ВЕТРЯНАЯ МЕЛЬНИЦА ЭТНОИСТОРИИ
(источник, комментарии у автора здесь.)
Роман РОМАНОВ
ВЕТРЯНАЯ МЕЛЬНИЦА ЭТНОИСТОРИИ
(Об источниках и трех с половиной частях украинского этногенеза)
Историко-философический квест по следам украинского этногенеза и по началам всемирной этноистории.
1. О наших и не наших
Так все-таки, украинцы и белорусы - это наш народ или не наш?
А то политики вечно путаются и всех путают, а публика в недоумении. Если, по Путину, мы и украинцы - это один народ, то почему тогда - "табачок врозь"? И ведь нельзя сказать, чтобы это русские настаивали на тезисе "Украина - не Россия", отказывая соседям в "табачке".
Вообще, и не только на наш взгляд - украинцы немного странные, если не сказать - смешные. Мы даже на них не обижаемся, хотя бывает за что. Зато в обратную сторону - непременное высказывание нанесенных "обид", вызванных участием. Как объяснить этот феномен воспроизводящихся в веках братско-сестринских отношений?
Сразу оговорюсь, что для меня русско-украинские отношения - это дело вполне внутрисемейное, и даже глубже - внутренний спор мотивов и побуждений, где русский деятельный фатализм вечно обижает украинскую мечтательность. Но эти субъективные интуиции, очерчивая зону поисков для объективного анализа, не должны его подменять.
Для начала неплохо бы разобрать, какие именно стороны нашего бытия относятся к феномену народа, а какие - точно нет. Так, в производственных отношениях не имеет почти никакого значения, какой национальности рабочий или инженер. Там важны лишь коммуникация, квалификация и опыт.
На входе внутрь корпоративной машины, на этапе обучения бывает некоторая дифференциация по национальным предпочтениям. Украинец с большей вероятностью окажется "ближе к кухне", а русский - "куда пошлют". Но если пошлют обоих и вместе - возникнет вполне общерусская артельность и взаимодополняющее распределение ролей, придающее мощность "двигателю прогресса" - умению находить обходные пути. Другие сочетания национальных характеров в гораздо меньшей степени влияют на ситуацию в трудовом или армейском коллективе, наверное, потому бжезинские и паникуют. Хотя я бы на их месте расслабился, ведь наличие МИДа в Киеве или таможни между Белгородом и Харьковом никак не влияет на личное участие хохлов в москальских делах, а может даже усиливает переток в Россию квалифицированных кадров.
И все же, несмотря на оговорки, зафиксируем общую позицию - на производстве отношениях, вообще говоря, нет "ни эллина, ни иудея", что подтверждено практикой массированного вывода производства из западных стран в "третий мир". Национальный характер на производство влияет, и наоборот тоже. Но вовсе не в этих отношениях население проявляет себя как народ!
Уточним, что традиционное производство, основанное на освоении популяциями людей природы (и освоении природой этих популяций), лежит в основе субэтносов, включенных в мозаику этносферы. В этом смысле городские популяции, складывающиеся вокруг производств, тоже входят в субэтносы, составляющие субстрат для развития наций и исторического творчества народов, но не тождественные ни тем, ни другим.
Торговля и финансы еще в меньшей степени, чем производство, соотносится с народом как явлением. Хотя там довольно и эллинов, и иудеев, а равно и иных городских и кочевых субэтносов, традиционно занятых в сфере обмена и вплетенных в общую мозаику этносферы. Ясно, что характер торговых "производственных отношений" влияет на все другие стороны жизни этих популяций и субэтносов.
Преобладание в этническом субстрате тех или иных типов субэтносов обязательно влияет и на нации, и на народы. Этот момент различия между братскими народами мы можем заметить, да хотя бы на примере белорусов и украинцев - у первых преобладают производящие субэтносы (даже не численностью, а влиянием на общие дела), у вторых - торгово-финансовые. Что же касается русских, то доминирующим ядром великорусского этноса изначально были монастыри и государевы военные заводы, а потом пришедшие им на замену научно-производственные, академические и университетские субэтносы. Россия слишком велика по масштабам и сложна по условиям, чтобы формироваться на основе субэтносов с относительно малыми циклами воспроизводства.
Другое дело, что и в Белоруссии, и на Украине этот же тип субэтносов представлен и имеет существенное влияние за счет связей с российскими братьями и коллегами. Поэтому по отношению к обычным торговым и производящим странам Украина или Белоруссия выступают в таком же особом отношении, как Россия по отношению к ним самим. Эта общность как раз и проявляется в успешном совместном преодолении особых трудностей, то есть в решении творческих задач. (Возможно, поэтому единству России, Украины и Белоруссии обязательно предшествуют особо трудные обстоятельства, пусть даже нами самими и созданные;)
Психологические стереотипы этноса и соответствующие им структурные паттерны существенно влияют на устройство государства и других институтов (наука и религия, образование и культура), составляющих нацию как отдельную часть общей цивилизации. Нации опираются на этносы, но границы наций никогда (!) не совпадают с этническими границами. Даже если где-то найдется формально моноэтническая нация, при ближайшем рассмотрении она окажется общей и для субэтносов, органически включенных в другие этносы и нации. Наглядный пример - Армения, очень существенно опирающаяся на армянские субэтносы в других странах, не говоря уже о карабахском субэтносе. Финляндия - не нация без шведского и русского субэтносов, как и балтийские нации - без немецкого, еврейского и русского.
А все дело в том, что национальные институты и, прежде всего, государство как основа нации питаются энергией внутренних и внешних противоречий. Без внутренних противоречий государственная машина как мотор без топлива. В том числе и поэтому некоторые нации, добившиеся в ХХ веке сомнительного идеала моноэтничности, теперь вынуждены искусственно создавать инокультурные субэтносы, завозить гастарбайтеров и даже просто беженцев. Иначе такое государство, попавшее в тепличные условия за счет баланса сил соседних держав, начинает хиреть и перестает поддерживать прочие, более важные цивилизационные институты. А вслед за этим недолго и утратить статус нации, став частью чьей-либо федерации типа Евросоюза. Но ни Украине, ни даже Белоруссии этот желанный для населения, но не для народов "сталинский вариант" в ближайшее время не грозит. Ибо противоречий хватает, да и диаспора из-за проблем только растет.
Нация как отдельный слой отношений, также составляющих мозаичное единство, тоже опирается на относительно малочисленные, но влиятельные городские субэтносы, для которых производство юридических бумаг, государственных программ, планов, стандартов - является традиционным занятием.
В шутке сатирика Задорнова насчет того, что они, чиновники, - это один народ, а все мы - другой, есть большая доля истины. Вместе близкие по культуре и историческому опыту нации составляют цивилизацию. Понятие суперэтноса соответствует этническому субстрату цивилизации, основе для ее наций. Но исторически суперэтносы существовали и в периоды подъема цивилизаций до формирования государств и наций. Внутри такого суперэтноса постепенно развиваются субэтносы, "вмещающим ландшафтом" для которых является национальная культура. Взаимодействуя между собой и с культурными слоями соседних цивилизаций, эта мозаика городских субэтносов является равновеликой по масштабам всем этносам своей цивилизации.
