Герберт Хан. О гении Европы. Дания. Быстрый и сдержанный, древний и поношенный (продолжение)
( источник)
Герберт Хан. О гении Европы. Дания. Быстрый и сдержанный, древний и поношенный (продолжение)
В шутку в Дании и вокруг нее говорят, что испытание датским языком выдержал тот, кто со всеми необходимыми импульсными нюансами и прочими звукосочетаниями сумел произнести слова “rod grod med flod” - «фруктовый пудинг со сметаной». Может быть, и так, но чем ближе иностранец знакомится с языком, тем больше сомнений в том, что можно хоть в какой-то степени выполнить все необходимые вставки без многолетнего проживания в среде этого народа. Это оказывается еще труднее, чем правильно выполнять тяжелое ударение в шведском языке. Однако именно в таких вот тонкостях, создающих трудности иностранцу, непосвященному, и заключены древние феномены языка, которые невозможно переоценить.
Как в Голландии большая часть земли обработана прилежными человеческими руками и носит на себе печать индивидуальности, так и датские слова взяты, изменены и отшлифованы ярко выраженной индивидуалистической силой. Это относится не столько к письменной речи, сколько к реальному произношению. Вследствие этого слова и особенно звуки по своему характеру особенно далеко ушли от своего изначально скандинавского состава. К тому, прежнему составу ближе всего остался исландский язык, и потому однажды одна норвежская знакомая рассказала автору весьма характерную историю, происшедшую в Исландии.
Двое датских инженеров по заданию копенгагенской фирмы приехали в Исландию заключать контракт с местной общиной об использовании водопада для электростанции. Переговоры прошли успешно и уже заканчивались. Инженеров пригласили на определенный день и час в «дорфтинг» для взаимного подписания договора купли или аренды. Они явились вовремя, но их попросили подождать еще в приемной. Было слышно, что в зале административного общинного дома взволнованно спорили. Это длилось четверть часа, и потом еще четверть часа, и еще, и еще. Казалось, что разгорелась настоящая словесная битва.
Постепенно инженерам становилось не по себе. Они не знали, чем объяснить происходящее. Поэтому они подумали, что честному люду там в зале согласованной с общинным советом суммы было мало и что разговор шел о назначении новой цены!
Наконец, наступила тишина, дверь открылась, и инженеров пригласили войти. Им тут же передали документ и попросили подписать со своей стороны. Инженеры быстро поглядели на бумагу. В проекте ничего не было изменено, сумма указывалась та же, а внизу уже стояли подписи уполномоченных лиц от совета общины. Инженеры, ни минуты не медля, быстро подписали. Лишь после этого они позволили себе вздохнуть свободно. И с улыбкой спросили руководителя общинного совета, о чем же перед этим все так спорили, может быть, сумма контракта показалась маленькой? «Сумма контракта? Ах, деньги! - смеясь, воскликнул руководитель. - Нет, о деньгах никто не говорил. Мы просто немного удивлялись тут датскому языку!»
Как заверила меня знакомая, эти выражения удивления при зачитывании контракта продолжались более часа и не обошлись без драматических вставок.
Но если датский язык в целом отдалился от определенного начального состояния больше других скандинавских языков, то все же он в противоположность шведскому и традиционному норвежскому литературному языку сохранил в чистом виде первоначальную форму некоторых звуков. Так, например, у звуков “O” и “U” осталось то же качество, что и в древности. Слова “sko”, “skole”, “mor” произносят через “O”, равноценное немецкому “O”, в то время как, например, в шведском языке при написании “O” в словах “sko”, “skola”, “mor” произносится “U”. Так же обстоит дело и с норвежскими словами “sko”, “skole”, “mor”, которые пишутся через “O”, а произносятся как “U”. Датчанин слово «лура» пишет и говорит «лур», а швед пишет “lur”, но произносит «люр» со звуком, похожим на немецкий «у-умлаут», хотя и иначе нюансированным. Датчанин слово «стена» пишет и говорит как “mur” (мур), а норвежец пишет “mur”, а произносит при этом у-умлаут («мюр»).
Обратим внимание на тот интересный факт, что среди гласных звуков свой характер сохранили именно темные звуки “O” и “U”. Среди согласных “K” выдержал все попытки смягчить его, которые могли быть предприняты при следующих за ним звуках “E” или “I”. Звук “K” называется Рудольфом Штейнером корневым языковым звуком. В курсе о структуре языка он говорит, что при образовании этого звука появляется чувство кристаллизации, затвердения воздуха. Например, в датском языке в словах “kilde” = источник и “kende” = знать сохранился звук “K”, в то время как в шведских словах “kalla” и “kanna” он смягчился до звука, не вполне точного передаваемого буквами “tch”. Норвежский язык словами “kilde” и “kjenne” ассистирует шведскому, причем во втором слове происшедшее смягчение становится заметным даже в написании. Звук “K”, сохранившийся в датском языке словно гранит, опирается, как и темные гласные звуки, на определенную изначальную основу. Этот звук близок к древнему несущему волевому полюсу, о котором уже несколько раз говорилось в наших рассуждениях.
