Вчера мы встречались с нашим как минимум однофамильцем из Австралии. Но всё началось гораздо раньше. Ещё в конце 80-х отец получил письмо, самое настоящее, написанное от руки, из Австралии. И тоже от профессора Красноштейна. "Как от самого себя," - сказал он ещё тогда с удивлением. Интернета в те времена не было, а фамилию отца автор письма встретил в каком-то из научных журналов.
Опуская все подробности дальнейшего общения и генеологических изысканий, скажу, что с достаточно большой вероятностью наша семья является дальними родственниками тем австралийцам .
В начале 1880-х годов из семьи Красноштейнов, в которой было семеро сыновей, трое отправились в Палестину. Что случилось с их потомками эти трёх хорошо известно. Часть из них живёт и по сей день в Израиле, а часть эммигрировала в Австралию. Мы же, скорее всего, являемся потомками одного из братьев, что остались в Украине. К сожалению, во время войны погибло такое количество родственников, что семейная история, передаваемая из уст в уста, существенно обеднела и многие сведения безвозвратно утеряны. И всё же фамилия Красноштейн представляется достаточно экзотичной, чтобы в одной и той же местности (что местность одна известно доподлинно) появилось несколько независимых семей, носящих её.
Однако, теория и догадки это одно, а факты и реальность - другое. Джефф, один из австралийских красноштейнов, всерьёз увлёкся составлением нашего генеологического дерева, развив вокруг этого кипучую деятельность. На этой почве последний год мы находились в постоянном контакте. И вот, наконец, Джефф приехал в Израиль навестить своих родственников и повидаться с дчкой и внуками, которые репатриировались несколько лет назад. Разумеется, мы договорились о встрече.
Произошло это в Зихрон Якове, фешенебельном посёлке на склоне горы, недалеко от Хайфы. Мы сидели на террасе гостинницы, перед нами открывался великолепный вид на берег моря. Солнце стремительно скатывалось за горизонт и его лучи не обжигали, но лишь превращали весь визуальный ряд в ломкое сочетание теней и геометрических фигур. Свежий ветер мгновенно заставил забыть о тельавивской жаре, липко обнимавшей нас на дорогу всего час назад. Это было так красиво и приятно, что с моей стороны было бы не честно не сделать этого лирического отступления.
То, что всех нас (мы приехали с братом и нашими семьями) сразу поразило в Джеффе, это сходство с отцом. Не физиогномеическое, хотя в чертах лица тоже было что-то общее, а в первую очередь в мимике, жестах, ухватках, конституции крепко сбитого тела, манере приобнимать женщин, в угадывающейся с первых минут широте души. Говорил в основном он, увлечённо, легко, не чувствуя никакой неловкости от того, что мы не всё понимаем и не всегда точно можем выразить свои мысли на английском. Он ужасно напоминал отца, только чуть моложе и менее брутального.
Странное ощущение, ей богу. Я смотрел на Джеффа, и мне было до чёртиков жалко, что ему уже никогда не встретиться с моим отцом. Если даже они не являются кровными родственниками, то в родственности их душ сомнений не оставалось.
В нашей семье есть чётко выраженная доминанта черт, которые мы называем "красноштейновские". Гришка, например, мой старший племянник, всегда считался "настоящим Красноштейном". В этот комплекс качеств входит упрямство, наличие независимого мнения, харизматичность, физическая сила, любовь к разговорам и спорам. В этом смысле Джефф показался мне истинным Красноштейном. Неужели же действительно через 5-6 поколений люди способны сохранять свои родовые особенности, не смотря на самые разные судьбы и условия жизни? Что это, гены, родовая душа? Не знаю, но факт остаётся фактом...