Рассказ моего отца. Смерть Дона Хуана.
Очень скоро Анне открылось что важные высокородные господа представлявшиеся ей почти небожителями из родной глухой Эрреры, такие же люди как её односельчане, с теми же достоинствами и недостатками: добрые и злые, скромные и тщеславные, честные и бессовестные. Обладая лёгким нравом и будучи прирождённым психологом, она быстро подобрала ключи даже к самым замкнутым и суровым душам. Донна Анна была скромна и благочестива с ханжами, иронична и вольнолюбива с либералами; льстила одним и смешила других, злословила с одними и сочувствовала другим. Лёд постепенно начал таять, а затем пришло время когда самое имя графини Тенорио не упоминалось без эпитетов "прелестная" или "очаровательная".
Дамы искали её общества и что самое удивительное не ревновали ни друг к другу, ни к своим кавалерам, мужьям и любовникам. Кавалеры были от Донны Анны без ума. Стоило ей появиться в обществе, как все от безусых юнцов до глубоких старцев устремлялись к ней как мотыльки на свет фонаря. Дон Хуан вначале был горд и доволен успехом жены, но вскоре они стали замещаться всё нарастающей тревогой. Наблюдая за Анной и её окружением, он то и дело обнаруживал в себе уколы жгучей ревности. Опытный сердцеед, он прекрасно понимал тайный смысл мимолётных взглядов, случайных улыбок, модуляций голоса и лёгких жестов. А вскоре до него дошли слухи, что Донна Анна далеко не так сурова к своим ухажёрам, как того хотелось бы её супругу.
Старик уже кипел от ревности, потерял покой и сон, впадал в ярость устраивая жене бурные сцены. Дошло до того, что он теряя над собой контроль опускался до вещей недостойных рыцаря, замахиваясь на жену или рвал из ножен шпагу. Донна Анна плакала, клялась в своей невинности, уверяла что все его опасения - плод пустых сплетен распускаемых врагами дона Хуана. Руки дона Хуана опускались, шпага выпадала из ослабевших пальцев и он вновь и вновь верил жене потому что сам очень хотел верить; он оправдывал свои вспышки гнева тем, что нечего церемониться с неблагодарной простолюдинкой которую он же и осчастливил, но ничего не мог с собой поделать и прощал ей все свои подозрения.
Однажды ночью измученый бессоницей дон Хуан услышал пение. Хорошо поставленный мужской голос пел под балконом донны Анны серенаду, сочинённую им, графом Тенорио, для "коварной" донны Инессы! Кипя от гнева, со шпагой в руке и ручной пушкой в другой, дон Хуан в сопровождении дюжины слуг бросился в сад. Но певец, заслышав весь этот шум беготни по дому, предпочёл избежать конфликта и исчез в темноте. После этого старик решил больше не испытывать судьбу. Через три дня, сославшись на болезнь (что впрочем было правдой), он простился с двором, с Мадридом и увёз жену обратно в Эстремадуру, в свой родовой замок.
Донна Анна была достаточно умна чтобы не показывать мужу своего недовольства и по возвращении между супругами установились почти идиллические отношения.
Однажды, объезжая свои владения, дон Хуан повстречал одного из мадридских знакомых, причём из числа тех, что вечно кружили вокруг Донны Анны. Тот в первый момент растерялся, а затем раскланялся с изысканной вежливостью. Дома последовал новый скандал, но донна Анна сумела убедить мужа что появление этого человека в их владениях не имеет к ней никакого отношения. Тем не менее подобные встречи стали происходить всё чаще и чаще, а хозяева гостиниц и кабатчикидокладывали дону Хуану о неслыханном наплыве в их заведения важных господ из Мадрида и других городов. Затем поползли слухи и о каких-то мелких идальго, о молодых священниках и даже о красивых крестьянских парнях с которыми графиня была любезна. Дон Хуан окружил жену целым штатом дуэний - уродливых старых грымз известных своим ханжеством, благочестием и склочным характером. В окрестных трущобах он набрал пару десятков наёмников и распределил их по замку с приказом убивать всех неприглашенных мужчин старше 14 лет.
Все эти меры лишь разжигали как слухи, так и ревность самого дона, который теперь чувствовал себя более менее спокойно лишь когда жена находилась в поле его зрения. Будь его воля, он бы не покидал замка. Но это было не в его власти: старые долги, дела запутанные ещё в молодости и бесконечные тяжбы с соседями то и дело тербовали его присутствия в ближних и дальних городах, а то и в самой столице. Эти поездки, длившиеся иногда неделями, были для Дона Хуана настоящей пыткой. В бессонные ночи перед его мысленным взором представали самые соблазнительные сцены, но на месте его многочисленных пассий каждый раз оказывалась донна Анна, а вместо себя он видел многочисленных мужчин сменявших друг друга: красавцев и уродов, мальчишек и старцев, простолюдин и дворян (а то и один из королей успевших смениться не раз за долгую жизнь дона Хуана). Дон Хуан нервничал, торопился сам и торопил других; завершал дела кое-как, иногда себе в убыток, оставлял всё кроме самых необходимых формальностей на потом и мчался домой, ожидая и страшась застать жену врасплох.
