Обида и психологическое здоровье.
(Текст написан специально для ру_психолог, т.к. вопрос обиды один из самых обсуждаемых в сообществе в разных контекстах и на протяжени многих лет)
Тема обиды особенно привлекательна для анализа из-за существующей вокруг неё неоднозначности. Отношения к этому, знакомому каждому человеку, чувству варьируется от признания его допустимым и естественным до объявления неподобающим для взрослого человека. И, как всегда, когда речь идёт о крайностях, истина, скорее всего, лежит где-то посередине. Интересно, что человек, не задумывающийся (чтобы не сказать не заморачивающийся) на психологические темы и не обременённый тягой к рефлексии, скорее всего, вообще не видит в обиде ничего особенного. Для него это чувство такого же плана, как грусть или радость, т.е. почти нейтральное, не рассматриваемое с точки зрения “правильно/неправильно”. В то же время в психологической среде в отношении чувства обиды существует относительный консенсус, гласящий, что зрелому человеку обижаться не свойственно.В “глянцевой” психологии можно встретить более радикальные утверждения, клеймящие чувство обиды до такой степени, что доверчивый и проникшийся этими идеями читатель, осознавая в себе обиду, может испытывать в дополнение ещё и чувство вины за свою инфантильность. Эта статья - попытка преодолеть существующую вокруг чувства обиды разноголосицу мнений, показать, чем оно отличается от других, внешне схожих с ним, переживаний и рассмотреть его с точки зрения психологического здоровья.
Психология, в принципе, наука неточная. Её и наукой-то многие не готовы называть. Поэтому, желая в чём-то разобраться, нам нужно быть предельно точными в использовании терминов. Относительно психологического здоровья не существует единого мнения. Эта тема сама по себе интересна и многогранна, но в рамках данной статьи мы не будем в неё углубляться и условимся считать психологическое здоровье мерой адаптивности человека, т.е. способностью адекватно воспринимать окружающий мир и действовать в нём конструктивно и эффективно. Важно подчеркнуть, что психологически здоровый человек необязательно счастлив, но он находится в относительной гармонии с собой и миром, что увеличивает его шансы на счастье и делает более устойчивым к испытаниям. Понятно, что здоровье вообще, и в том числе психологическое, качество не бинарное. У большинства людей оно расположено где-то в промежутке между тотальным клиническим безумием и неким идеалом мудрости и внутренней силы. Но для нас важно то, что, опираясь на понятие здоровья как на некий оценочный критерий, мы можем сравнивать разные модели поведения и говорить о предпочтительном направлении работы над собой.
Большинство источников, описывая чувство обиды, представляют его как комбинацию из множества других переживаний, таких как гнев, жалость к себе, беспомощность, разочарование, досада… Список длинный. Да, безусловно, обида связана с ними, но не сводится к их сумме, не состоит из них, подобно аккорду, составленному из нескольких звуков. Скорее эти эмоции похожи на волны, расходящиеся от брошенного в воду камня. А всплеском от этого камня, эпицентром чувства обиды, является некое весьма специфическое ощущение. Его можно описать как острое и щемящее переживание собственной беспомощности перед внешней силой, неожиданно и незаслуженно срывающей с нас чувство защищённости, как сдёргивают одеяло со спящего обнажённого человека. Оно может длиться мгновения, часы или годы, может фиксироваться сознанием или нет, но именно оно служит толчком, исходной точкой для комплекса чувств и поведенческих реакций, которые мы связываем с понятием обида.
В момент этого специфического переживания человек неизбежно регрессирует в раннее детское состояние, когда он был объективно беспомощен, когда ответственность за его жизнь и происходящие вокруг события полностью лежала на плечах окружающих взрослых. Однако само по себе возникновение этого чувства ещё не свидетельствует о проблеме, т.к. в каждом из нас есть область души, в которой “живут” наши слабость, беспомощность, ранимость, наивность, непосредственность и спонтанность, область, которую часто образно называют Внутренним Ребёнком. Присутствие в спектре ощущений детских составляющих в общем случае ещё не делает человека инфантильным и беспомощным, только более живым и искренним.
