный французский поэт и писатель. Именно так он описал свои воспоминания от первого своего визита «Клуба Хашишинов» (Le Club des Hashischins).
(В контексте...)
Франция 19-го века дрожала в агонии войн и политических переворотов. Население страны было готово в любую минуту поднять флаг революции, высшее общество извивалось в болезненных приступах отчаяния, творцы создавали свои лучшие шедевры, наполненные трагедией и романтизмом.
В это время Европу накрывает волна неприкрытого интереса к культуре и обычаям колонизированных стран Африки и Малой Азии. Особое внимание уделяется таким диковинным веществам, как опий, капли лауданума, гашиш. Эти волшебные снадобья открывают перед европейским жителем двери в потустороннее, объятое туманом неизвестности измерение.
Многие писатели и ученые начинают подробно изучать и описывать свойства опиума и его влияние на сознание человека. В 1822 году выходит рукопись англичанина Томаса де Квинси «Confession of an English Opium-Eater», поразившая общественность чудной красотой слога и необычайной силой в описании грез и галлюцинаций, порождаемых употреблением опиума. Тема воздействия наркотических веществ на психику человека оказывается непаханым полем для врачей и ученых той эпохи.
В это время во Франции подающий большие надежды молодой доктор Жак-Жозеф Моро де Тур отправляется в Париж для дальнейшего обучения у Жана Эскироля, одного из основоположников современной психиатрии. Уже в 1830 году Моро защищает диссертацию, а в 1836-м отправляется с одним из пациентов своего наставника в путешествие по странам Африки и Малой Азии.
За три года он побывал в Египте, Сирии, Алжире, Палестине, Нубии. Именно там Моро впервые сталкивается с экзотическим наркотиком, употребляемым аборигенами в течении многих веков - гашишем. Он начинает исследовать (по большей части на себе) влияние наркотика на психическое состояние человека и последствия его регулярного употребления. “Чтобы понять обычную депрессию, - пишет Моро, - необходимо пережить депрессию; чтобы постичь бред сумасшедшего, нужно начать бредить самому, но, не теряя осознания своего безумия, не теряя способности оценивать психические изменения, происходящие в мозгу”.
После возврата в Париж доктор продолжает свои исследования, кроме того он агитирует некоторых своих друзей присоединиться к нему. Таким образом в 1844 году на острове Сан Луи, расположенном в самом центре Парижа, начинает свою деятельность Клуб Ассасинов (Le Club des Hashischins).
Примечание: В названии изначально скрывалась своего рода игра слов. “Hashisсhin” на арабском означает “употребляющий гашиш”, но на европейских языках за ним закрепилось понятие “наёмный убийца”.
Завсегдатаями клуба становятся представители культурной богемы Парижа - писатели, художники, скульпторы, музыканты. Среди них такие известные личности, как художники Оноре Демье и Эжен Делакруа, писатели Жерар де Нерваль, Артюр Рембо, Гюстав Флобер, Теофиль Готье и Шарль Бодлер (которые познакомились именно в этом клубе, что стало началом крепкой дружбы двух поетов), Александр Дюма старший; иногда клуб посещают даже “живые классики” Оноре де Бальзак и Виктор Гюго.
Ежемесячно (порой еженедельно) под крышей старинного отеля Лозен проводились встречи и собрания, порой похожие на карнавал - посетители нередко переодевались в арабские бурнусы для создания соответствующей атмосферы.
Говоря об атмосфере. Каждому гостю доктор Моро предлагал давамеск - пасту зеленого цвета, похожую на варенье. В его состав входила корица, гвоздика, мускатный орех, фисташки, сахар, апельсиновый сок, сливочное масло, экстракт кантарид (шпанской мушки) и большое количество гашиша. Само собой, желающие могли просто покурить гашиш, либо вовсе отказаться от употребления наркотика.
Обязательным атрибутом каждого собрания был богато сервированный стол, ломящийся от шедевров кулинарного искусства. “Наша трапеза была сервирована причудливо и живописно, - пишет Теофиль Готье, - Вместо рюмок, бутылок и графинов стол был уставлен большими стаканами венецианского стекла с матовым спиралевидным узором, немецкими бокалами с гербами и надписями, фламандскими керамическими кружками, оплетенными тростником и бутылями с хрупкими горлышками. Ни одна тарелка не была похожа на другую, но каждая их них представляла собою ценность: Китай, Япония и Саксония представили здесь образцы самых красивых своих блюд, самых ярких своих красок”.