Нетрудно заметить, что национальные элиты, составляющие субэтнос культурного ядра нации, существенно опираются на сообщество граждан (не путать с профанацией "гражданского общества"). Гражданские отношения в своей совокупности - это и есть государство, как отношения преподавателей и учащихся - это и есть образование и т.п. Но в этих отношениях на равных или с отдельными ограничениями (или даже привилегиями) участвуют и иностранцы, принадлежащие в иных отношениях к совсем другим народам.
Кроме того, даже для обыденной интуиции национальные элиты отчасти (причем именно в этой самой части отношений) являют собой меньшинство и противостоят большинству народа. Как, например, учитель в школе - большинству в классе. Поэтому, ну никак, нация как явление не может быть отождествлена с народом. Отождествить эти понятия в рамках упрощенной идеологии можно, но если сами управляющие из ядра нации поверят такому упрощению, то вскоре приведут нацию к кризису.
Однако что же тогда остается "народу", если все самые важные и востребованные общественные отношения к нему не относятся. Что же тогда? (Неужели традиционно-культурные, семейно-бытовые или, может быть, сексуальные отношения?) Вряд ли высокая значимость этих отношений для отдельных представителей народа смогла бы сделать "народ" одним из главных в иерархии правовых понятий.
Может, тогда понятие "народ" должно включать всю совокупность всех названных отношений, происходящих в географических границах страны? Тоже не выходит, ибо во всех этих отношениях, включая сексуальные, семейные и даже традиционные обязательно заявится какой-нибудь подозрительный иностранец в товарных количествах. Где же нам найти границы явления, и в чем проявляется суть и отличие народа от других, в том числе самых близких феноменов?
Или конкретизируем - чем отличаются друг от друга русские, украинцы, белорусы как часть своих народов? Ведь если бы этих народов объективно не существовало, то в России украинцы и белорусы (кроме западенцев) считались бы просто русскими, и сами вряд ли бы ощущали себя иначе. Но даже родившийся и всю жизнь проживший в России украинец или белорус интуитивно ощущает свое единство с малой Родиной. Неужели все дело в этой интуиции и тонких психических материях? Вполне может статься и так, но в том-то и дело, что самые тонкие и глубинные психологические движения обязательно находят свое отражение вовне, на поверхности общественного бытия. Эти движения, отражающие общие психологические черты народа, мы и хотим уловить, высветить, обнародовать. Только не стоит путать понятия "национальный характер" и "психология народа" - между ними такая же разница, как между фенотипом и генотипом в биологии.
В общем, такое впечатление, что и этот заход на тему снова оказался не слишком плодотворным. Мы смогли обобщить только, что есть "не народ", но где же сам народ? Хотя... нет, что-то такое мы все же нащупали и уловили, когда отвлеклись от просто производства к особым артельным отношениям, когда русские, украинцы и примкнувшие к ним представители братских народов могут свернуть горы, особенно если им кто-то или что-то сильно мешает, в трудных условиях.
Ведь согласитесь, призыв "А ну-ка, народ, взялись... Эй, ухнем!" органично звучит на фоне картины Репина про бурлаков, но будет нарочитым в обычных полевых работах или даже анекдотичным на конвейере, в торговой лавке, не говоря уже семейных и прочих отношениях. Также органично обращение к народу по имени может звучать на митинге, баррикадах, на передовой перед атакой, и даже в НИИ перед сложным экспериментом. То есть в моменты кризисов и преодоления трудностей, когда исчерпаны старые или еще не выработаны новые правила игры и рутинные процедуры. Вот именно в такие кризисные моменты проявляется и ощущается принадлежность человека к своему народу или "комплиментарность" по отношению к другому.
2. О политической роли "просто Иванов"
В первой главе мы разграничили понятия этносов, нации и народа, признали их реальное автономное друг от друга, но неразрывное существование. Разграничение пока теоретическое, но и это уже немало. Потому как большинство теоретиков, а за ними и практики путают, подменяют или же игнорируют ту или иную ипостась многогранного субъекта истории. Отсюда и фатальные просчеты политиков, подверженность ядра нации манипуляциям и т.д. Поэтому и мы не станем почивать на лаврах, и еще раз перепроверим выводы с высоты этого скромного теоретического достижения.
Итак, народ как глубинная ипостась субъекта истории являет себя в ситуации политических кризисов, оказывая решающее влияние на исходы войн, революций, острых конфликтов, по итогам которых меняются не режимы и лидеры, а политические системы, сменяются династии, принимаются конституции...
Однако, как же народу научиться действовать в ситуации системного кризиса, если на памяти каждого поколения таковых раз-два и обчелся? К тому же кризисы, в отличие от рутины будней, каждый раз протекают по-новому. Именно из-за исторического опыта и нежелания наступать на те же грабли, каждый раз ищутся новые.
Повторим для ясности вопрос: Где народ черпает образцы самоорганизации для действия в кризисных ситуациях, когда все шаблоны порваны, машины застопорены или даже сломаны?
Сугубо теоретический ответ: из опыта, осмысленного историками, философами, политологами и идеологами. Так и представляем себе матроса Железняка, на бегу пролистывающего Тацита или хотя бы Карамзина в поисках политических рецептов.
Ну ладно, ладно, не будем ерничать и утрировать - разумеется, Карамзина, а скорее - Макиавелли не пролистывали, а замусоливали до дыр сами вожди или закулисные кукловоды, составившие план вооруженного восстания. Но они-то не к народу относятся, а к элитам, и чтобы чей-то замысел свершился, он должен быть разъяснен народу не в виде глубокомысленных конструкций, а в виде простых и действенных лозунгов. Заметьте, не просто "простых" и понятных для каждого, но действующих на глубинном уровне. Ибо в периоды кризисов таких претендентов в вожди, не говоря уже о закулисных посредниках и идеологических прожектеров, - хоть пруд пруди. Но в резонанс с толпой и тем более - с широкими народными массами входят лишь одна-две-три яркие идеи, взаимосвязанные в рамках единой идеологии.
И все равно, оформление идей в лозунги и идеологии, а тем более в организованное движение происходит вовсе не в начале кризиса, а в ходе его развития, на достаточно продвинутых этапах. Напомню, что Ленин с броневика вещал уже после начала острой фазы кризиса, и то - нес какую-то теоретическую ахинею, а во внятные и действенные лозунги и декреты это превратилось много позже по меркам течения времени в кризисе.
Давайте отвлечемся от кризисов, и зададим самый простой вопрос, что ни на есть обыденный: Кто-нибудь когда-нибудь видел, чтобы кто-то, даже приезжий интеллигент из далекой провинции, впервые попав в столичное метро, начинал пользование новым для себя видом транспорта с чтения "Правил пользования"? Кто-то кроме составителей их вообще когда-нибудь читал? Вот в том-то и дело, что, оказавшись в новой для себя ситуации, люди всегда опираются на инстинкт мимесиса, наблюдая и подражая другим, но не всем другим, а так же инстинктивно выбирают из массы людей "своих", похожих по внешнему виду, поведению. В этом люди мало отличаются от других стайных животных.
