Папа.
Май 1972 года. Папе 33 года.
Сегодня ему бы исполнилось 82.
Тринадцать лет я живу без папы.
И только сейчас нашла в себе силы о нём написать.
Старший сын в семье, две сестры и брат, выпивающий отец и мама, способная оставить на него семью и быт ради «спасения мира». Бабушка была дюже энергичной, при многочисленной родне кидалась на помощь, в ущерб собственной семье. Так считал папа. Он всегда был критично настроенным, принципиальным, порядочным и категоричным. Наши с ним отношения были безоблачны ровно 13 лет моей жизни. До появления моих вторичных половых признаков.
Он обожал меня с первых моих дней. Помню, как возил меня на раме велосипеда в детский сад, грел холодный эмалированный ночной горшок, если я просыпалась среди ночи. Маму я с такими нежностями не помню. Она вообще не тактильная, всякие обнимашки - это не про неё, это про папу. Сейчас все наши отношения лишь в моей памяти и на старых фото.
Даже когда появился мой младший брат, мне было семь лет, папа не задвинул меня на второй план. Для него важно было образование. Сам он учился заочно, о чём переживал, ибо должен был работать, помогая семье. Сначала техникум, потом практика в Екатеринбурге, где он встретил мою маму, три года армии, и только потом вожделенное высшее техническое. Он и маму заставил поступить в МАИ, на вечерний, т.к. уже я родилась. Не удивительно, что я училась на отлично. До восьмого класса с ежегодными похвальными грамотами. Плюс ненавистная музыкалка.
Он был инженер от бога. У нас сохранилась солидная стопка его изобретений. Область применения- угледобывающая техника. Я помню, как болезненно отпускала его в командировки. Мне тоскливо было оставаться с мамой, она часто психовала, мы ссорились и я ждала папу для равновесия, к которому уже привыкла. В мои десять лет папа получил квартиру в глубокой Московский области, от института построили пятиэтажный дом в Раменском районе, в красивейшем месте на Москве-реке у Боровского кургана( сейчас там горнолыжный склон), в деревне Чулково. Служебный автобус возил сотрудников утром в институт, а вечером обратно. Я училась в местной школе, привыкала к поселковым радостям и ждала папу с работы. Каждый вечер начинался вопросом: что нового ты узнала? И каждый вечер мне надо было оправдать прожитый день.
Лето родители делили, жертвуя совместным отдыхом, чтобы мы с братом были равномерно счастливы. Месяц мы отдыхали с мамой вдвоём на море, а на месяц папа уезжал со мной и братом на природу, на родину своего отца и деда, на Оку, в деревню близ Касимова. Там была свобода: обеды на костре из котелка, купания в Оке, грибы в сосновом лесу, путешествие в грузовике на настоящий покос, посиделки с удочкой на деревенской пристани... всё это напоминало ему его детство, когда всё лето он проводил у деда в деревне.
Вот такое детство я вспоминаю, благодаря ему.
Далее было не так радужно. Мне в 13 стали интересны не только физика и алгебра. Мне хотелось учиться шить, вязать, вкусно готовить. Кроме последнего, всё осуждалось папой. Он видел во мне продолжение себя, а вот это вот всё бабское терпеть не мог. Считал, что я, выучившись, смогу позволить себе покупать достойные вещи, не опускаясь до «самопала». Что тратить время на швейную машинку( а она у нас была) безнравственно, когда время-самое ценное, что у нас есть. Ну вот на этой почве пошли первые трещинки в наших отношениях. Потом его раздражали мои одноклассники, у них не было мотивации хорошо учиться, бесили школьные субботники( он категорически не пускал меня, считая, что выходные нужны для семейного общения). И мы реально уезжали на прогулки или занимались домашними делами всей семьей. Он и на работе протестовал. Ни субботников, ни вступления в партию не признавал. При этом был главным конструктором проекта, зарабатывал прилично, оставаясь активным антисоветчиком. Смелый был.
Вот мама для меня в тот период была, как в тумане. Помню, что очень нежны они были вдвоём. У меня где-то старый рисунок сохранился, как они смотрят телевизор: мама на коленях у папы. И это нормальный формат для них. Любовь была безупречная. Почему мама до сих пор не может читать его письма( целая стопка писем сохранилась из армии и командировок), потому что до сих пор чувства не умерли.
А ко мне чувства на тот момент стали простывать, появилось даже раздражение, когда я формально делала домашнее задание ( а папа ежедневно его проверял), но не сильно вникала в тему( сойдёт для сельской местности)). Папа заставлял меня рыть глубоко, читать специальную литературу по физике, у нас целая библиотека из Ландау, Фейнмана, Перельмана и прочих светил. Давал сложные задачи и расстраивался, что я «не умею думать». Для меня такое общение становилось в тягость, и вечером я старалась увильнуть от стандартных вопросов и прикрыться гуманитарным предметом, в котором папа был слабоват.
Девятый и десятый классы я заканчивала по новому адресу, мы вернулись в Люберцы и я училась во французской спецшколе. Вот так: из деревни в центр Москвы, где весь класс дети известных фамилий и дворянских кровей. Ну ещё дети дипломатов.
Тогда папочка переключился на сына. Тот ещё оболдуй был. Курить начал с первых классов, врать вообще раньше, чем говорить, учился еле на троечку, но при этом носил имя « надежда». Папа всех нас назвал : мама- Отрада, я-Забота, сын-Надежда. Ну-ну.
