Трудное искусство помогать себе.
Если не я за себя - то кто за меня?
Но если я только за себя - то что я?
И если не сейчас, то когда же?
В 6.00 я должен явиться с вещами к месту сбора для отлёта на Байконур на месяц. Грядёт моя первая настолько продолжительная, важная и взрослая работа. Я хорошо подготовился к ней, и я доблестно повоевал с посредником за обещанные деньги, но теперь, в ночь перед отъездом, я чувствую себя маленьким мальчиком, который хочет просто остаться здесь, где уже сейчас хорошо, никуда не ехать, ведь страшно и непонятно, зачем. Просто маленьким напуганным мальчиком. И я звоню Д. - ведь зачем ещё нужны друзья? - и следую её совету. Я представляю себя в лесу, у костра. Из леса к костру выходят те, кого я знаю и на кого опираюсь. Они медленно выходят по одному, встают у костра, образуя круг, и каждый говорит: "Я - за тебя". Как в "Гарри Поттере", когда Гарри готовится умереть (а я уверен, что каждая большая перемена - в каком-то смысле смерть старого человека, а затем рождение нового. даже если эти двое очень похожи), поворачивает камень, и вокруг него встают на защиту родители и друзья. Я заплакал от силы, с которой они меня поддерживают, и перестал бояться. Байконур был прекрасной работой и одним из лучших моих этапов и мест роста.
Я на песке в нескольких метрах от моря
и с трудом могу даже стоять. Несколько часов назад я выяснил и признал очень важную и неприятную вещь про самого себя, и теперь осознание того, как я живу, догоняет меня, и я боюсь сломаться. Я хочу пойти в это завтра, проработать и закрыть это навсегда, но мне не хватает сил, не хватает себя. И тогда Д., стоящая рядом, начинает петь. Я закрываю глаза и вижу её голос как серебряную нить, как луч белого света на ночном небе, как длящуюся молнию. И начинаю погружаться в себя, держась за её голос. Я прихожу к каменному стражу, древнему и мудрому, стоящему на окраине дремучего леса, и призываю его. И он откликается, и встаёт, и идёт со мной. И я собираю своих стражей из внутренних моих диковинных пейзажей, перемещаясь внутри себя, пока Д. поёт. Потому что зачем ещё нужны друзья? Я собираю своих стражей, и они встают за меня, и я могу на них опереться. В тот вечер я двигаюсь и танцую на песке и брызгаюсь солёной водой, а на следующий день я иду в мой личный внутренний ад, где я пробыл с перерывами года два, а потом сбежал. И закрываю его. Я попадал во что-то похожее с тех пор, но это было бледное подобие моего ада, теперь мне легко выходить.
Я еду в метро, обессилевший, прислонившись к двери. День ещё не прожит, а я уже устал. Противно и неприятно устал, легче бросить и отменить всё и уснуть сразу и на полгода. Размышляю о том, что если бы я в прошлом сделал другие выборы, сейчас я был бы не здесь, а где-то в более приятном месте, и мне было бы лучше. Я сажусь на сиденье, и представляю себе миллионы других Ром, едущих в других поездах в соседних вероятностных линиях вселенского метро. Идущих пешком, сидящих, спящих, едящих, читающих, разговаривающих, умирающих и занимающихся сексом. Вдруг они разом оборачиваются и смотрят на меня, и смотрят не с укором, как я мог бы ожидать, а с теплом. Все мои несбывшиеся я говорят мне сквозь мир: "Нас нет в твоём мире, потому что мы все так выбрали. Там, где ты, мы выбрали отдать своё будущее тебе. Мы поддерживаем тебя. Мы за тебя".
Перематываю плёнку. Вот я иду ночью через трамвайные пути, пью гранатовый сок, смотрю на луну и нахожу себе опору: "Зато сейчас я существую" - и могу делать. Вот я приношу себе любимый чай посередине трудной работы, кормлю себя и даю себе отдохнуть. Вот я стою у реки погожим утром, вчера со мной без объяснений оборвали контакт два человека, в отношения с которыми я вкладывался больше всего, и я был раздавлен и уничтожен - а теперь я понимаю, что я могу продолжать жить дальше, потому что я опираюсь не на них, а на себя. Я сам - моя собственная опора, и я же отвечаю за то, что делаю со своей жизнью. Снова могу дышать. Перематываю плёнку.
Августовским вечером я иду с сестрой по сухой траве Херсонеса. Мы вместе слушаем музыку, и я вспоминаю поезд в Крым пять с лишним лет назад, когда мы отправились сюда тесной дружеской компанией - потому что зачем ещё нужны друзья? Мы ехали в поезде, и были счастливы, высовывали головы в окно и слушали Peter, Paul & Mary, и я был совсем другим человеком, а теперь я не могу даже войти в те воспоминания, вижу только картинки с фотографий, как кадры из чужого фильма про чужого мне человека.
Сквозь эту горечь отчуждения я продолжаю вспоминать, удерживая в голове мотив одной из песен, что мы слушали. И начинаю чувствовать те воспоминания изнутри. И. перестаю. отменять. Да, пять лет назад я был другим. Я был глупее и инфантильнее, я приносил боль и не умел по-другому. И всё же я был жив. Был живой, и чувствовал, и думал, и рос. И вырос в того меня, который есть сейчас и который вырастет ещё. И я могу принять, что это тоже я. Мне не нужно воевать со своим прошлым и отрицать себя как пройденный этап. Его сила - моя сила. Я за него. Он - за меня. Я за себя.
И вот, я прохожу по своей жизни и собираю себя. Забираю плачущего трёхлетнего ребёнка из машины, где он кричит от ужаса и одиночества; забираю неуклюжего семилетнего мальчика, который устраивает домашние спектакли с младшим братом и сестрой, но боится идти в школу так, что цепляется за косяк двери в классе, пока мама пытается затолкнуть его внутрь; забираю школьника, не умеющего драться, но побеждающего в единственной драке; забираю семиклассника, которого впервые в жизни обнял не кто-то из семьи; забираю страдающего от мук неразделённой любви десятиклассника, который не может поверить, что в него вообще кто-нибудь когда-нибудь будет способен влюбиться, и пишет уже хорошие стихи; забираю юношу, который признаётся в любви за несколько месяцев до того, как должен будет улететь на другой конец Земли; забираю Рому, бродящего ночами по окрестностям университета в пригороде Токио и часами разговаривающего по телефону; забираю молодого человека, поющего в протестантской церкви и живущего у друзей в Японии, забираю меня, коллапсирующего от чужих достижений и проваливающегося на каждом шагу, разрушающего и создающего отношения, любящего и чёрствого, сильного и бесформенного, боящегося и преодолевающего страх, парализованного и делающего, всех себя собираю вместе.
И теперь - уношу - на зелёных ладонях - домой.
Ибо я опираюсь на себя теперь.