В ситуации масштабного кризиса происходит то же самое - самые активные начинают действовать, исходя из своего жизненного опыта. Чем проще и однозначнее этот опыт, тем быстрее перейдут к активному действию, в отличие от интеллигенции. И чем более массово представлен этот простой опыт в населении больших городов, где и проявляются большие кризисы, тем быстрее вокруг таких активных паттернов поведения формируются круги и волны подражательных действий. А уже потом потенциальные лидеры и идеологи успевают или нет подхватить инстинктивные движения толпы, чтобы оказаться во главе стихийно формирующихся колонн и в центре порядка, что сам собой образуется из хаоса. Поэтому революции и вообще История - это живое творчество масс, а Народ в своей творческой ипостаси признается источником права и власти.
Теперь можно сделать еще один логичный шаг в теоретических рассуждениях о народе, а не о власти и государстве. Ибо теоретики и идеологи обязательно от революции идут в этом, куда более интересном и хлебном направлении. Следующий простой вопрос: а где и откуда берут эти самые активные зачинатели хаотических движений свои простые образцы поведения в кризисной ситуации? Здесь сложность состоит именно в самой постановке этого простого вопроса, ибо городским теоретикам не к лицу принижать роль сложно сочиненных слоев в пользу просто действующих, и к тому же деклассированных элементов, недавно покинувших село или малый город. Ответ на этот несложный вопрос - еще проще: Образцы поведения в масштабных кризисах черпаются из образцов поведения в малых кризисах масштаба семьи, села, артели, горно-заводского поселка. Констатация вроде бы банальная, но именно она описывает многоуровневую структуру того самого Народа как политической ипостаси единого субъекта истории. При этом вероятность появления лидера из той или иной среды тем выше, чем сложнее обстоятельства жизни в этой простой среде.
Соответственно, опыт наблюдения и участия в таких мелкомасштабных кризисах передается из поколения в поколение. В стабильных условиях, как на селе, этот опыт только воспроизводится, сохраняя основные черты от самых стародавних времен. В случае миграции носителей опыта в иную среду, он мутирует и отбирается в смешанных семьях и коллективах. Динамика примерно такая же, как с генотипом.
Применить эту вовсе не сложную теорию для практического анализа, например, "майданной" ситуации в Киеве конца 2013 года тоже не слишком сложно. С одной только поправкой - не только мы такие умные, но и на Западе прагматично изучают феномены психологии толпы, психологии масс, эмпирически учитывают те самые простецкие паттерны поведения, чтобы оседлать хаотичную волну и встать во главе процессов вместо лидеров национальных элит, либо поставить во главе подконтрольных лидеров.
Но из этого понимания вовсе не следует, что России нужно действовать так же - провоцировать, подкупать и всячески манипулировать соседями. Хотя бы по причине отсутствия каких-либо предпосылок к неоколониальному извлечению дивидендов. Проще говоря, объективные условия у нас неблагоприятные для извлечения добавочной стоимости из чужого сырья или полуфабрикатов, а равно и дешевой рабочей силы. Интеллектуальный продукт в постиндустриальной экономике - другое дело.
Поэтому брать пример с Запада нужно только в упорном и прагматичном изучении и сборе информации, ее анализе. Но практической целью может быть только разрушение неоколониальных планов и практик в отношении братьев-славян, то есть точечное и выверенное вмешательство в момент, предшествующий структуризации хаоса.
Теперь еще немного уточним место политической ипостаси среди других, а заодно рассмотрим ближе гумилевские понятия субэтноса, этноса, суперэтноса.
3. Немного обобщений
Читая политико-экономическую публицистику, завернутую чаще в наукообразную форму, приходится только удивляться, как авторы ухитряются заблудиться в трех или четырех "соснах". Хотя понятно, что за тем или иным вариантом заблуждений стоит вполне конкретный политико-экономический интерес. Например, идеологи, связанные с промышленным, производственным капиталом (хотя бы и государственным, как в СССР) умаляют значение торгово-финансовых отношений. Англо-саксонские идеологи - тоже упрощают модель экономики до вселенской биржи. Однако и те, и другие полагают, что никакой автономии у производственных и торговых отношений нет, а экономика - это не взаимодействие этих автономных, но тесно сопряженных сфер, а доминирование одной из них. Не говоря уже о том, что есть еще, как минимум, одна столь же сопряженная с этими экономическими сферами, но тоже автономная "полусфера" производственных и потребительских стандартов, подчиненная автономной от экономики сфере государства.
Однако в торговой и даже в финансовой сфере есть свои собственные технологии и свое производство услуг и "продуктов" (например, тех же денег как особого товара). А внутри производственной корпорации или сети есть своя подчиненная сфера обмена. Причем на каждом уровне - от ремесленника или от артели и бригады, до глобальной корпорации и отрасли имеют место собственные варианты производственных, обменных отношений, стандартов и правил. И в целом каждый таксон общественной структуры представляет собой матрешку, внутри которой есть три "матрешки" поменьше.
Три сопряженные сферы - производство, обмен и стандарты (правила) достаточно легко разглядеть. Доказать автономию их существования сложнее из-за вложенных "матрешек". Экономист марксистской школы всегда приведет примеры и назовет нормой подчинение обмена производству. Его оппонент из "маржиналистов", наоборот, докажет, что все самое главное в экономике, да и вообще в жизни происходит на бирже, поэтому норма - это подчинение производства товарно-денежному обмену. Представители "австрийской школы" идут немного дальше в этом споре, и упирают на цивилизованные стандарты, как самое важное для биржи, а значит и производства.
Однако это представления столетней давности, консервируемые ради запудривания мозгов образованным обывателям. Философская и математическая мысль с тех времен ушли далеко вперед, и понятие "фрактал" благодаря красивым узорам, выкладываемым в соцсетях, сейчас известно многим. Если немного напрячь пространственное воображение, то можно представить себе не двухмерный, а трехмерный фрактал в виде "объемного узора". А там, глядишь, даже если не получится представить, то допустим возможность существования четырехмерного пространственно-временного фрактала.
Кроме того, в современной философии достаточно развиты теории "порядка из хаоса" (И.Пригожин), а также теория "автопоэза" (Матурана и Варела). Автопоэз, то есть самсозидание, и описывает динамику автономных сфер в живых системах. А народы и человечество в целом к ним, естественно, относятся.
Теперь, на достигнутом уровне восприятия сложности, можно добавить к трем уже названным "матрешкам" еще одну, которую не так просто опознать. Первые три сферы, несмотря на четырехмерную динамику, еще можно упрощенно представить как условно неизменный объект (между кризисами). Четвертая "матрешка" представляет собой политическую сферу на каждом уровне и имеет основанием как раз любые кризисы, переходные состояния. То есть как раз она отвечает за формирование нового "порядка из хаоса". Между тем в политической и политологической публицистике, а тем более в обывательском представлении сопряженные сферы политики и государства так же почти не различаются, как и производство с обменом. Более того, "государство" уже четыре сотни лет почитается синонимом страны, где "внутри государства" обитает народ. Однако государство и шире - сфера стандартов и правил (регулируемая также традицией, а не только государством) отвечает за поддержание статус-кво и соблюдение правил, а политика - ровно наоборот - за формирование новых правил в случае кризиса (в том числе предсказуемого, как приход зимы и т.д.). То есть уже по своим функциям эти две сферы никак не могут быть не то что тождественными, но даже совмещенными, только сопряженными. Хотя внутри государства тоже есть своя политика, а внутри политики - свои политические институты, отвечающие за стабильность правил игры по выработке новых правил. И так далее и тому подобное. Еще раз повторю: обобщенная общественная структура представляет собой четырехмерный (динамический) фрактал, в каждом узле которого соединены по четыре "матрешки" - производство, обмен, правила (стандарты) и игра по поводу правил.
