55
КОЛЕСО ФОРТУНЫ
С Фортуной я познакомился в то лето, когда мне исполнилось 13 лет. Я вместе с мамой жил на даче, а ее родители купили домик в нашем садоводстве. Ее папашка, какой-то там профессор античной истории, был с большим прибабахом. Видимо, он сильно любил свою древнюю античность, потому что то и дело вставлял в разговор куплеты из Гомера на его родном языке. Древних греков в нашем садоводстве было мало, и всех напрягало, когда простой и понятный разговор о вызревании лука или яблок вдруг прерывался потоком непонятных стихов, сопровождающийся завываниями и закатыванием глаз. Их кота звали Одиссей, собаку - Терпсихора, и я ни разу не слышал, чтобы профессор назвал ее как-нибудь по-другому. Остальные-то, понятно, не парились, и звали ее попросту Псишкой.
Однако имя его дочери я не сокращал никогда, даже думая о ней про себя, - а о Фортуне я думал часто. Даже слишком часто. У нее были прекрасные золотистые волосы, темные шоколадные глаза и улыбка, которая каждый раз заставляла мое сердце биться в ритме рок-н-ролла. Такому прекрасному существу совершенно не подходило имя Фотька, которое выдумали для нее бессердечные жители нашего садоводства.
Наверное, вы уже догадались, что я влюбился в Фортуну, - влюбился страстно и по уши, как это обычно бывает в первый раз. Сначала я просто баюкал ее образ в глубине своего сердца, но потом решил, что должен с ней познакомиться. Вообще говоря, немножко мы были с ней знакомы, потому что, встречаясь каждый вечер в очереди за молоком, говорили друг другу «Привет». Но я-то имел в виду совсем другое знакомство - знакомство, во время которого я произведу на нее такое неотразимое впечатление, что ее сердце запутается в моих ловко расставленных сетях.
Проблема была лишь в том, как расставить эти сети. Я не был в этом специалистом, потому что до настоящего лета считал, что футбол гораздо интереснее разговоров с дурехами, которые даже не знают, что такое «пенальти». Сейчас я очень об этом жалел, потому что мне не хватало приобретенной опытным путем небрежности, с которой прожженные ловеласы нашего садоводства знакомились с девчонками. Как часто я мучительно пытался выдавить из себя волшебные слова: «Вау, какая девушка! Мне кажется, нам с тобой по пути!», чтобы навязаться в провожающие. Но слова из меня упорно не лезли, поэтому я решил брать действием.
Я всегда знал, как аксиому, что девушкам нравятся рыцари. Размышляя об этом непонятном для меня явлении, я решил, что девчонкам, помешанным на тряпках, нравятся их пышные наряды. Что ж, раз так, нужно стать для нее рыцарем!
Однако это легче было сказать, чем сделать. Из рыцарского у меня был только костюм Гамлета, которого я играл два года назад в школьном театре. В состав костюма входила кираса из фольги, что дало мне повод рассматривать его как подходящую амуницию для моего предприятия. Чтобы не сесть в лужу, я спросил у мамы, которая в этот момент окучивала картошку, можно ли, в известном смысле слова, назвать Гамлета рыцарем? Мама, орудуя тяпкой, кратко сказала «да», чем и поставила точку в моих сомнениях.
По счастливой случайности, костюм Гамлета был здесь же, на даче, куда мы, как и все, наверное, свозили ненужный хлам, который не поднималась рука выкидывать. Наряд несколько жал подмышками, но я мужественно не обратил на это внимания. Взяв банку для молока, я поехал навстречу своей судьбе.
Мой путь к молочнику был триумфальным шествием. Никогда еще я не привлекал к себе такого количества взглядов, и к месту назначения подъехал, полный сознания собственного величия. Фортуна уже была там. Она наградила меня взглядом, полным любопытства и, - я хотел в это верить! - восхищения. И, может быть, тот вечер сложился бы для меня удачно, если бы рядом с моей мечтой не было злого рока в виде ее подружки Машки. Машка, на мою беду, знала меня.
