Как убивали герцога де Гиза
Оригинал взят у fon_eichwald в Как убивали герцога де Гиза
Три романа Александра Дюма о гугенотских войнах - «Королева Марго», «Графиня де Монсоро» и «Сорок пять» - специалисты называют «Трилогией о трёх Генрихах»: Гизе, Наваррском и Валуа. Но судьбы этих трёх персонажей Дюма описал очень выборочно; вот и смерть ни одного из Генрихов не изобразил, а между тем все трое пали от кинжалов убийц. Здесь я расскажу о том, как погиб первый (и самый старший) - Генрих де Гиз, он же Генрих Меченый. Или Рубленый.
ИНТЕРЕСНО, ПОЧЕМУ ДЮМА (ПУШКИН) НЕ СТАЛ ПРОДОЛЖЕНИЕ ПИСАТЬ...
Последовательность событий 1588 года в общих чертах известна: восстание Лиги в Париже, бегство короля в долину Луары, подписание им «эдикта единения», предусматривавшего компромисс с лигистами, и созыв Генеральных штатов в Блуа. Последние, хотя и были настроены против короля, Гизами в должной мере не контролировались; а это усиливало позиции Генриха Третьего и позволяло ему надеяться, что если он прибегнет к радикальным мерам, то сможет сохранить за собой королевство.
Генрих Лотарингский, герцог де Гиз
Вот самоуверенность герцога не уменьшилась: всё-таки "парижский король"! И жизнь, которую вело в Блуа лотарингское семейство, давала тому постоянные доказательства. 17 декабря 1588 года за обедом мадам де Монпансье несколько раз повторила своему брату, Генриху Меченому: «Вы его попридержите, а я сделаю новую стрижку нашему брату Валуа», имеяв виду монашескую тонзуру. Брат герцога, кардинал Лотарингский, предложив за него тост, объявил: «Я пью за здоровье короля Франции!» Прочие гости поддержали идею криками: «Да здравствует Генрих де Гиз! Слава наследнику Карла Великого!» Но один из гостей наутро явился к королю и всё ему рассказал. Видимо, тогда Генрих Третий и принял окончательное решение.
Дилеммы здесь не было. Король не мог арестовать Гиза и предать его суду: во-первых, он не смог бы удержать герцога под арестом, а во-вторых, ни один суд Франции не признал бы Гиза изменником. Король мог опереться только на свою личную стражу - сорок пять захудалых гасконских дворян; это значило, что оставалось организовать убийство герцога и надеяться, что в дальнейшем удастся утихомирить королевство. Даже капитан Крийон (ещё один персонаж Дюма) отказался участвовать в этом деле: он готов был вызвать Гиза на поединок, но убивать - ни за что.
А до герцога дошли слухи о королевских планах. Он отнёсся к этим слухам с недоверием, думая, что Генрих Третий ни на что не отважится. Испанский посол был другого мнения и попытался убедить Гиза принять меры предосторожности, а ещё лучше - нанести удар первым. Тот согласился на словах, но не решил ничего определённого. 21 декабря герцог добился высочайшей аудиенции и, чтобы прощупать почву, попросил короля об отставке, а тот, в свою очередь, состорожничал: заверил Гиза в своей неизменной любви. Комедия была продолжена и на следующий день, когда два Генриха встретились в спальне больной королевы-матери. После этой встречи Гиз сказал брату: «Это простак, у него душа не злобная».
Генрих Третий Валуа
А простак в это время готовил убийство. Он сказал герцогу, что на следующий день уезжает, а потому Королевский Совет будет собран рано утром; и ему, Гизу, лучше прийти пораньше, поскольку перед Рождеством нужно решить много дел. Тогда же герцогу было сообщено, что телохранители короля, оставшись без содержания, хотят завтра обратиться к нему с просьбой - чтобы он замолвил за них слово перед Штатами. Герцог согласился. Его уверенность в себе не была поколеблена и анонимным письмом, найденным им под салфеткой за ужином, где говорилось, что завтра он будет убит. «Он не посмеет!» - сказал герцог. А после ужина спокойно удалился в спальню в обществе маркизы де Нуармутье (более известной как Шарлотта де Сов).
Король в пятом часу утра произнёс перед своими Сорока Пятью небольшую речь, очень всех воодушевившую ("Вы должны отомстить за вашего короля!" и т.п.). Потом он удалился в «Новый кабинет», а в зале заседаний начали собираться члены Совета. Гиз пришёл последним - около семи утра. Выглядел он утомлённым, и кровь шла у него носом; войдя в залу, герцог вздрогнул, не увидев ни одного из своих сторонников и в этот момент, похоже, думал, не вернуться ли ему к себе. Но тут вошли его брат, кардинал Вандом, епископ Парижский и хранитель печати. Тревога прошла. Герцог занял своё место и попросил принести ему сушёные сливы - распространённое в те времена средство для восстановления сил.