Извиняюсь за столь длинное философское отступление, но я должен обозначить тот уровень сложности, с которым мы имеем дело при анализе явления "народ" и его соотношения с этносом, нацией, цивилизацией и прочими таксонами обществоведческой классификации. Поэтому очень прошу многомудрых критиков, оперирующих штампами упрощенных схем марксистской, либеральной или фашистской идеологий, даже не пытаться наставлять автора на путь истинный. Ибо он погряз в автопоэзе и фракталах, и ничем не оттащишь, разве что еще более вкусным интеллектуальным чтивом. Проще отстать от него, и почитать что попроще из классиков.
Теперь можно вернуться к предмету аналитических рассуждений - народу как части автопоэтического единства, где присутствуют и этнические, и национальные узлы многоуровневой фрактальной сети. Самое время вспомнить гумилевскую классификацию этносов и прочих составляющих этносферы. Сразу же оговоримся - для середины ХХ века, в период тотального господства упрощенных идеологий, теория Л.Н.Гумилева была настоящим мировоззренческим прорывом, предвосхищая многие философские прорывы конца века. Однако из этого не следует, что она не заслуживает критики для дальнейшего развития. Как раз такого рода продуктивная критика и будет наилучшим выражением почтения к великому русскому ученому.
Во-первых, вслед за Гумилевым подчеркнем автономную сущность этносферы, но будем утверждать ее сопряженность с другими сторонами социальной жизни. От чего сам Гумилев открещивался, возможно, для самосохранения, чтобы не ступать на опасное поле социальных наук. За примерами жертв из лучших философов и ученых, ступивших на это поле - Чаянов, Кондратьев, Флоренский, Лосев, далеко, увы, ходить не придется, да и сам Лев Николаевич вдоволь настрадался от простых, как "Правда", марксистов-ленинцев.
Введенная им этнологическая классификация - "консорция", "субэтнос", "этнос", "суперэтнос", была в самой последней статье от 1992 года дополнена гипотетическим уровнем "гиперэтнос", охватывающим взаимосвязи с природой всего человечества.
Строить классификацию этнологических таксонов подобно биологическим можно, но только с оглядкой на отличие предмета этих наук. В биологии не только виды, но и ниже уровнем - популяции существуют строго отдельно друг от друга. Соответственно, и таксоны линнеевской классификации основаны на упрощающем обобщении. В социуме такая автаркия случается разве что в самой глуши амазонских болот, даже в тундре Крайнего Севера отдельные этносы взаимодействуют, образуя сложное динамическое единство. Здесь верхние уровни классификации - не упрощенно-обобщенные проекции нижних уровней, а реально существующие и выполняющие свои собственные, особые функции подсистемы более широких систем.
Более точным аналогом этнологической ветви социологической классификации может быть структура материальной основы жизнедеятельности организма: клетка, ткань, орган, система органов, организм. Такая метафора позволяет понять, что субэтнос, как и суперэтнос не являются уменьшенной или увеличенной копией этноса, а имеют свои, только этому уровню присущие особенности функционирования, как и семья, поселение (аналог популяции), и человечество в целом как глобальная система, а не просто широко расселившийся вид homo sapiens. В шутливой форме мы уже обсуждали это соответствие человечества организму, где цивилизации (и суперэтносы) - это подсистемы организма, нации (и этносы) - это его органы, а региональные и крупные городские субэтносы - ткани органов, вплоть до семейных "ячеек общества" как аналога клеток.
Взаимодействие сообщества людей с природой неотделимо от выработанных этнической культурой социальных форм и производственных технологий. Этничность по Гумилеву является важным свойством, а то и сущностью первой из четырех "матрешек", описывающих жизнедеятельность каждого автономного сообщества на любом уровне. Гумилевский "этнос" - достаточно сложный "орган", в нем сочетаются разнообразные хозяйственные уклады. В отличие от "субэтноса", где культура "возделывания" вмещающего ландшафта более однородна, но обязательны "вкрапления" сопутствующих культур обмена, поддержания традиций (или стандартов) и работы с привычными кризисами. В других трех сферах тоже есть такие же "субэтносы" с аналогичными подсистемами. Но главное, что именно субэтнос объединяет популяции со сходной хозяйственной культурой и сопряженными культурами обмена, правилами и ритуалами. Но только взаимосвязанные между собой, у поселения староверов за океаном могут быть такие же хозяйственные традиции, как в средней полосе России, но частью субэтноса или этноса оно не является.
Соответственно, на уровне этноса сосредоточены хозяйственные и иные функции, обеспечивающие взаимосвязь субэтносов. Здесь более важными являются коммуникации обмена и обслуживающие их городские и "бродячие" субэтносы. Вместе базовые и коммуникационные субэтносы формируют общий баланс производства, обмена и потребления, который в свою очередь является основой для складывания суперэтноса.
На уровень суперэтносов отдельно вынесены функции поддержания культурных стандартов и правил, включая "иммунитет" от чужеродных агентов и "раковых клеток". Сюда же следует отнести "мембраны" - пограничные (лимитрофные) этносы и субэтносы, взаимодействующие с соседними цивилизациями (субэтносами). То есть, вообще говоря, в состав суперэтноса, кроме обычных этносов, входят особые"национально озабоченные" субэтносы, в которых гипертрофированы функции "третьей матрешки".
Впрочем, все составные части социума находятся в непрерывной динамике, так что суперэтнос может быть основой и для имперской нации, и для союза наций - и то, и другое лишь разные формы существования единой цивилизации.
Наконец, на самом высшем уровне взаимодействия цивилизаций превалируют функции геополитической игры, накопления знаний о кризисах и глубинной природе человеческих отношений. Как народы не существуют друг без друга, так и мировые религии, а равно научные школы имеют смысл лишь в глобальном взаимодействии. Однако, чтобы гипотетический гумилевский "гиперэтнос" был или стал реальностью, необходимо развитие субэтносов, озабоченных не производством, не обменом и не цивилизованными стандартами, а общими гуманитарными проблемами человечества и каждого человека. Исторически, в периоды глобальных кризисов такие субэтносы порождаются - назорейское сообщество в Иудее начала нашей эры, флорентийское сообщество на рубеже XV-XVI веков. Будет ли в истории человечества время, когда такое сообщество, сформировавшись, не разрушится, и станет направлять глобальное развитие, Бог его знает!
Однако мы уже исчерпали терпение читателей и лимит теоретизирования, и пора уже перейти к практическому анализу животрепещущих вопросов.
(продолжение следует)
[Что ещё интересного в СО-сообществах 3-го круга:]_____________________________________________
Что ещё интересного в СО-сообществах 3-го круга:
2 Академия, Марсианский трактор, Мир Полдня, Школа Полдня, ЗОНА СИНГУЛЯРНОСТИ. + оЗадачник:
субъект "умный" очень легко поддаётся "магии толпы"
Экранизация проекта по использованию лунного ракетного топлива для вывода грузов с Земли и Марса
Картинка из будущего трансгуманизма от трансгуманиста
Оптическая иллюзия с восемью тираннозаврами
Основные положения теории четырёхмерного строения атома
"Точка G" мировой экономики
Шифрование в условиях древности
Роман РОМАНОВ
ВЕТРЯНАЯ МЕЛЬНИЦА ЭТНОИСТОРИИ
(Об источниках и трех с половиной частях украинского этногенеза)
Историко-философический квест по следам украинского этногенеза и по началам всемирной этноистории.
