Про изменения
Я лихо сочиняла в двадцать
И плохо сочиняю в тридцать.
Слова умели так рождаться,
Так зажигаться и искриться,
Они как будто вились роем
И свой показывали норов,
Как будто бы тетрадь откроешь
И тут же тянешься за новой.
Кого-то, может быть, спасали
По ком-то, может быть, звонили.
Тогда они меня писали
И я легко плыла за ними.
И никому не подчиняясь,
Они летели, злы и метки.
А в тридцать я не сочиняю,
А просто делаю заметки.
А просто делаю зарубки,
Держу прошедшее в порядке.
Беру свои слова за руки,
Кормлю. Разглаживаю складки.
И кто-то скажет: "Восходила,
Но лучше бы теперь молчала".
А кто-то скажет: "Это было
Понятно с самого начала".
Меня давно не узнавали,
Не говорили о наградах,
Но мне спокойно со словами
Мы много лет шагаем рядом.
Когда один из нас поникнет,
Другой тотчас его подхватит,
Издатель не перезвонит мне
И фонд известный не заплатит.
Меня перечитает дочка
В минуту слабости гнилую.
И, может, поцелует в щёчку.
Скорей всего не поцелует.
(С) Та-самая-Аля Больше-не-кудряшева
И плохо сочиняю в тридцать.
Слова умели так рождаться,
Так зажигаться и искриться,
Они как будто вились роем
И свой показывали норов,
Как будто бы тетрадь откроешь
И тут же тянешься за новой.
Кого-то, может быть, спасали
По ком-то, может быть, звонили.
Тогда они меня писали
И я легко плыла за ними.
И никому не подчиняясь,
Они летели, злы и метки.
А в тридцать я не сочиняю,
А просто делаю заметки.
А просто делаю зарубки,
Держу прошедшее в порядке.
Беру свои слова за руки,
Кормлю. Разглаживаю складки.
И кто-то скажет: "Восходила,
Но лучше бы теперь молчала".
А кто-то скажет: "Это было
Понятно с самого начала".
Меня давно не узнавали,
Не говорили о наградах,
Но мне спокойно со словами
Мы много лет шагаем рядом.
Когда один из нас поникнет,
Другой тотчас его подхватит,
Издатель не перезвонит мне
И фонд известный не заплатит.
Меня перечитает дочка
В минуту слабости гнилую.
И, может, поцелует в щёчку.
Скорей всего не поцелует.
(С) Та-самая-Аля Больше-не-кудряшева