Если в приведенных гласных звуках и в звуке “K” выделяются моменты изначальные, древние, то другие гласные и согласные склонны, наоборот, к существенным отклонениям от «начального состава», к тонким вариациям, в которых заключается тональность языка. Здесь мы оказываемся в такой звуковой сфере, где раздроблявшие все силы индивидуальности поработали эффективно.
Из светлых звуков это прежде всего “E”. В конце слов, а также и в середине, этот звук отчетливо обнаруживает склонность к исчезновению. Если же открыть датский словарь и посмотреть слова, начинающиеся с “E”, да еще и подкрепить это словами, начинающимися с “AE”, то удивишься тому, что найдешь весьма мало слов по сравнению с немецким словарем на буквы “E” или “A”. В явлении редкого положения “E” в начале слов датскому языку в какой-то степени ассистируют шведский и норвежский языки.
О звуке “E”, наиболее часто встречающемся в немецком языке, будет больше сказано в другом месте. В аспекте науки о духовных качествах звуков он выражает среди прочего разграничение себя с окружающим миром. Более редкое его наличие может, следовательно, указывать на противоположное свойство - на более сильную взаимосвязь с миром.
Для характера современного датского языка особенно интересен и показателен звук “A” в открытых слогах. Окраску при произнесении этого звука датчанин слышит особенно хорошо. Поскольку образование этого гласного схоже с артикуляцией «Э», то иностранец, грубо говоря, подставляет «Э» вместо “A”. Однако для обученного тонким звуковым оттенкам датского уха это «Э» звучит почти что оскорбительно. Действительно не годится, если вместо “Basel”, “Vesterbrogade”, “tilbage” слышится попросту что-то вроде «Бэзель», «Вестерброгэд», «тильбэг». У звука, движущегося в сторону полюса “I”, о котором говорилось в главе о Швеции, действительно отнимается что-то от его собственного звучания и тем самым что-то от его собственной души, если он попросту подгоняется под звук «Э». Не следует давать ввести себя в заблуждение и тем, что в сленге больших городов иногда экстремальные формы с «Э» действительно можно услышать.
Звук “I”, которому мы с точки зрения качества вправе приписать чувство самоутверждения, выступает в своем чистом виде и в начале датских слов, и там, где он является самостоятельным предлогом. Однако в большом числе закрытых слогов он проявляет склонность слегка изменяться в сторону “E”. Этот нюанс также подспудный и едва заметный. Но, чтобы привести только некоторые примеры: датский звук “I” в словах “binde”, “finde”, “svinde” ни в коем случае не такой же, как немецкое “i” в словах “binden”, “finden”, “schwinden”, и в столь же малой степени он похож на шведское “i” в словах “binda”, finna”, svinna” или “forsvinna”.
Как уже сказано, различия эти небольшие, тонкие и «чуть-чуть» слышимые. Но мы вспоминаем о словах Репина: «где начинается только-только и чуть-чуть…». Все эти едва заметные тенденции в пределах группы «светлых» гласных: склонность к исчезновению “E”, передвинутый к «I-полюсу» звук “A” и сдвинутый в сторону «Е-полюса» звук “I”, - все это придает языку такую динамику, которая ассистирует при рывке «толчка». Эти различия - словно дрожжи в тесте.
Как бы на полях хотелось бы отметить один еще более тонкий нюанс, который тем не менее тоже относится к данной группе феноменов: открытое “O” в словах типа “hof” и “holm” слегка сдвигается в сторону “A”. Речь идет о приближении к “A” намного большем, чем в немецком слове “poltern” или в итальянском “molto”. Правда, оно не достигает качеств русского «О» в слове «Москва». Если прибавить к этому, что и “U” в словах “bund” или “grund” отклоняется в сторону “O”, то вышеуказанная тенденция подкрепляется еще больше.
Именно характерная для датского языка динамика, творческие внутренние колебания придают и темным, и светлым гласным как бы своеобразную согласную добавку. Речь идет опять же о явлениях, расположенных между полюсами “I” и “U”, о новых звуках “I” и “U” в statu nascendi. Например, в слове “dogn” = «день и ночь» звук “G” превратился в “J”, и слово произносится как «дойн». Часто встречаются и переходы от “V” к “U”, как в слове “sove” (спать), произносимом “szoue”. В случае с последним феноменом звуки “V” и “W”, известные всем лингвистам как полугласные, проявляют свои качества в слегка прикрытом виде.