Проблема возникает тогда, когда в ответ на переживание слабости и беспомощности, наш Внутренний ребёнок не получает поддержку от Внутреннего Взрослого, т.е. от той области души, где “расположены” знания, опыт, умение преодолевать жизненные сложности и препятствия. Когда наш Внутренний Взрослый достаточно зрел и здоров, то обиды не живут в душе долго. Они либо разрешаются, благодаря тому, что взрослая часть берёт себя заботы по урегулированию ситуации, либо трансформируются в другие чувства и состояния, в которых отсутствует специфическое ощущение беспомощности из “эпицентра обиды”.
Если же Внутренний Взрослый не в контакте с чувствами Ребёнка или просто сам слишком слаб, чтобы оказать ему помощь, то обида со временем не разрешается, а усиливается, и мы наблюдаем характерные для обидевшегося человека поведение и спектр переживаний. Само по себе словосочетание “я обиделся” уже, как правило, означает, что человек не справился с изначальным специфическим переживанием внезапной беспомощности, и оно переросло в нечто более сильное и глубокое. Если же подобного развития не происходит, то обычно мы говорим, что “было обидно” или что нас что-то “зацепило” и не более.
Таким образом, возвращаясь к началу нашего разговора, было бы неверно утверждать, что зрелый человек не может испытывать чувство обиды. Может, это так же естественно для него, как и желание играть или ребячиться. Важно другое - то, как человек распоряжается этим чувством и что предпринимает, чтобы с ним справиться. Именно здесь возникает градация между более адаптивными поведенческими моделями и менее, между тем, что называть психологическим здоровьем, а что проблемой. И именно это представляет наибольший практический интерес.
Чтобы сделать наше обсуждение боле структурированным, давайте разделим весь спектр возможных реакций на обиду на три большие группы: детская, подростковая и зрелая. Очевидно, что первая группа объединяет наиболее проблематичные формы поведения, а последняя - наиболее здоровые. Теперь рассмотрим подробнее каждую из обозначенных групп.
Начнём со зрелой модели поведения. Она реализуется в полной мере теми, у кого, во-первых, достаточно проявлены функции взрослой психики, т.е. умение брать на себя ответственность, принимать решения и адекватно воспринимать реальность, во-вторых, хороший контакт со своими чувствами и эмоциями. Говоря образно, у такого человека сильный внутренний Взрослый, который хорошо слышит своего внутреннего Ребёнка и готов о нём заботиться. В этом случае, если Ребёнок обижен, то его утешением и решением ситуации занимается Взрослый. Решением же является наиболее простое и точное устранение источника обиды. Если это недоразумение или чья-то бестактность, то лучше всего обсудить со второй стороной произошедшее и попытаться прийти к пониманию. Если причина в несправедливости, обмане или намеренном выпаде, то человек попытается добиться правды, получить компенсацию морального ущерба, по возможности защитить себя или, если ничего сделать нельзя, отдалиться от обидчиков, физически и ментально выйти из ситуации или из отношений.
Перечислить все варианты зрелого поведения невозможно, главное в нём - активной частью является Внутренний Взрослый, он, с одной стороны, ищет возможность конструктивных действий вовне, с другой, даёт поддержку Внутреннему Ребёнку. В дополнение к подробному описанию, каждую модель поведения можно коротко охарактеризовать с помощью специфических вопросов, которые задаёт себе человек, взаимодействуя с обидой. В случае зрелой модели такими вопросами являются “Кто ответственен за произошедшее?” и “Как я могу изменить ситуацию к лучшему?” Отвечая на них, мы находим какие-то конструктивные решения. В результате чувство обиды постепенно теряет остроту и трансформируется во что-то более спокойное и продуктивное, будь то радость примирения, светлое чувство прощения, смирение, горечь осознания невозможности договориться с близким человеком, признание и приятие того, что в заданных обстоятельствах добиться справедливости невозможно и нужно искать альтернативный выход.