Сливы принесли (другие, правда, пишут, что это был дамасский виноград), и тут государственный секретарь передал герцогу приглашение явиться к королю. Гиз взял бонбоньерку со сливами, в другую руку - платок, которым он вытирал нос, и пошёл в сторону кабинета. На пути он увидел нескольких из числа Сорока пяти, притворявшихся играющими в шахматы. Они почтительно встали и двинулись за ним. Герцог рассчитывал найти короля в Старом кабинете, но, войдя туда, увидел толпу королевских телохранителей. Меченый остановился, ничего не понимая. И тут все, кто был в комнате, набросились на него со шпагами и кинжалами. Сьер де Монсерьяк был первым: он ударил герцога в грудь с криком «Умри, предатель!». Обнажить свою шпагу герцог не смог, хотя и пытался; он получил не меньше десяти ударов, каждый из которых мог стать смертельным, но оказался настолько сильным, что смог сделать в толпе несколько шагов в сторону Нового кабинета, в котором, как он понимал, был король. Фарфоровую бонбоньерку он разбил о лицо одного из убийц. «Какое предательство! Господа, какое предательство!» - закричал герцог и получил ещё один удар в живот.
Убийцы расступились. Качаясь, уже весь в крови, герцог продолжал стоять на ногах. Он увидел капитана Сорока Пяти, де Лоньяка, стоявшего, опершись на какой-то ларь, и сделал несколько шагов в его сторону. Лоньяк, не обнажая шпагу, одними ножнами резко оттолкнул герцога от себя; тот попятился, потерял равновесие и упал, оставив большое кровавое пятно на стене. Один из фаворитов короля, Бельгард, склонился над умирающим и сказал: «Месье, пока ещё теплится в вас искра жизни, просите прощения у Бога и короля». А тот пробормотал: «Помилуй меня, Господи». И всё закончилось.
Пишут, будто король, выйдя в этот момент из Нового кабинета, сказал: «Бог мой, как он велик! Мёртвый ещё больше, чем живой!» А в одежде убитого нашли письмо, в котором говорилось: «Для продолжения гражданской войны во Франции необходимо 700 тысяч экю в месяц». Видимо, подбросили, подготовив заранее, чтобы оправдаться…
Кардинала Лотарингского, брата герцога, арестовали тут же, а убили позже на каком-то чердаке, с существенно меньшим трудом. Королева Екатерина, согласно легенде, поздравила сына, сказав: «Ты хорошо раскроил, сын мой, теперь надо сшить». Но на это у второго Генриха, как оказалось, не было времени…
Три романа Александра Дюма о гугенотских войнах - «Королева Марго», «Графиня де Монсоро» и «Сорок пять» - специалисты называют «Трилогией о трёх Генрихах»: Гизе, Наваррском и Валуа. Но судьбы этих трёх персонажей Дюма описал очень выборочно; вот и смерть ни одного из Генрихов не изобразил, а между тем все трое пали от кинжалов убийц. Здесь я расскажу о том, как погиб первый (и самый старший) - Генрих де Гиз, он же Генрих Меченый. Или Рубленый.
ИНТЕРЕСНО, ПОЧЕМУ ДЮМА (ПУШКИН) НЕ СТАЛ ПРОДОЛЖЕНИЕ ПИСАТЬ...
Последовательность событий 1588 года в общих чертах известна: восстание Лиги в Париже, бегство короля в долину Луары, подписание им «эдикта единения», предусматривавшего компромисс с лигистами, и созыв Генеральных штатов в Блуа. Последние, хотя и были настроены против короля, Гизами в должной мере не контролировались; а это усиливало позиции Генриха Третьего и позволяло ему надеяться, что если он прибегнет к радикальным мерам, то сможет сохранить за собой королевство.
Генрих Лотарингский, герцог де Гиз
Вот самоуверенность герцога не уменьшилась: всё-таки "парижский король"! И жизнь, которую вело в Блуа лотарингское семейство, давала тому постоянные доказательства. 17 декабря 1588 года за обедом мадам де Монпансье несколько раз повторила своему брату, Генриху Меченому: «Вы его попридержите, а я сделаю новую стрижку нашему брату Валуа», имеяв виду монашескую тонзуру. Брат герцога, кардинал Лотарингский, предложив за него тост, объявил: «Я пью за здоровье короля Франции!» Прочие гости поддержали идею криками: «Да здравствует Генрих де Гиз! Слава наследнику Карла Великого!» Но один из гостей наутро явился к королю и всё ему рассказал. Видимо, тогда Генрих Третий и принял окончательное решение.
Дилеммы здесь не было. Король не мог арестовать Гиза и предать его суду: во-первых, он не смог бы удержать герцога под арестом, а во-вторых, ни один суд Франции не признал бы Гиза изменником. Король мог опереться только на свою личную стражу - сорок пять захудалых гасконских дворян; это значило, что оставалось организовать убийство герцога и надеяться, что в дальнейшем удастся утихомирить королевство. Даже капитан Крийон (ещё один персонаж Дюма) отказался участвовать в этом деле: он готов был вызвать Гиза на поединок, но убивать - ни за что.
