(no subject)
В темноте ревёт комбайн весёлый.
Не стреляйте бомбой в грудь ему.
Лучше сядьте в куст у сикоморы
и дождитесь полную луну.
Чуть осветит край иного брега
бледное мерцание небес,
я приеду в чреве туарега
на опушку, где печален лес.
Я с базукой выйду пред комбайном.
Он застынет в ужасе на миг.
И, курком ударенный хрустальным,
вверх взлетит снаряд, скривив свой лик.
Он пройдёт во тьме над облаками,
где, дыша эфиром, мир иной,
словно дол, усеянный богами,
утопает в дымке голубой.
А потом, учуявший добычу,
что ползёт под грохот шестерней,
спину меднокрылую набычив,
он замрёт, невидимый, над ней.
И ударит всей своею массой
в крышу, где таится комбайнёр,
так, что тот без тапочек и каски
выпадет на траву, и костёр
вмиг охватит шестерни и втулки,
закипит пластмасса, а потом
среди поля взрыв раздастся гулкий,
разметав детали над жнивьём.
День придёт. Я копоть смою в море
и поеду вечером на бал.
Там затмившей всех Элеоноре
подарю красивый коленвал.
Не стреляйте бомбой в грудь ему.
Лучше сядьте в куст у сикоморы
и дождитесь полную луну.
Чуть осветит край иного брега
бледное мерцание небес,
я приеду в чреве туарега
на опушку, где печален лес.
Я с базукой выйду пред комбайном.
Он застынет в ужасе на миг.
И, курком ударенный хрустальным,
вверх взлетит снаряд, скривив свой лик.
Он пройдёт во тьме над облаками,
где, дыша эфиром, мир иной,
словно дол, усеянный богами,
утопает в дымке голубой.
А потом, учуявший добычу,
что ползёт под грохот шестерней,
спину меднокрылую набычив,
он замрёт, невидимый, над ней.
И ударит всей своею массой
в крышу, где таится комбайнёр,
так, что тот без тапочек и каски
выпадет на траву, и костёр
вмиг охватит шестерни и втулки,
закипит пластмасса, а потом
среди поля взрыв раздастся гулкий,
разметав детали над жнивьём.
День придёт. Я копоть смою в море
и поеду вечером на бал.
Там затмившей всех Элеоноре
подарю красивый коленвал.