Тема прощения в контексте разговора об обиде заслуживает особого внимания. Вокруг неё тоже существует множество противоречивых мнений и стигм. Объясняется это тем, что понимание того, что есть прощение, невозможно без рассмотрения его в контексте модели поведения. Так для зрелого человека прощение это состояние, когда он понимает и принимает мотивы того, кто нанёс обиду и более не испытывает к нему острых негативных эмоций. Зрелое прощение не предполагает с необходимостью, что общение с обидчиком вернётся на прежний уровень близости и доверия. Это может произойти, если мы видим, что человек действительно понял и признал свои ошибки и намерен что-то менять в себе, либо если мы решаем, что человек не изменится, но общение с ним стоит той боли, которой грозит повторение травмирующих ситуаций. Прощение не предполагает также согласия, что с нами так поступать можно. Это означает лишь, что мы нашли способ жить с тем, что произошло, и более не имеем желания мстить или наказывать того, кто причинил боль. При этом прощение это не единственный “правильный” зрелый выход из обиды. Можно сказать, что он предпочтителен, с точки зрения психологического здоровья и внутреннего комфорта. Однако есть поступки, для прощения которых нужна не просто зрелость, а некий уровень мудрости и даже духовности, доступный далеко не для каждого человека. И если вы не достигли состояния, когда прощение легко и естественно заполняет сердце, то лучше не принуждать себя к нему, не пытаться искусственно возбудить его, не имитировать и не чувствовать вину или собственную несостоятельность из-за неспособности его ощутить. Лучшее, что может сделать в такой ситуации внутренний Взрослый, это позволить своему Ребёнку проживать гнев и обиду до тех пор, пока он не успокоится и не утешится, поддерживая и оберегая, сколько бы времени это ни заняло.
Таким образом, зрелость не гарантирует нам ни того, что мы будем избавлены от переживания обид, ни полного исцеления от них, ни способности к всепрощению. Она говорит лишь о том, что в человеке живёт достаточно сформировавшаяся сильная и заботливая взрослая часть, которая способна брать на себя ответственность за происходящее и служить опорой, защитой и утешением своему внутреннему Ребёнку.
* * *
В детской модели реагирования, в отличие от зрелой, главным действующим лицом выступает Внутренний Ребёнок. Это происходит в силу двух следующих причин. Либо Взрослая Часть недостаточно развита, чтобы участвовать в решении конфликта, и тогда речь идёт об инфантильности. Либо Внутренний Взрослый не в контакте с негативными чувствами и потребностями Внутреннего Ребёнка, игнорирует их или даже усугубляет, и тогда мы говорим о невротическом складе личности.
Обе эти причины не исключают друг друга, а наоборот, нередко взаимосвязаны и встречаются вместе. Это объясняется, например, тем, что деформация личности, вызванная ненадлежащим обращением взрослых к ребёнку, часто приводит к так называемой выученной беспомощности, которая проявляется, в том числе, и в инфантильном поведении. Однако, несмотря на сходство и взаимопроникновение, не стоит смешивать и ставить знак равенства между инфантильным складом личности и невротическим. Первый чаще является следствием психологической неразвитости, вызванной избалованностью, природным простодушием, душевой леностью, слабостью или эгоцентризмом. Второй - результат навязывания ребёнку неадекватных, болезненных и малоэффективных поведенческих стратегий. Инфантильность проявляется в пассивности, чрезмерной наивности или слепом эгоизме. При невротическом складе реакции человека по силе и масштабу могут быть вполне взрослыми, но при этом по содержанию они неконструктивны и подсознательно нацелены скорее на разжигание конфликта, чем на его решение. Обида инфантила это разочарование от того, что его завышенные ожидания не оправдываются. Такая обида напоминает каприз. Обида невротика связана с привычной из детства уверенностью, что его используют, унижают, утверждаются за его счёт и, по большому счёту, не любят. Он видит эти мотивы даже там, где они не подразумевались и, не умея решать их по существу, реагирует выработанными в детстве психологическими защитами и поведенческими стратегиями.