1. О наших и не наших
Так все-таки, украинцы и белорусы - это наш народ или не наш?
А то политики вечно путаются и всех путают, а публика в недоумении. Если, по Путину, мы и украинцы - это один народ, то почему тогда - "табачок врозь"? И ведь нельзя сказать, чтобы это русские настаивали на тезисе "Украина - не Россия", отказывая соседям в "табачке".
Вообще, и не только на наш взгляд - украинцы немного странные, если не сказать - смешные. Мы даже на них не обижаемся, хотя бывает за что. Зато в обратную сторону - непременное высказывание нанесенных "обид", вызванных участием. Как объяснить этот феномен воспроизводящихся в веках братско-сестринских отношений?
Сразу оговорюсь, что для меня русско-украинские отношения - это дело вполне внутрисемейное, и даже глубже - внутренний спор мотивов и побуждений, где русский деятельный фатализм вечно обижает украинскую мечтательность. Но эти субъективные интуиции, очерчивая зону поисков для объективного анализа, не должны его подменять.
Для начала неплохо бы разобрать, какие именно стороны нашего бытия относятся к феномену народа, а какие - точно нет. Так, в производственных отношениях не имеет почти никакого значения, какой национальности рабочий или инженер. Там важны лишь коммуникация, квалификация и опыт.
На входе внутрь корпоративной машины, на этапе обучения бывает некоторая дифференциация по национальным предпочтениям. Украинец с большей вероятностью окажется "ближе к кухне", а русский - "куда пошлют". Но если пошлют обоих и вместе - возникнет вполне общерусская артельность и взаимодополняющее распределение ролей, придающее мощность "двигателю прогресса" - умению находить обходные пути. Другие сочетания национальных характеров в гораздо меньшей степени влияют на ситуацию в трудовом или армейском коллективе, наверное, потому бжезинские и паникуют. Хотя я бы на их месте расслабился, ведь наличие МИДа в Киеве или таможни между Белгородом и Харьковом никак не влияет на личное участие хохлов в москальских делах, а может даже усиливает переток в Россию квалифицированных кадров.
И все же, несмотря на оговорки, зафиксируем общую позицию - на производстве отношениях, вообще говоря, нет "ни эллина, ни иудея", что подтверждено практикой массированного вывода производства из западных стран в "третий мир". Национальный характер на производство влияет, и наоборот тоже. Но вовсе не в этих отношениях население проявляет себя как народ!
Уточним, что традиционное производство, основанное на освоении популяциями людей природы (и освоении природой этих популяций), лежит в основе субэтносов, включенных в мозаику этносферы. В этом смысле городские популяции, складывающиеся вокруг производств, тоже входят в субэтносы, составляющие субстрат для развития наций и исторического творчества народов, но не тождественные ни тем, ни другим.
Торговля и финансы еще в меньшей степени, чем производство, соотносится с народом как явлением. Хотя там довольно и эллинов, и иудеев, а равно и иных городских и кочевых субэтносов, традиционно занятых в сфере обмена и вплетенных в общую мозаику этносферы. Ясно, что характер торговых "производственных отношений" влияет на все другие стороны жизни этих популяций и субэтносов.
Преобладание в этническом субстрате тех или иных типов субэтносов обязательно влияет и на нации, и на народы. Этот момент различия между братскими народами мы можем заметить, да хотя бы на примере белорусов и украинцев - у первых преобладают производящие субэтносы (даже не численностью, а влиянием на общие дела), у вторых - торгово-финансовые. Что же касается русских, то доминирующим ядром великорусского этноса изначально были монастыри и государевы военные заводы, а потом пришедшие им на замену научно-производственные, академические и университетские субэтносы. Россия слишком велика по масштабам и сложна по условиям, чтобы формироваться на основе субэтносов с относительно малыми циклами воспроизводства.
Другое дело, что и в Белоруссии, и на Украине этот же тип субэтносов представлен и имеет существенное влияние за счет связей с российскими братьями и коллегами. Поэтому по отношению к обычным торговым и производящим странам Украина или Белоруссия выступают в таком же особом отношении, как Россия по отношению к ним самим. Эта общность как раз и проявляется в успешном совместном преодолении особых трудностей, то есть в решении творческих задач. (Возможно, поэтому единству России, Украины и Белоруссии обязательно предшествуют особо трудные обстоятельства, пусть даже нами самими и созданные;)
Психологические стереотипы этноса и соответствующие им структурные паттерны существенно влияют на устройство государства и других институтов (наука и религия, образование и культура), составляющих нацию как отдельную часть общей цивилизации. Нации опираются на этносы, но границы наций никогда (!) не совпадают с этническими границами. Даже если где-то найдется формально моноэтническая нация, при ближайшем рассмотрении она окажется общей и для субэтносов, органически включенных в другие этносы и нации. Наглядный пример - Армения, очень существенно опирающаяся на армянские субэтносы в других странах, не говоря уже о карабахском субэтносе. Финляндия - не нация без шведского и русского субэтносов, как и балтийские нации - без немецкого, еврейского и русского.
А все дело в том, что национальные институты и, прежде всего, государство как основа нации питаются энергией внутренних и внешних противоречий. Без внутренних противоречий государственная машина как мотор без топлива. В том числе и поэтому некоторые нации, добившиеся в ХХ веке сомнительного идеала моноэтничности, теперь вынуждены искусственно создавать инокультурные субэтносы, завозить гастарбайтеров и даже просто беженцев. Иначе такое государство, попавшее в тепличные условия за счет баланса сил соседних держав, начинает хиреть и перестает поддерживать прочие, более важные цивилизационные институты. А вслед за этим недолго и утратить статус нации, став частью чьей-либо федерации типа Евросоюза. Но ни Украине, ни даже Белоруссии этот желанный для населения, но не для народов "сталинский вариант" в ближайшее время не грозит. Ибо противоречий хватает, да и диаспора из-за проблем только растет.
Нация как отдельный слой отношений, также составляющих мозаичное единство, тоже опирается на относительно малочисленные, но влиятельные городские субэтносы, для которых производство юридических бумаг, государственных программ, планов, стандартов - является традиционным занятием.
В шутке сатирика Задорнова насчет того, что они, чиновники, - это один народ, а все мы - другой, есть большая доля истины. Вместе близкие по культуре и историческому опыту нации составляют цивилизацию. Понятие суперэтноса соответствует этническому субстрату цивилизации, основе для ее наций. Но исторически суперэтносы существовали и в периоды подъема цивилизаций до формирования государств и наций. Внутри такого суперэтноса постепенно развиваются субэтносы, "вмещающим ландшафтом" для которых является национальная культура. Взаимодействуя между собой и с культурными слоями соседних цивилизаций, эта мозаика городских субэтносов является равновеликой по масштабам всем этносам своей цивилизации.