А до герцога дошли слухи о королевских планах. Он отнёсся к этим слухам с недоверием, думая, что Генрих Третий ни на что не отважится. Испанский посол был другого мнения и попытался убедить Гиза принять меры предосторожности, а ещё лучше - нанести удар первым. Тот согласился на словах, но не решил ничего определённого. 21 декабря герцог добился высочайшей аудиенции и, чтобы прощупать почву, попросил короля об отставке, а тот, в свою очередь, состорожничал: заверил Гиза в своей неизменной любви. Комедия была продолжена и на следующий день, когда два Генриха встретились в спальне больной королевы-матери. После этой встречи Гиз сказал брату: «Это простак, у него душа не злобная».
Генрих Третий Валуа
А простак в это время готовил убийство. Он сказал герцогу, что на следующий день уезжает, а потому Королевский Совет будет собран рано утром; и ему, Гизу, лучше прийти пораньше, поскольку перед Рождеством нужно решить много дел. Тогда же герцогу было сообщено, что телохранители короля, оставшись без содержания, хотят завтра обратиться к нему с просьбой - чтобы он замолвил за них слово перед Штатами. Герцог согласился. Его уверенность в себе не была поколеблена и анонимным письмом, найденным им под салфеткой за ужином, где говорилось, что завтра он будет убит. «Он не посмеет!» - сказал герцог. А после ужина спокойно удалился в спальню в обществе маркизы де Нуармутье (более известной как Шарлотта де Сов).
Король в пятом часу утра произнёс перед своими Сорока Пятью небольшую речь, очень всех воодушевившую ("Вы должны отомстить за вашего короля!" и т.п.). Потом он удалился в «Новый кабинет», а в зале заседаний начали собираться члены Совета. Гиз пришёл последним - около семи утра. Выглядел он утомлённым, и кровь шла у него носом; войдя в залу, герцог вздрогнул, не увидев ни одного из своих сторонников и в этот момент, похоже, думал, не вернуться ли ему к себе. Но тут вошли его брат, кардинал Вандом, епископ Парижский и хранитель печати. Тревога прошла. Герцог занял своё место и попросил принести ему сушёные сливы - распространённое в те времена средство для восстановления сил.
Сливы принесли (другие, правда, пишут, что это был дамасский виноград), и тут государственный секретарь передал герцогу приглашение явиться к королю. Гиз взял бонбоньерку со сливами, в другую руку - платок, которым он вытирал нос, и пошёл в сторону кабинета. На пути он увидел нескольких из числа Сорока пяти, притворявшихся играющими в шахматы. Они почтительно встали и двинулись за ним. Герцог рассчитывал найти короля в Старом кабинете, но, войдя туда, увидел толпу королевских телохранителей. Меченый остановился, ничего не понимая. И тут все, кто был в комнате, набросились на него со шпагами и кинжалами. Сьер де Монсерьяк был первым: он ударил герцога в грудь с криком «Умри, предатель!». Обнажить свою шпагу герцог не смог, хотя и пытался; он получил не меньше десяти ударов, каждый из которых мог стать смертельным, но оказался настолько сильным, что смог сделать в толпе несколько шагов в сторону Нового кабинета, в котором, как он понимал, был король. Фарфоровую бонбоньерку он разбил о лицо одного из убийц. «Какое предательство! Господа, какое предательство!» - закричал герцог и получил ещё один удар в живот.
Убийцы расступились. Качаясь, уже весь в крови, герцог продолжал стоять на ногах. Он увидел капитана Сорока Пяти, де Лоньяка, стоявшего, опершись на какой-то ларь, и сделал несколько шагов в его сторону. Лоньяк, не обнажая шпагу, одними ножнами резко оттолкнул герцога от себя; тот попятился, потерял равновесие и упал, оставив большое кровавое пятно на стене. Один из фаворитов короля, Бельгард, склонился над умирающим и сказал: «Месье, пока ещё теплится в вас искра жизни, просите прощения у Бога и короля». А тот пробормотал: «Помилуй меня, Господи». И всё закончилось.
Пишут, будто король, выйдя в этот момент из Нового кабинета, сказал: «Бог мой, как он велик! Мёртвый ещё больше, чем живой!» А в одежде убитого нашли письмо, в котором говорилось: «Для продолжения гражданской войны во Франции необходимо 700 тысяч экю в месяц». Видимо, подбросили, подготовив заранее, чтобы оправдаться…
Кардинала Лотарингского, брата герцога, арестовали тут же, а убили позже на каком-то чердаке, с существенно меньшим трудом. Королева Екатерина, согласно легенде, поздравила сына, сказав: «Ты хорошо раскроил, сын мой, теперь надо сшить». Но на это у второго Генриха, как оказалось, не было времени…