Различия между инфантильным и невротическим поведением можно было бы назвать психологическими тонкостями, но это тонкости крайне важные. Если мы назовём невротика инфантилом, то только раним его и собьём с пути понимания своих проблем. Кроме того, невротики чаще стремятся что-то изменить, и с ними, в общем случае, есть больше шансов прийти к долгосрочному согласию. Природу обиды очень важно понимать и для того, чтобы правильно реагировать на неё. Так невротиков, например, может лечить бережное и заботливое отношение, а инфантилов - напротив -“суровая, но справедливая” реальность. Если перепутать причины и на каприз реагировать заботой, а на боль недолюбленности - суровой непреклонностью, то можно лишь усугубить проблемы. Но, как это говорилось выше, в реальности эти причины настолько взаимосвязаны и переплетены, что выбор наилучшей реакции на чью-то обиженность требует тонкости понимания и изобретательности. Нужно помнить, что, несмотря на то, что перед нами формально взрослый человек, мы имеем дело с его Ребёнком, которому нужны поглаживания и чёткие границы.
Однако, какова бы ни была природа детской модели поведения при обиде, в её основе лежит вопрос “Кто виноват?”. Этот вопрос коренным образом отличается от вопроса из взрослой модели - “Кто ответственен?”. Вопрос об ответственности, это, по большому счёту, вопрос о том, кто допустил ошибку, о том, как и кто должен компенсировать нанесённый ущерб, и что сделать, чтобы в будущем этого не происходило. Ответственность действует в поле достаточно ясных правил и договорённостей и работает на их поддержание.
Вопрос вины, по крайней мере в данном контексте, имеет совсем иную природу и решает другие задачи. Когда какие-либо из потребностей нашей детской части наталкиваются на невозможность осуществления, то функция внутреннего Взрослого смягчить удар и помочь принять реальность. Если же такой поддержки нет, то внутренний Ребёнок испытывает беспомощность и, связанную с ней, фрустрацию. Один из доступных и естественных для него способов справиться с этим состоянием - найти виноватого, т.е. того, кто должен был обеспечить реализацию потребности, но не сделал этого. Причём не сделал не потому, что не смог, а потому что “не захотел” и потому что “плохой”. Далее внутренний Ребёнок пытается наказать виновного, причинить ему боль, чтобы отыграться и по возможности попытаться заставить выполнить свои желания. Среди наказаний всем известные формы поведения обиженного: нарочитое отдаление, отвержение, лишение близости физической и эмоциональной, грубость, неадекватная агрессия и так далее, кто чему научился в детстве и считает наиболее действенным.
Таким образом, сознательно или нет, в детской модели обидчик автоматически назначается виноватым и при этом единственным, кто может и, главное, должен решить создавшуюся ситуацию, чтобы вновь стать “хорошим”, т.е. соответствующим ожиданиям. Очевидно, что для решения данной задачи уместна экзальтация своих чувств, “накручивание” себя и нагнетание напряжённости. Если же желаемая цель не достигается, то вся задействованная энергия инкапсулируется, обращается внутрь, умножая накопленный за всю предыдущую жизнь багаж деструктивных сил. Поэтому люди с детской моделью поведения склонны застревать и зацикливаться на своих обидах на месяцы, годы и даже десятилетия. Нередко бывает и так, что человек в какой-то момент начинает считать виноватым себя, что, впрочем, не облегчает его состояние.
Но что происходит, если желаемое разрешение наступает и обидчик кается и извиняется? Тогда его могут простить, но это прощение будет совсем иным, чем у зрелого человека, т.к. проживаться оно будет Внутренним Ребёнком, а не Взрослым. Разница в том, что ребёнка очень легко обмануть, особенно травмированного ребёнка. Он может простить даже преступление против себя, услышав несколько добрых слов или получив условное “лакомство”. В этом прощении нет анализа произошедшего, но есть вера в то, что теперь “всё будет как и раньше”, что “плохой” обидчик снова стал “хорошим”. Детское прощение вместо того, чтобы быть пониманием, приятием и отпусканием, зачастую является формой самообмана, позволяющей существовать в иллюзии благополучия. Поэтому те, для кого характерна детская модель поведения, часто “наступают на одни и те же грабли”. Они склонны выбирать себе в спутники не тех, с кем можно построить стабильные партнёрские отношения, а мастеров манипуляций и утешения, тех, кто часто причиняет боль но обладает способностью вымолить прощение, задобрить или ловко перевернуть события по принципу: “сам(а) виноват(а)”. В таких отношениях конфликты могут годами развиваться по одному и тому же сценарию, потому что обеим сторонам проще искать виноватых, чем попытаться понять причины происходящего и что-то по-настоящему изменить.
