Неспешный хлеб
1988. Литва ещё была сестрой Узбекистана, Гиви из анекдотов гордился белой "Волгой", а мы гуляли по Варзобскому ущелью близ таджико-афганской границы. За хребтом умирали, но здесь Восток был уютным и домашним, как стадо овец. Неспеша пылили люди и ослы в гору, сонно другие ослы спускались в зной; медленно кружили в мареве орлы; тонкой струйкой наливали на четверть пиалы в чайхане; спали лошади в тени деревьев; слабо булькали дышащие бараниной, изюмом и зирой чёрные казаны.
Мы подошли к брезентовому навесу чабана спросить дорогу на перевал. Седой задымлённый таджик поднялся навстречу и рукой пригласил распологаться. Вопросы давались ему с трудом, - плохо знал русский. "Не спеши", - сказал он, подкрепив жестом широких ладоней, и ушел в сторону редких зарослей арчи. После получаса он появился с вязанкой и мы помогли поднести сухие пахучие деревяшки.
Старик выложил на хворост топор, попробовал рукой репшнур на одном из рюкзаков, поцокав на него языком, повторил "не спеши" и надолго ушел с ведерком. Мы кололи дрова и разводили огонь. Я не впервые щупал тонкость дела Востока, поэтому раскопал в рюкзаке кусок репшнура метра на четыре и повесил на одну из стоек. Чабан вернулся с водой, и начал подгребать огонь к чайнику. Мы сделали ещё попытку спросить и уйти, но были остановлены тем же "не спеши". Он залез под полог, покряхтел и выполз обратно с несколькими мешочками, по дороге молча потрогав взглядом висящий внутри репшнур.
Таджик сыпал из мешов в большой таз, говоря сам с собой: "Вот мука из Душанбэ, три кружки; вот соль такой горсть; вот соды мало; вот кунжут, столько". "Мешай" - продвинул он таз в нашу сторону, - "не спеши", а сам взял казан и стал выкладывать туда лопаточкой жир из бидона, - "хороший баран, смотри сколько сала". Мы помогли растопить жир в казане, влить шкворчащую струю в муку и размешать той же лопаточкой. Домешивал старик своими шершавыми крупными руками.
Он слепил несколько больших, с тарелку, лепешек и обвалял их в муке. "Теперь печь?", - спросил я, как наиболее общительный, - "Не спеши". Потом мы пили чай, а старик заверил, что дорогу знает и расскажет. Он выложил ещё жира в казан и, когда потянул дымок, изжарил по-очереди лепешки и унёс их под навес. Мы выпили ещё чаю, и ещё. Наконец старик поднялся и показал на ближайшую седловину - "Вот перевал". Oн вынес и протянул нам сверток со всеми лепёшками, - "Не спеши".
Потом мы были в других местах и видели других людей, но никто из них не спешил там, в горах. Мы часто сидели с ними у глинянных стен их кошар и смотрели как они пьют чай, глядя в вечность, собирают кизяк на топливо, ситают палкой овец и пекут свой неспешный хлеб.
Вкуснее всего получалось, когда пекли прямо на глинистой земле. Тесто вываливали всё разом на расчищенное место, где долго горел кизяк, и присыпали сверху кизячей золой, ещё хранившей запах овец и травы. Эти лепёшки получались огромные и были Востоком.