Еще строки книг
Оставшись один, вдыхая забытые запахи чернил,
мела, никогда не оседающей пыли, запаха "До первой крови", изнурительных
допросов у доски, запаха тюрьмы, бесправия возведенного в принцип, он все
надеялся вызвать в памяти какие-то сладкие воспоминания о детстве и
юношестве, о рыцарстве, о товариществе, о первой чистой любви, но ничего из
этого не получалось, хотя он очень старался, готовый умилиться при первой
возможности. Все оставалось по прежнему - и светлые затхлые классы, и
поцарапанные доски, парты, изрезанные закрашенными инициалами и
апокрифическими надписями, и казематные стены, выкрашенные до половины
веселой зеленой краской, и обитая штукатурка на углах - все оставалось
по-прежнему неказисто, гадко, наводило злобу и беспросветность. Он нашел
свой класс, хотя и не сразу, нашел свое место, но парта была другая, только
на подоконнике еще выделялась глубоко врезанная эмблема легиона свободы, и
он вспомнил одуряющий энтузиазм тех времен, бело-красные плакаты, жестяные
копилки в фонд легиона, бешенные кровавые драки с красными и портреты во
всех газетах, во всех учебниках, на всех стенах - лицо, которое казалось
тогда значительным и прекрасным, а теперь стало дряблым, тупым, похожим на
кабанье рыло, и огромный, клыкастый брызжущий рот. Такие юные, такие серые,
такие одинаковые... и глупые. И этой глупости сейчас не радуешься, не
радуешься, что стал умнее, а только обжигающий стыд за себя тогдашнего,
серого деловитого птенца, воображающего себя ярким, незаменимым, отборным...
И еще стыдные детские вожделения, и томительный страх перед девчонкой, о
которой ты уже столько нахвастался, что теперь просто невозможно отступать,
а на другой день - оглушительный гнев отца и пылающие уши и все это
называется счастливой порой: серость, вожделение, энтузиазм... Плохо дело,
подумал он. А вдруг через пятнадцать лет окажется, что и нынешний я так же
сер и несвободен, как и в детстве, и даже хуже, потому что теперь я считаю
себя взрослым, достаточно много знающим и достаточно пережившим, чтобы иметь
основания для самодовольства и для права судить.
Скромность и только скромность, до самоунижения... И только правда,
никогда не ври, по крайней мере - самому себе; но это ужасно:
самоуничтожение, когда вокруг столько идиотов, развратников, корыстных
лжецов, даже лучшие испещрены пятнами, как прокаженные... Хочешь ты снова
стать юным? Нет. А хочешь прожить еще пятнадцать лет? Да. Потому что жить -
это хорошо. Даже когда получаешь удары. Лишь бы иметь возможность бить в
ответ... Ну, ладно, хватит. Остановимся на том, что настоящая жизнь есть
способ существования, позволяющий наносить ответные удары. А теперь пойдем и
посмотрим, какими они стали...