* * *
Зрелая и детская модели описывают два полярных способа реакции на обиду, которые в чистом виде встречаются не так часто. По аналогии с физическим здоровьем, зрелая модель похожа на тренированность и выносливость, а детская на физическую слабость и болезненность. В реальности мы видим людей, у которых обе модели присутствуют в некой пропорции и проявляются слабее или сильнее в зависимости от обстоятельств. Однако, помимо детской, т.е. условно болезненной, модели существует ещё один способ обижаться, встречающийся и у совершенно здоровых и вполне уверенных в себе людей.
Следуя выбранной логике классификации, мы назовём эту модель подростковой, хотя с тем же успехом её можно было бы назвать и ординарной или нормальной, т.к. в основе её механизмов лежат, пусть не самые красивые, но вполне обычные, естественные и условно здоровые человеческие качества. В первую очередь речь идёт о свойственном переходному возрасту максимализме и представлении об единственности истинности. Знание такой “истины” позволяет судить о том, что является правильным, а что ошибочным, и что есть добро, а что зло. Человек, уверенный в том, что постиг эту истину, начинает оценивать поступки окружающих, считая “хорошими” тех, кто соответствует его представлениям о правильности, а других либо ещё “недоросшими” до этого знания, либо в принципе неспособными его понять, либо специально поступающими не так, как “нужно”. Доверие такого человека кому-то или чему-то зиждется на вере в то, что вторая сторона исповедует ту же истину. Если так оно и есть, то обеим сторонам повезло и их поведение в ситуации обиды будет похожим на зрелую модель. Такие люди часто способны понять и простить обиду, если вторая сторона признаёт “неправильность” своих действий и готова компенсировать ущерб приемлемым для обоих способом. Проблема возникает, когда человек, следующий подростковой модели, начинает взаимодействовать с иной картиной мира и иными представлениями о “правильности”. В этом случае “обидчик”, если он зрел, вместо признания ошибки постарается донести свою точку зрения и рассказать о своих чувствах по отношению к ситуации. Он попытается показать, что оба мнения не столь однозначны и могут отличаться у двух разных людей. Подростковая модель поведения не может этого принять и зачастую будет интерпретировать подобную ситуацию как обман доверия, измену и предательство.
Подростковую модель проще проиллюстрировать на примере. Представим, что у двух товарищей есть разные представления о дружеском долге. Один, назовём его А, верит в то, что друзья всегда и во всём должны друг другу помогать, а второй, будем звать его Б, считает, что взаимопомощь должна иметь границы и придерживается принципа - никогда и никому не одалживать денег. Представим что А срочно понадобились средства, и он попросил их взаймы у Б, а тот ему отказал. Если А достаточно зрел, чтобы выслушать доводы Б и отнестись с уважением к его позиции, то дружба может и не пострадать. Возможно даже, что А, сказав, что понимает и принимает принципы, всё же просит сделать исключение т.к. ситуация критическая и в результате получит помощь от Б. В любом случае, если они оба зрелы и дороги друг другу, то смогут либо договориться и понять друг друга, либо дистанция между ними увеличится без взаимных претензий и обид. Если же А следует подростковой модели, то воспримет поведение Б как предательство и с большой вероятностью вычеркнет его из списка друзей, молча или предварительно поставив перед выбором: “или ты мне помогаешь, или ты мне больше никто”.