Эта Машка была толстой и белобрысой, и напоминала мне нашу большую белую бочку с огорода. Если в эту бочку крикнуть какое-нибудь интересное слово, бочка возвращала его басовитым эхом. Именно таким басом Машка выкрикнула:
- Ой, вы только на него посмотрите! Ты чего напялил-то на себя, а? Халат у бабушки стащил, что ль? И что это за консервы?
Вся очередь предательски захихикала, но это была бы полбеды. Бедой было то, что Фортуна тоже улыбнулась! Это было последней каплей. Надо было бы сразить Машку каким-нибудь язвительным ответом, но такие ответы я обычно придумывал где-нибудь через сутки. Сейчас я просто развернул свой верный рыцарский велосипед, и мы с ним галопом поскакали прочь с места моего позора.
Несколько дней я не ходил за молоком и злился на Фортуну за ее улыбку, но в конце концов любовь (и к молоку - тоже) победила. Я опять стал ездить к молочнику, и мы по-прежнему обменивались с моею мечтою официальным приветствием. Словом, все вошло в прежнюю колею, и я опять стал ломать голову, как покорить мою Фортуну.
Случай представился мне однажды днем, когда я проезжал мимо их дома. На этот раз он имел оранжевую рожу, испещренную шрамами, и отзывался на имя «Одиссей». Я не раз видел, как Фортуна сидела с этим котом на коленях, и он мурлыкал, наслаждаясь ее прикосновениями. Я очень ему завидовал.
Глядя сейчас на кота, который точил когти о дерево у дороги, я вспомнил, как мы гуляли на свадьбе у моего двоюродного брата. Он познакомился со своей невестой, когда снял с дерева ее любимого котенка, который не мог спуститься оттуда сам. Хотя Одиссей уже и не котенок, но Фортуна явно любит его. Поэтому я решил повторить подвиг своего брата и снять с дерева любимого котика моей любимой девушки.
Однако сначала котика надо было на дерево загнать. Я обернулся и, удостоверившись, что меня никто не видит, стал пугать этого оранжевого хмыря в надежде, что он испугается и залезет на дерево. Я шипел, как змея, негромко полаял, шевелил на него скрюченными пальцами и под конец дал пинка. Все эти меры, от которых любой другой кот уже бы сидел на верхушке дерева, подействовали на этого в совершенно другую сторону. Я уже говорил, что рожа кота была вся в шрамах. Так вот, эти шрамы появились отнюдь не потому, что кот любил есть крыжовник с куста. Эта скотина обожала подраться, и я это понял особенно четко, когда он издал воинственный вопль и разодрал мои руки от локтей до запястий. Да еще и укусил за коленку.
Видя на его физиономии желание продолжить нашу интересную беседу, я поспешил убраться с места битвы.
После этого для меня наступило время печали. Мама смазала мои раны зеленкой, отчего мои руки стали похожи на противные водоросли, но это было бы ерундой, если бы моя душа не изнывала от разочарования. Я отчаялся и решил, что сама судьба (О, Фортуна!) против меня.
Несколько дней я страдал, но потом понял, что в жизни, помимо разочарований, остаются вечные ценности. Я снова, как и в прошлом году, начал ездить в соседнее садоводство, где каждый вечер играли в футбол. После футбола я бывал измотан так, что не мог думать ни о чем, даже о Фортуне. И однажды вечером, когда я крутил педали, мечтая поскорее упасть в кровать, я увидел ее.
Она сидела на обочине дороги, нагнувшись над своим велосипедом. Когда я подъехал ближе и кашлянул, чтобы привлечь ее внимание, она испуганно обернулась. Узнав меня, она просияла так, что я мигом проснулся и почувствовал себя наиглавнейшим богом. Как его там звали, Зевс? Оказалось, что у велосипеда отвалилось колесо, а починить его она не может.
Достав из чехла на моем руле блестящие инструменты, я принялся за починку. Глядя, как быстро и аккуратно колесо встало на свое место, я мысленно поаплодировал себе. А она всю дорогу смотрела на меня глазами, полными восхищения.
Потом я проводил ее до дома, и после этого много вечеров мы провели вместе. Так, благодаря сломанному колесу Фортуны, сложилась моя первая любовь.