Нетрудно заметить, что национальные элиты, составляющие субэтнос культурного ядра нации, существенно опираются на сообщество граждан (не путать с профанацией "гражданского общества"). Гражданские отношения в своей совокупности - это и есть государство, как отношения преподавателей и учащихся - это и есть образование и т.п. Но в этих отношениях на равных или с отдельными ограничениями (или даже привилегиями) участвуют и иностранцы, принадлежащие в иных отношениях к совсем другим народам.
Кроме того, даже для обыденной интуиции национальные элиты отчасти (причем именно в этой самой части отношений) являют собой меньшинство и противостоят большинству народа. Как, например, учитель в школе - большинству в классе. Поэтому, ну никак, нация как явление не может быть отождествлена с народом. Отождествить эти понятия в рамках упрощенной идеологии можно, но если сами управляющие из ядра нации поверят такому упрощению, то вскоре приведут нацию к кризису.
Однако что же тогда остается "народу", если все самые важные и востребованные общественные отношения к нему не относятся. Что же тогда? (Неужели традиционно-культурные, семейно-бытовые или, может быть, сексуальные отношения?) Вряд ли высокая значимость этих отношений для отдельных представителей народа смогла бы сделать "народ" одним из главных в иерархии правовых понятий.
Может, тогда понятие "народ" должно включать всю совокупность всех названных отношений, происходящих в географических границах страны? Тоже не выходит, ибо во всех этих отношениях, включая сексуальные, семейные и даже традиционные обязательно заявится какой-нибудь подозрительный иностранец в товарных количествах. Где же нам найти границы явления, и в чем проявляется суть и отличие народа от других, в том числе самых близких феноменов?
Или конкретизируем - чем отличаются друг от друга русские, украинцы, белорусы как часть своих народов? Ведь если бы этих народов объективно не существовало, то в России украинцы и белорусы (кроме западенцев) считались бы просто русскими, и сами вряд ли бы ощущали себя иначе. Но даже родившийся и всю жизнь проживший в России украинец или белорус интуитивно ощущает свое единство с малой Родиной. Неужели все дело в этой интуиции и тонких психических материях? Вполне может статься и так, но в том-то и дело, что самые тонкие и глубинные психологические движения обязательно находят свое отражение вовне, на поверхности общественного бытия. Эти движения, отражающие общие психологические черты народа, мы и хотим уловить, высветить, обнародовать. Только не стоит путать понятия "национальный характер" и "психология народа" - между ними такая же разница, как между фенотипом и генотипом в биологии.
В общем, такое впечатление, что и этот заход на тему снова оказался не слишком плодотворным. Мы смогли обобщить только, что есть "не народ", но где же сам народ? Хотя... нет, что-то такое мы все же нащупали и уловили, когда отвлеклись от просто производства к особым артельным отношениям, когда русские, украинцы и примкнувшие к ним представители братских народов могут свернуть горы, особенно если им кто-то или что-то сильно мешает, в трудных условиях.
Ведь согласитесь, призыв "А ну-ка, народ, взялись... Эй, ухнем!" органично звучит на фоне картины Репина про бурлаков, но будет нарочитым в обычных полевых работах или даже анекдотичным на конвейере, в торговой лавке, не говоря уже семейных и прочих отношениях. Также органично обращение к народу по имени может звучать на митинге, баррикадах, на передовой перед атакой, и даже в НИИ перед сложным экспериментом. То есть в моменты кризисов и преодоления трудностей, когда исчерпаны старые или еще не выработаны новые правила игры и рутинные процедуры. Вот именно в такие кризисные моменты проявляется и ощущается принадлежность человека к своему народу или "комплиментарность" по отношению к другому.
2. О политической роли "просто Иванов"
В первой главе мы разграничили понятия этносов, нации и народа, признали их реальное автономное друг от друга, но неразрывное существование. Разграничение пока теоретическое, но и это уже немало. Потому как большинство теоретиков, а за ними и практики путают, подменяют или же игнорируют ту или иную ипостась многогранного субъекта истории. Отсюда и фатальные просчеты политиков, подверженность ядра нации манипуляциям и т.д. Поэтому и мы не станем почивать на лаврах, и еще раз перепроверим выводы с высоты этого скромного теоретического достижения.
Итак, народ как глубинная ипостась субъекта истории являет себя в ситуации политических кризисов, оказывая решающее влияние на исходы войн, революций, острых конфликтов, по итогам которых меняются не режимы и лидеры, а политические системы, сменяются династии, принимаются конституции...
Однако, как же народу научиться действовать в ситуации системного кризиса, если на памяти каждого поколения таковых раз-два и обчелся? К тому же кризисы, в отличие от рутины будней, каждый раз протекают по-новому. Именно из-за исторического опыта и нежелания наступать на те же грабли, каждый раз ищутся новые.
Повторим для ясности вопрос: Где народ черпает образцы самоорганизации для действия в кризисных ситуациях, когда все шаблоны порваны, машины застопорены или даже сломаны?
Сугубо теоретический ответ: из опыта, осмысленного историками, философами, политологами и идеологами. Так и представляем себе матроса Железняка, на бегу пролистывающего Тацита или хотя бы Карамзина в поисках политических рецептов.
Ну ладно, ладно, не будем ерничать и утрировать - разумеется, Карамзина, а скорее - Макиавелли не пролистывали, а замусоливали до дыр сами вожди или закулисные кукловоды, составившие план вооруженного восстания. Но они-то не к народу относятся, а к элитам, и чтобы чей-то замысел свершился, он должен быть разъяснен народу не в виде глубокомысленных конструкций, а в виде простых и действенных лозунгов. Заметьте, не просто "простых" и понятных для каждого, но действующих на глубинном уровне. Ибо в периоды кризисов таких претендентов в вожди, не говоря уже о закулисных посредниках и идеологических прожектеров, - хоть пруд пруди. Но в резонанс с толпой и тем более - с широкими народными массами входят лишь одна-две-три яркие идеи, взаимосвязанные в рамках единой идеологии.
И все равно, оформление идей в лозунги и идеологии, а тем более в организованное движение происходит вовсе не в начале кризиса, а в ходе его развития, на достаточно продвинутых этапах. Напомню, что Ленин с броневика вещал уже после начала острой фазы кризиса, и то - нес какую-то теоретическую ахинею, а во внятные и действенные лозунги и декреты это превратилось много позже по меркам течения времени в кризисе.
Давайте отвлечемся от кризисов, и зададим самый простой вопрос, что ни на есть обыденный: Кто-нибудь когда-нибудь видел, чтобы кто-то, даже приезжий интеллигент из далекой провинции, впервые попав в столичное метро, начинал пользование новым для себя видом транспорта с чтения "Правил пользования"? Кто-то кроме составителей их вообще когда-нибудь читал? Вот в том-то и дело, что, оказавшись в новой для себя ситуации, люди всегда опираются на инстинкт мимесиса, наблюдая и подражая другим, но не всем другим, а так же инстинктивно выбирают из массы людей "своих", похожих по внешнему виду, поведению. В этом люди мало отличаются от других стайных животных.
В ситуации масштабного кризиса происходит то же самое - самые активные начинают действовать, исходя из своего жизненного опыта. Чем проще и однозначнее этот опыт, тем быстрее перейдут к активному действию, в отличие от интеллигенции. И чем более массово представлен этот простой опыт в населении больших городов, где и проявляются большие кризисы, тем быстрее вокруг таких активных паттернов поведения формируются круги и волны подражательных действий. А уже потом потенциальные лидеры и идеологи успевают или нет подхватить инстинктивные движения толпы, чтобы оказаться во главе стихийно формирующихся колонн и в центре порядка, что сам собой образуется из хаоса. Поэтому революции и вообще История - это живое творчество масс, а Народ в своей творческой ипостаси признается источником права и власти.