Подростковая модель является, пожалуй, наиболее естественным и распространённым сценарием обид и конфликтов вообще. Причина тому - сама история развития человеческой культуры. Ещё совсем недавно, каких-то 100-200 лет назад идея множественности истин звучала бы для среднестатистического человека, как минимум, странно, а как максимум - крамольно. Вендетты, войны, члены семей, годами не разговаривающие друг с другом, - за всем этим зачастую стоит представление одной или обеих сторон, что правильным может быть только один выбор, и именно им известно каков он. Главный вопрос, который определяет подростковую модель звучит как: “Кто прав?” или даже: “Кто правее?”, поскольку ответ на него в рамках этой модели не может быть “оба”. Прощение в подростковой модели возможно только при условии, что обидчик признаёт, что был “не прав” и обещает “исправиться”. Нередко бывает так, что цена этого “исправления”- отказ от собственных потребностей, чувств и взглядов, но это, как правило, не ценится второй стороной, а воспринимается как должное, как “наконец-то до него дошло, как надо себя вести/чувствовать”. И тогда на некоторое время воцаряется мир, но строится он на дисбалансе, на зреющем внутри одного из партнёров напряжении. А напряжение в отношениях это всегда риск, что в какой-то момент оно превысит критическую массу и, взорвавшись, ввергнет их в очередной кризис.
В подростковой модели поведения нет выраженного взрослого или детского поведения. Внутренние Ребёнок и Взрослый действуют в ней как бы сообща. Изначально, когда человек, для которого характерна подростковая модель, сталкивается с несогласием или с неправильным, с его точки зрения, поведением по отношению к себе, то он склонен видеть в этом неуважение и неприятие себя или что его считают несостоятельным и слабым. Происходит это оттого, что в глубине души он действительно не до конца уверен в своих силах и востребованности окружающими. Всё это отзывается во внутреннем Ребёнке повышенной тревожностью, страхом и болью, прорывающимся внутренним криком о помощи. Не будучи в состоянии утешить и успокоить внутреннего Ребёнка и принять свою настоящую или мнимую слабость, такой человек пытается быть демонстративно сильным и жёстким, дабы заставить окружающих признать свою неправоту и таким образом убедиться в собственных силе и состоятельности. Арсенал средств воздействия у подростковой модели достаточно богат, это могут быть открытые конфликты, интриги, месть, пассивно агрессивное поведение. Обида же часто служит спусковым механизмом и мотивом для этих действий.
Говоря о подростковой обиде, важно помнить, что альтернативой ей не является всепрощение или отказ от своих принципов. Наилучшей или, точнее, наиболее здоровой формой поведения будет та, когда мы слышим и понимаем другого человека, но оставляем за нами обоими право не соглашаться друг с другом. Иногда после этого можно разойтись, а иногда это приводит к конфликту, который заканчивается только с физическим устранением одной из сторон. Но в этом случае люди борются не против другого мнения, а за право иметь своё и жить в соответствии с ним.
* * *
Разговор об обиде можно длить практически до бесконечности. Обида, как капля росы, преломляет в себе и отражает множество самых разных проблем человеческой души, каждая из которых достойна отдельной статьи. Не случайно вокруг темы обиды существует такое многообразие точек зрения и мнений и не случайно мы попытались структурировать это многообразие, опираясь на понятие психологического здоровья и три модели поведенческих реакций на чувство обиды.
Предложенные модели, как и любая другая психологическая типология, не означают, что поведение конкретного человека будет строго соответствовать схеме. В реальности мы все сложнее любой модели и в разных ситуациях ведём себя то как беспомощные дети, то как упрямые подростки, а то и как зрелые люди. И всё же эти модели, во-первых, помогают проанализировать и лучше понять поведенческие тенденции того или иного человека, а, во-вторых, указывают направление для внутреннего развития.
В статье мы не пытались ответить на вопрос, стоит ли обижаться. В обиде, безусловно, есть определённая сладость, но в ней есть и горечь. Чего больше? Каждый ответит на этот вопрос по-своему и по-своему решит, на что направить свои усилия. Мне бы только хотелось, чтобы чтение данного текста сделало это решение более осознанным и более зрелым.