Метки: Дания, Европа, антропософия, национальная психология
Герберт Хан. О гении Европы. Дания. Быстрый и сдержанный, древний и поношенный (продолжение)
В шутку в Дании и вокруг нее говорят, что испытание датским языком выдержал тот, кто со всеми необходимыми импульсными нюансами и прочими звукосочетаниями сумел произнести слова “rod grod med flod” - «фруктовый пудинг со сметаной». Может быть, и так, но чем ближе иностранец знакомится с языком, тем больше сомнений в том, что можно хоть в какой-то степени выполнить все необходимые вставки без многолетнего проживания в среде этого народа. Это оказывается еще труднее, чем правильно выполнять тяжелое ударение в шведском языке. Однако именно в таких вот тонкостях, создающих трудности иностранцу, непосвященному, и заключены древние феномены языка, которые невозможно переоценить.
Как в Голландии большая часть земли обработана прилежными человеческими руками и носит на себе печать индивидуальности, так и датские слова взяты, изменены и отшлифованы ярко выраженной индивидуалистической силой. Это относится не столько к письменной речи, сколько к реальному произношению. Вследствие этого слова и особенно звуки по своему характеру особенно далеко ушли от своего изначально скандинавского состава. К тому, прежнему составу ближе всего остался исландский язык, и потому однажды одна норвежская знакомая рассказала автору весьма характерную историю, происшедшую в Исландии.
Двое датских инженеров по заданию копенгагенской фирмы приехали в Исландию заключать контракт с местной общиной об использовании водопада для электростанции. Переговоры прошли успешно и уже заканчивались. Инженеров пригласили на определенный день и час в «дорфтинг» для взаимного подписания договора купли или аренды. Они явились вовремя, но их попросили подождать еще в приемной. Было слышно, что в зале административного общинного дома взволнованно спорили. Это длилось четверть часа, и потом еще четверть часа, и еще, и еще. Казалось, что разгорелась настоящая словесная битва.
Постепенно инженерам становилось не по себе. Они не знали, чем объяснить происходящее. Поэтому они подумали, что честному люду там в зале согласованной с общинным советом суммы было мало и что разговор шел о назначении новой цены!
Наконец, наступила тишина, дверь открылась, и инженеров пригласили войти. Им тут же передали документ и попросили подписать со своей стороны. Инженеры быстро поглядели на бумагу. В проекте ничего не было изменено, сумма указывалась та же, а внизу уже стояли подписи уполномоченных лиц от совета общины. Инженеры, ни минуты не медля, быстро подписали. Лишь после этого они позволили себе вздохнуть свободно. И с улыбкой спросили руководителя общинного совета, о чем же перед этим все так спорили, может быть, сумма контракта показалась маленькой? «Сумма контракта? Ах, деньги! - смеясь, воскликнул руководитель. - Нет, о деньгах никто не говорил. Мы просто немного удивлялись тут датскому языку!»
Как заверила меня знакомая, эти выражения удивления при зачитывании контракта продолжались более часа и не обошлись без драматических вставок.
Но если датский язык в целом отдалился от определенного начального состояния больше других скандинавских языков, то все же он в противоположность шведскому и традиционному норвежскому литературному языку сохранил в чистом виде первоначальную форму некоторых звуков. Так, например, у звуков “O” и “U” осталось то же качество, что и в древности. Слова “sko”, “skole”, “mor” произносят через “O”, равноценное немецкому “O”, в то время как, например, в шведском языке при написании “O” в словах “sko”, “skola”, “mor” произносится “U”. Так же обстоит дело и с норвежскими словами “sko”, “skole”, “mor”, которые пишутся через “O”, а произносятся как “U”. Датчанин слово «лура» пишет и говорит «лур», а швед пишет “lur”, но произносит «люр» со звуком, похожим на немецкий «у-умлаут», хотя и иначе нюансированным. Датчанин слово «стена» пишет и говорит как “mur” (мур), а норвежец пишет “mur”, а произносит при этом у-умлаут («мюр»).
Обратим внимание на тот интересный факт, что среди гласных звуков свой характер сохранили именно темные звуки “O” и “U”. Среди согласных “K” выдержал все попытки смягчить его, которые могли быть предприняты при следующих за ним звуках “E” или “I”. Звук “K” называется Рудольфом Штейнером корневым языковым звуком. В курсе о структуре языка он говорит, что при образовании этого звука появляется чувство кристаллизации, затвердения воздуха. Например, в датском языке в словах “kilde” = источник и “kende” = знать сохранился звук “K”, в то время как в шведских словах “kalla” и “kanna” он смягчился до звука, не вполне точного передаваемого буквами “tch”. Норвежский язык словами “kilde” и “kjenne” ассистирует шведскому, причем во втором слове происшедшее смягчение становится заметным даже в написании. Звук “K”, сохранившийся в датском языке словно гранит, опирается, как и темные гласные звуки, на определенную изначальную основу. Этот звук близок к древнему несущему волевому полюсу, о котором уже несколько раз говорилось в наших рассуждениях.