Теперь можно сделать еще один логичный шаг в теоретических рассуждениях о народе, а не о власти и государстве. Ибо теоретики и идеологи обязательно от революции идут в этом, куда более интересном и хлебном направлении. Следующий простой вопрос: а где и откуда берут эти самые активные зачинатели хаотических движений свои простые образцы поведения в кризисной ситуации? Здесь сложность состоит именно в самой постановке этого простого вопроса, ибо городским теоретикам не к лицу принижать роль сложно сочиненных слоев в пользу просто действующих, и к тому же деклассированных элементов, недавно покинувших село или малый город. Ответ на этот несложный вопрос - еще проще: Образцы поведения в масштабных кризисах черпаются из образцов поведения в малых кризисах масштаба семьи, села, артели, горно-заводского поселка. Констатация вроде бы банальная, но именно она описывает многоуровневую структуру того самого Народа как политической ипостаси единого субъекта истории. При этом вероятность появления лидера из той или иной среды тем выше, чем сложнее обстоятельства жизни в этой простой среде.
Соответственно, опыт наблюдения и участия в таких мелкомасштабных кризисах передается из поколения в поколение. В стабильных условиях, как на селе, этот опыт только воспроизводится, сохраняя основные черты от самых стародавних времен. В случае миграции носителей опыта в иную среду, он мутирует и отбирается в смешанных семьях и коллективах. Динамика примерно такая же, как с генотипом.
Применить эту вовсе не сложную теорию для практического анализа, например, "майданной" ситуации в Киеве конца 2013 года тоже не слишком сложно. С одной только поправкой - не только мы такие умные, но и на Западе прагматично изучают феномены психологии толпы, психологии масс, эмпирически учитывают те самые простецкие паттерны поведения, чтобы оседлать хаотичную волну и встать во главе процессов вместо лидеров национальных элит, либо поставить во главе подконтрольных лидеров.
Но из этого понимания вовсе не следует, что России нужно действовать так же - провоцировать, подкупать и всячески манипулировать соседями. Хотя бы по причине отсутствия каких-либо предпосылок к неоколониальному извлечению дивидендов. Проще говоря, объективные условия у нас неблагоприятные для извлечения добавочной стоимости из чужого сырья или полуфабрикатов, а равно и дешевой рабочей силы. Интеллектуальный продукт в постиндустриальной экономике - другое дело.
Поэтому брать пример с Запада нужно только в упорном и прагматичном изучении и сборе информации, ее анализе. Но практической целью может быть только разрушение неоколониальных планов и практик в отношении братьев-славян, то есть точечное и выверенное вмешательство в момент, предшествующий структуризации хаоса.
Теперь еще немного уточним место политической ипостаси среди других, а заодно рассмотрим ближе гумилевские понятия субэтноса, этноса, суперэтноса.
3. Немного обобщений
Читая политико-экономическую публицистику, завернутую чаще в наукообразную форму, приходится только удивляться, как авторы ухитряются заблудиться в трех или четырех "соснах". Хотя понятно, что за тем или иным вариантом заблуждений стоит вполне конкретный политико-экономический интерес. Например, идеологи, связанные с промышленным, производственным капиталом (хотя бы и государственным, как в СССР) умаляют значение торгово-финансовых отношений. Англо-саксонские идеологи - тоже упрощают модель экономики до вселенской биржи. Однако и те, и другие полагают, что никакой автономии у производственных и торговых отношений нет, а экономика - это не взаимодействие этих автономных, но тесно сопряженных сфер, а доминирование одной из них. Не говоря уже о том, что есть еще, как минимум, одна столь же сопряженная с этими экономическими сферами, но тоже автономная "полусфера" производственных и потребительских стандартов, подчиненная автономной от экономики сфере государства.
Однако в торговой и даже в финансовой сфере есть свои собственные технологии и свое производство услуг и "продуктов" (например, тех же денег как особого товара). А внутри производственной корпорации или сети есть своя подчиненная сфера обмена. Причем на каждом уровне - от ремесленника или от артели и бригады, до глобальной корпорации и отрасли имеют место собственные варианты производственных, обменных отношений, стандартов и правил. И в целом каждый таксон общественной структуры представляет собой матрешку, внутри которой есть три "матрешки" поменьше.
Три сопряженные сферы - производство, обмен и стандарты (правила) достаточно легко разглядеть. Доказать автономию их существования сложнее из-за вложенных "матрешек". Экономист марксистской школы всегда приведет примеры и назовет нормой подчинение обмена производству. Его оппонент из "маржиналистов", наоборот, докажет, что все самое главное в экономике, да и вообще в жизни происходит на бирже, поэтому норма - это подчинение производства товарно-денежному обмену. Представители "австрийской школы" идут немного дальше в этом споре, и упирают на цивилизованные стандарты, как самое важное для биржи, а значит и производства.
Однако это представления столетней давности, консервируемые ради запудривания мозгов образованным обывателям. Философская и математическая мысль с тех времен ушли далеко вперед, и понятие "фрактал" благодаря красивым узорам, выкладываемым в соцсетях, сейчас известно многим. Если немного напрячь пространственное воображение, то можно представить себе не двухмерный, а трехмерный фрактал в виде "объемного узора". А там, глядишь, даже если не получится представить, то допустим возможность существования четырехмерного пространственно-временного фрактала.
Кроме того, в современной философии достаточно развиты теории "порядка из хаоса" (И.Пригожин), а также теория "автопоэза" (Матурана и Варела). Автопоэз, то есть самсозидание, и описывает динамику автономных сфер в живых системах. А народы и человечество в целом к ним, естественно, относятся.
Теперь, на достигнутом уровне восприятия сложности, можно добавить к трем уже названным "матрешкам" еще одну, которую не так просто опознать. Первые три сферы, несмотря на четырехмерную динамику, еще можно упрощенно представить как условно неизменный объект (между кризисами). Четвертая "матрешка" представляет собой политическую сферу на каждом уровне и имеет основанием как раз любые кризисы, переходные состояния. То есть как раз она отвечает за формирование нового "порядка из хаоса". Между тем в политической и политологической публицистике, а тем более в обывательском представлении сопряженные сферы политики и государства так же почти не различаются, как и производство с обменом. Более того, "государство" уже четыре сотни лет почитается синонимом страны, где "внутри государства" обитает народ. Однако государство и шире - сфера стандартов и правил (регулируемая также традицией, а не только государством) отвечает за поддержание статус-кво и соблюдение правил, а политика - ровно наоборот - за формирование новых правил в случае кризиса (в том числе предсказуемого, как приход зимы и т.д.). То есть уже по своим функциям эти две сферы никак не могут быть не то что тождественными, но даже совмещенными, только сопряженными. Хотя внутри государства тоже есть своя политика, а внутри политики - свои политические институты, отвечающие за стабильность правил игры по выработке новых правил. И так далее и тому подобное. Еще раз повторю: обобщенная общественная структура представляет собой четырехмерный (динамический) фрактал, в каждом узле которого соединены по четыре "матрешки" - производство, обмен, правила (стандарты) и игра по поводу правил.