У меня были два года относительной свободы, ибо основным проблемным предметом на это время был французский язык. Но мечтать о гуманитарном продолжении образования и думать не моги!
«Какой такой институт культуры? Какой такой театральный? Чем я тебе смогу там помочь?» - сокрушал меня папа своим авторитетом. Только технический вуз, самый лучший!
Готовилась в МИФИ, с папой. У всех репетиторы, у меня-папа. Завалила первый же экзамен. Даже задание не всё поняла, куда там: найти решение. Папино разочарование. Он уехал с мамой в отпуск, а я подала документы в МГУ. На мехмате срезалась на втором экзамене. Папа « так и знал». В августе я легко поступила в МВТУ, удивившись примитивности вступительных экзаменов. После четвёрки по физике папа встретил меня букетом цветов. Впервые! Поступила на его «родную» гидравлику. Уважила.
Но с первого же курса степень разочарования мной росла и крепла. Каждый экзамен я сдавала под прессом будущего упрёка, накануне уже заранее родители со мной не разговаривали. Ну чтобы уже наверняка. Тройка- удар под дых. Надо ли говорить, что на втором уже курсе я стала обладателем нашего с ним общего диагноза « язва желудка»? Летнюю сессию я заканчивала обострением. А тут ещё личная жизнь внезапно началась. Для папы это была отдельная травма. Наши с Алексеем отношения он просто не замечал. Узнав, что «жених» не отличник, потерял к нему интерес и как угрозу не рассматривал. Пять лет мы дружили без права пожениться, папа был против. Но на пятом курсе мы обнаглели и подали заявление на регистрацию. Было сватовство по всем правилам жанра, был и разговор со мной, порвавший последнюю ниточку нашей связи с отцом. Этот негатив он протащил через всю свою жизнь. Ну не видел он перспективы в молодом студенте, не понимал, зачем мне обрекать себя на «замужество» так рано, да ещё и с ровесником!
Мы жили в одной квартире, за шторкой в полупроходной комнате. Появление внука не изменило к нам отношения. Внука он любил, нас-нет. При этом, на шее мы не сидели, сразу прилично зарабатывали, могли себе позволить многое. Но правила дома, которые папа придумал соблюдать уже давно, не могли быть нарушены ни какими-то там пелёнками, детским сном или необходимостью стирки. Папино «я вас не держу» выгоняло нас из дома дважды. В последний раз мы вернулись, когда папа принял решение остаться навсегда в деревне. Уехал в отпуск и не вернулся. Половину дома они с мамой купили давно, для летних утех на природе. Но девяностые годы с их непоследовательностью и причудами провоцировали папу приспосабливаться к обстоятельствам, а он, с характером независимого борца, не мог себе этого позволить. Уволился и завёл в деревне натуральное хозяйство. Коза, потом корова Чайка, которой он отдал часть своей любви, здоровья и кусок жизни. Для него корова была воистину священной и бескорыстной. На маме был огород и куры.
Наш Иван до 14 лет ездил в деревню. Но не всегда к бабушке и деду. Казалось бы, единственный внук. Но деду было не до него. Летом самая страда: покосы, периодические дежурства на пастбище, домашние хлопоты... Кто за малым ребёнком смотреть будет? Ему же обед и сон по расписанию. А у папы своё видение, он у деда без расписания в детстве жил. Хочешь спать- заснёшь, даже если в пять утра кто шагать по комнате вздумает, или пилить/сверлить под окном.
Меня там надолго не хватало, не нравится-пиздуй в город. А Ваньке в деревне было вольготно, друзей много. Вот и придумывали разное, даже дом по соседству снимали. И такое было. Потом, когда Иван постарше был и не требовал моего глаза, оставляла его с бабушкой и дедом. Это самые лучшие его воспоминания. Без меня папа проявлял лучшие свои качества деда: брал Ваню пасти стадо, в лес за земляникой, повесил качели и гамак. Любовь таки была. А со мной отношения стали жёстче. Брат мой остался жить в квартире с нами « в нагрузку» и без родителей обнаглел. Выпивал, продавал родительские вещи, приводил домой не пойми кого... Но перед родителями вставал в образе агнца, когда ненадолго навещал их в деревне. А я , разумеется, врушкой, которая наговаривает на брата, дабы всех поссорить. Не буду дальше. Там только плохое. А папа не заслужил.
Скажу только, что мама, оставшись после смерти с собственным сыном в одном доме, заново познакомилась с ним. Всё то, что они не хотели замечать и слышать, она увидела собственными глазами. Поздно. Папы нет. От сына никуда не деться.
Папы не стало. А я так и не успела с ним наобщаться после нашего четырёхлетнего перерыва в отношениях. Успела приехать к нему с Иваном, когда стало ясно, что папа не жилец. Всё это случилось внезапно, в течение нескольких месяцев, мы привозили к нему хорошего онколога, но папа не захотел бороться. Сказал, устал. И я его понимаю. Он устал бороться. Со всеми. Устал всех разгонять от себя, устал от безмерной требовательности к себе, к остальным. Потерял нить, за которую всех держал и, как оказалось, сам держался.
Я продолжаю его любить. Продолжаю им восхищаться. Продолжаю просить у него прощение. Я папина дочка.