Одним из основных правил клуба было присутствие “ясновидца” - один из собравшихся должен был оставаться в трезвом, ясновидящем состоянии, чтобы “не давать выброситься в окно тем, кто почувствовал за спиной крылья”. Такая мера предосторожности была отнюдь не лишней, гашиш действовал безотказно и стремительно, наполняя сознание людей новыми ощущениями, непревзойденными эмоциями и яркими галлюцинациями.
Готье пишет: “Человеческая оболочка, способная вынести сколь угодно горя, но не справляющаяся с избытком счастья, готова была разорваться под напором восторга. Все кишело. Ползло, скакало, урчало, дышало, как сказал Гете в Вальпургиевой ночи. Я укрылся в темном углу, откуда мне было видно, как они пустились в пляс, какого не знало ни Возрождение при Чикаре, ни Опера при Мюзаре, короле дикой кадрили. Эти танцоры, в тысячу раз превзойдя Мольера, Рабле, Свифта, Вольтера, - выводили своим антраша столь глубокие философские комедии и столь высокую сатиру, приправленную острой солью, что я в своем углу только и держался за бока. Сегодня придется умереть от смеха! - кто-то повторял нарочито жалобным тоном, “Боже, как я счастлив! Какая радость! Я купаюсь в экстазе! Я в раю! Я падаю в пропасть наслаждения!” - восклицания нарастали, сливались, перекрывали друг друга…”.
Однако всё происходящее в клубе имело более глубокую подоплеку. Под чутким руководством Доктора, безудержный неконтролируемый танец сознания плавно перерастал в воодушевленную беседу - люди делились своими впечатлениями от пережитого, сокровенными мыслями и догадками, они проникали в тайны своего “Я”, как в источник райского блаженства и адского мучения. Сами того не понимая, посетители клуба открывали перед собой все преимущества психоанализа (этот метод психотерапии получил широкое распространение лишь в начале ХХ века).
Примечание: уже в 1845 году, “на основе проведенных исследований”, Жак-Жозеф Моро опубликовал трактат “Гашиш и душевные болезни” (”Du Hachich et de l’Aliénation Mentale”), который произвел большое впечатление на современников.
Посещение клуба прямо или косвенно коснулось жизни и творчества каждого из его посетителей. Шарль Бодлер в своем сборнике “Искусственный рай” посвящает две статьи из трех гашишу, где признаёт его воздействие крайне интересным, но неприемлемым для творческой личности: “Вино делает человека счастливым и общительным, гашиш изолирует его. Вино превозносит волю, гашиш уничтожает ее”.
Александр Дюма за время посещения клуба издает трилогию о мушкетерах, а самый известный его роман “Граф Монте-Кристо” и вовсе наполнен ассоциациями с клубом - главный герой является знатоком и любителем гашиша, употребляет давамеск, а в одной из глав старый аббат рассказывает Дантесу легенду о древней секте наемных убийц, именуемых ассасинами.
Бесславный? Конец.
Всего несколькими годами позже революции 1848 года, когда смутьяны из студенческой среды прошли по улицам с плакатами, требуя свободной продажи гашиша и эфира, клуб если не прекратил свое существование, то потерял свою первоначальную миссию. Многие участники его заседаний, не симпатизирующие ни единой из форм массовых пристрастий, признавали, что экстракт конопли опасен и бесполезен для общества, ибо, в отличии от вина, поддерживающего человека физически, гашиш является орудием самоубийства.
“Мы как воры, которые прокрались в чужие владения, и упоение от кражи вдруг сменяется тяжелым разочарованием. Слишком высока плата за вход через запретную дверцу, за которой вовсе и не рай, а хитроумная западня Ибн-эль-Саббаха, дарящая короткое блаженство, лишающая рассудка. Зачем разумному и одухотворенному человеку нужны искусственные средства? Подъем духа и воля, - вот все что от нас требуется для преодоления высот, для служения цивилизованному обществу” - на одном из собраний клуба произнес Барбаро, философ, профессор парижской консерватории.
…
Последнее примечание: многие гипотезы и методики доктора Моро, изложенные им в книге “Гашиш и душевные болезни”, были подробнее изучены и нашли своё применение в науке в 1960-х годах с изобретением синтетических психотропных препаратов и современных методов биохимического анализа…