Если в приведенных гласных звуках и в звуке “K” выделяются моменты изначальные, древние, то другие гласные и согласные склонны, наоборот, к существенным отклонениям от «начального состава», к тонким вариациям, в которых заключается тональность языка. Здесь мы оказываемся в такой звуковой сфере, где раздроблявшие все силы индивидуальности поработали эффективно.
Из светлых звуков это прежде всего “E”. В конце слов, а также и в середине, этот звук отчетливо обнаруживает склонность к исчезновению. Если же открыть датский словарь и посмотреть слова, начинающиеся с “E”, да еще и подкрепить это словами, начинающимися с “AE”, то удивишься тому, что найдешь весьма мало слов по сравнению с немецким словарем на буквы “E” или “A”. В явлении редкого положения “E” в начале слов датскому языку в какой-то степени ассистируют шведский и норвежский языки.
О звуке “E”, наиболее часто встречающемся в немецком языке, будет больше сказано в другом месте. В аспекте науки о духовных качествах звуков он выражает среди прочего разграничение себя с окружающим миром. Более редкое его наличие может, следовательно, указывать на противоположное свойство - на более сильную взаимосвязь с миром.
Для характера современного датского языка особенно интересен и показателен звук “A” в открытых слогах. Окраску при произнесении этого звука датчанин слышит особенно хорошо. Поскольку образование этого гласного схоже с артикуляцией «Э», то иностранец, грубо говоря, подставляет «Э» вместо “A”. Однако для обученного тонким звуковым оттенкам датского уха это «Э» звучит почти что оскорбительно. Действительно не годится, если вместо “Basel”, “Vesterbrogade”, “tilbage” слышится попросту что-то вроде «Бэзель», «Вестерброгэд», «тильбэг». У звука, движущегося в сторону полюса “I”, о котором говорилось в главе о Швеции, действительно отнимается что-то от его собственного звучания и тем самым что-то от его собственной души, если он попросту подгоняется под звук «Э». Не следует давать ввести себя в заблуждение и тем, что в сленге больших городов иногда экстремальные формы с «Э» действительно можно услышать.
Звук “I”, которому мы с точки зрения качества вправе приписать чувство самоутверждения, выступает в своем чистом виде и в начале датских слов, и там, где он является самостоятельным предлогом. Однако в большом числе закрытых слогов он проявляет склонность слегка изменяться в сторону “E”. Этот нюанс также подспудный и едва заметный. Но, чтобы привести только некоторые примеры: датский звук “I” в словах “binde”, “finde”, “svinde” ни в коем случае не такой же, как немецкое “i” в словах “binden”, “finden”, “schwinden”, и в столь же малой степени он похож на шведское “i” в словах “binda”, finna”, svinna” или “forsvinna”.
Как уже сказано, различия эти небольшие, тонкие и «чуть-чуть» слышимые. Но мы вспоминаем о словах Репина: «где начинается только-только и чуть-чуть…». Все эти едва заметные тенденции в пределах группы «светлых» гласных: склонность к исчезновению “E”, передвинутый к «I-полюсу» звук “A” и сдвинутый в сторону «Е-полюса» звук “I”, - все это придает языку такую динамику, которая ассистирует при рывке «толчка». Эти различия - словно дрожжи в тесте.
Как бы на полях хотелось бы отметить один еще более тонкий нюанс, который тем не менее тоже относится к данной группе феноменов: открытое “O” в словах типа “hof” и “holm” слегка сдвигается в сторону “A”. Речь идет о приближении к “A” намного большем, чем в немецком слове “poltern” или в итальянском “molto”. Правда, оно не достигает качеств русского «О» в слове «Москва». Если прибавить к этому, что и “U” в словах “bund” или “grund” отклоняется в сторону “O”, то вышеуказанная тенденция подкрепляется еще больше.
Именно характерная для датского языка динамика, творческие внутренние колебания придают и темным, и светлым гласным как бы своеобразную согласную добавку. Речь идет опять же о явлениях, расположенных между полюсами “I” и “U”, о новых звуках “I” и “U” в statu nascendi. Например, в слове “dogn” = «день и ночь» звук “G” превратился в “J”, и слово произносится как «дойн». Часто встречаются и переходы от “V” к “U”, как в слове “sove” (спать), произносимом “szoue”. В случае с последним феноменом звуки “V” и “W”, известные всем лингвистам как полугласные, проявляют свои качества в слегка прикрытом виде.
Метки: Дания, Европа, антропософия, национальная психология