Извиняюсь за столь длинное философское отступление, но я должен обозначить тот уровень сложности, с которым мы имеем дело при анализе явления "народ" и его соотношения с этносом, нацией, цивилизацией и прочими таксонами обществоведческой классификации. Поэтому очень прошу многомудрых критиков, оперирующих штампами упрощенных схем марксистской, либеральной или фашистской идеологий, даже не пытаться наставлять автора на путь истинный. Ибо он погряз в автопоэзе и фракталах, и ничем не оттащишь, разве что еще более вкусным интеллектуальным чтивом. Проще отстать от него, и почитать что попроще из классиков.
Теперь можно вернуться к предмету аналитических рассуждений - народу как части автопоэтического единства, где присутствуют и этнические, и национальные узлы многоуровневой фрактальной сети. Самое время вспомнить гумилевскую классификацию этносов и прочих составляющих этносферы. Сразу же оговоримся - для середины ХХ века, в период тотального господства упрощенных идеологий, теория Л.Н.Гумилева была настоящим мировоззренческим прорывом, предвосхищая многие философские прорывы конца века. Однако из этого не следует, что она не заслуживает критики для дальнейшего развития. Как раз такого рода продуктивная критика и будет наилучшим выражением почтения к великому русскому ученому.
Во-первых, вслед за Гумилевым подчеркнем автономную сущность этносферы, но будем утверждать ее сопряженность с другими сторонами социальной жизни. От чего сам Гумилев открещивался, возможно, для самосохранения, чтобы не ступать на опасное поле социальных наук. За примерами жертв из лучших философов и ученых, ступивших на это поле - Чаянов, Кондратьев, Флоренский, Лосев, далеко, увы, ходить не придется, да и сам Лев Николаевич вдоволь настрадался от простых, как "Правда", марксистов-ленинцев.
Введенная им этнологическая классификация - "консорция", "субэтнос", "этнос", "суперэтнос", была в самой последней статье от 1992 года дополнена гипотетическим уровнем "гиперэтнос", охватывающим взаимосвязи с природой всего человечества.
Строить классификацию этнологических таксонов подобно биологическим можно, но только с оглядкой на отличие предмета этих наук. В биологии не только виды, но и ниже уровнем - популяции существуют строго отдельно друг от друга. Соответственно, и таксоны линнеевской классификации основаны на упрощающем обобщении. В социуме такая автаркия случается разве что в самой глуши амазонских болот, даже в тундре Крайнего Севера отдельные этносы взаимодействуют, образуя сложное динамическое единство. Здесь верхние уровни классификации - не упрощенно-обобщенные проекции нижних уровней, а реально существующие и выполняющие свои собственные, особые функции подсистемы более широких систем.
Более точным аналогом этнологической ветви социологической классификации может быть структура материальной основы жизнедеятельности организма: клетка, ткань, орган, система органов, организм. Такая метафора позволяет понять, что субэтнос, как и суперэтнос не являются уменьшенной или увеличенной копией этноса, а имеют свои, только этому уровню присущие особенности функционирования, как и семья, поселение (аналог популяции), и человечество в целом как глобальная система, а не просто широко расселившийся вид homo sapiens. В шутливой форме мы уже обсуждали это соответствие человечества организму, где цивилизации (и суперэтносы) - это подсистемы организма, нации (и этносы) - это его органы, а региональные и крупные городские субэтносы - ткани органов, вплоть до семейных "ячеек общества" как аналога клеток.
Взаимодействие сообщества людей с природой неотделимо от выработанных этнической культурой социальных форм и производственных технологий. Этничность по Гумилеву является важным свойством, а то и сущностью первой из четырех "матрешек", описывающих жизнедеятельность каждого автономного сообщества на любом уровне. Гумилевский "этнос" - достаточно сложный "орган", в нем сочетаются разнообразные хозяйственные уклады. В отличие от "субэтноса", где культура "возделывания" вмещающего ландшафта более однородна, но обязательны "вкрапления" сопутствующих культур обмена, поддержания традиций (или стандартов) и работы с привычными кризисами. В других трех сферах тоже есть такие же "субэтносы" с аналогичными подсистемами. Но главное, что именно субэтнос объединяет популяции со сходной хозяйственной культурой и сопряженными культурами обмена, правилами и ритуалами. Но только взаимосвязанные между собой, у поселения староверов за океаном могут быть такие же хозяйственные традиции, как в средней полосе России, но частью субэтноса или этноса оно не является.
Соответственно, на уровне этноса сосредоточены хозяйственные и иные функции, обеспечивающие взаимосвязь субэтносов. Здесь более важными являются коммуникации обмена и обслуживающие их городские и "бродячие" субэтносы. Вместе базовые и коммуникационные субэтносы формируют общий баланс производства, обмена и потребления, который в свою очередь является основой для складывания суперэтноса.
На уровень суперэтносов отдельно вынесены функции поддержания культурных стандартов и правил, включая "иммунитет" от чужеродных агентов и "раковых клеток". Сюда же следует отнести "мембраны" - пограничные (лимитрофные) этносы и субэтносы, взаимодействующие с соседними цивилизациями (субэтносами). То есть, вообще говоря, в состав суперэтноса, кроме обычных этносов, входят особые"национально озабоченные" субэтносы, в которых гипертрофированы функции "третьей матрешки".
Впрочем, все составные части социума находятся в непрерывной динамике, так что суперэтнос может быть основой и для имперской нации, и для союза наций - и то, и другое лишь разные формы существования единой цивилизации.
Наконец, на самом высшем уровне взаимодействия цивилизаций превалируют функции геополитической игры, накопления знаний о кризисах и глубинной природе человеческих отношений. Как народы не существуют друг без друга, так и мировые религии, а равно научные школы имеют смысл лишь в глобальном взаимодействии. Однако, чтобы гипотетический гумилевский "гиперэтнос" был или стал реальностью, необходимо развитие субэтносов, озабоченных не производством, не обменом и не цивилизованными стандартами, а общими гуманитарными проблемами человечества и каждого человека. Исторически, в периоды глобальных кризисов такие субэтносы порождаются - назорейское сообщество в Иудее начала нашей эры, флорентийское сообщество на рубеже XV-XVI веков. Будет ли в истории человечества время, когда такое сообщество, сформировавшись, не разрушится, и станет направлять глобальное развитие, Бог его знает!
Однако мы уже исчерпали терпение читателей и лимит теоретизирования, и пора уже перейти к практическому анализу животрепещущих вопросов.
(продолжение следует)
[Что ещё интересного в СО-сообществах 3-го круга:]_____________________________________________
Что ещё интересного в СО-сообществах 3-го круга:
2 Академия, Марсианский трактор, Мир Полдня, Школа Полдня, ЗОНА СИНГУЛЯРНОСТИ. + оЗадачник:
субъект "умный" очень легко поддаётся "магии толпы"
Экранизация проекта по использованию лунного ракетного топлива для вывода грузов с Земли и Марса
Картинка из будущего трансгуманизма от трансгуманиста
Оптическая иллюзия с восемью тираннозаврами
Основные положения теории четырёхмерного строения атома
"Точка G" мировой экономики
Шифрование в условиях древности