Однажды во время такой очередной поездки в ближайший город всё сложилось необыкновенно удачно: наследственная тяжба, тянувшаяся десятилетиями, неожиданно разрешилась самым выгодным для графа Тенорио образом, все формальности заняли на редкость мало времени и дон Хуан, планировавший оставаться в городе не меньше недели, освободился уже к концу третьего дня. Он тут же приказал запрягать и в сумерках выехал домой. Дон Хуан не боялся ночного путешествия. Опытный кучер прекрасно знал дорогу. Что же касается лихих людей, которыми кишели дороги Испании в те времена, то их он и вовсе не страшился: во-первых он был весьма известен в округе, а во-вторых, в его эскорте такие же парни и были наняты. Содержание и условия дон Хуан предоставлял такие, что его молодцы были просто не подкупны. Так что завидев карету графа разбойники оставались за обочинами дорог.
Скакали всю ночь и когда небо на востоке начало светлеть, подъехали к замку. Проезжая через примыкавшую к воротам оливковую рощу, дон Хуан в предрассветном сумраке ясно увидел тёмный силуэт человека, держащего в поводу двух лошадей. Сразу вспомнилась молодость и верный бедняга Лепорелло, вот также проводивший ночи пока сам дон Хуан нежился в объятиях то одной красавицы, то другой, то третьей.
Дон Хуан приказал немедля схватить негодяя, однако тот успел вовремя заметить опасность и скрылся в тенях деревьев на коне, держа второго под узцы. Старик приказал эскорту найти и доставить незнакомца, а кучеру - гнать в замок во весь опор. Едва карета остановилась, дон Хуан вывалился из неё и стуча палкой по каменным плитам, ринулся в женскую половину. Натужно сопя он шагал по коридору. На звук его шагов приоткрывались двери и дуэньи высовывали свои любопытные носики, но пискнув как мыши, исчезали обратно.
Добравшись до спальни жены, дон Хуан рывком распахнул дверь и застал её не одну. Рядом с ней стоял герцог Диего Коронадо, лихой удалец и прославленный воин, успевший в свои неполные 30 лет заслужить высокий чин командора. Вид комнаты, состояние постели и одежды обоих не оставляли сомнений в том, что произошло здесь в эту ночь.
"Подлый негодяй! - заревел дон Хуан выхватывая из ножен шпагу - Ты жизнью заплатишь за это бесчестье!"
"Я к Вашим услугам когда и где угодно - ответствовал Командор - Но скрестить шпагу с человеком Вашего возраста и телосложения мне не позволяет дворянская честь. Уверен, что среди Ваших родственников, друзей или даже слуг найдётся отважный молодой человек, готовый защитить Вашу честь в поединке со мной".
"Дрожишь, жалкий трус! - продолжал бушевать дон Хуан - Боишься сразиться с Хуаном Тенорио! Защищаяся или я заколю тебя как собаку!" И Дон Диего едва успел выхватить шпагу из изголовья кровати чтобы отразить первый свирепый натиск дона Хуана. Затем он развернулся так, чтобы дать возможность Анне выскользнуть из спальни за его спиной, а сам начал защищаться.
С первых минут поединка Командор понял что имеет дело с искусным и опытным бойцом. Шпага дона Хуана казалась частью его тела, фехтовальные приёмы были виртуозны и оригинальны. Вот только возраст и отсутствие практики в последние годы давали себя знать: ударам недоставало силы, больные суставы отнимали былую стремительность, а некогда молниеносная реакция запаздывала на те роковые доли секунды, что решают исход схватки.
Дону Диего не раз предоставлялась возможность нанести противнику смертельный удар, однако он щадил старика стараясь утомить его и надеясь, что несколько успокоившись, тот согласится выставить вместо себя более подходящего заместителя. Дон Хуан тоже очень скоро понял что силы неравны, но старческое упрямство не позволяло ему отступить. И тогда он решился на поступок, который, обернись дальнейшие события иначе, навсегда опозорил бы его и лишил славы честного фехтовальщика. Левой рукой, затянутой в кожаную перчатку, он поймал клинок противника, а правой сделал выпад вонзить свой клинок в грудь Командора. Дон Диего ловко уклонился от удара и в свою очередь схватил дона Хуана за руку, сжав его запястье так сильно, что пальцы разомкнулись и шпага со звоном упала на каменный пол.
В тот же миг лицо дона Хуана покрылось жутким брусничным румянцем, налитые кровью глаза выкатились из орбит и он тяжело рухнул навзничь. Отчаянно завизжала донна Анна, словно испуганные птицы закричали заметались по коридору слуги, в спальню вбежали цирюльник и лекарь (за которым послали дуэньи ещё до начала поединка). Первый наскоро осмотрел хозяина и убедившись, что кроме пореза на левой ладони, других ран на теле нет, прибёг к универсальному средству: отворил кровь. Второй старательно растирал виски старика какой-то ароматической мазью. Казалось, их усилия возымели успех: Дон Хуан пошевелился, открыл глаза, обвёл присутствующих серьёзным осмысленным взглядом и прохрипел: "Тяжело пожатье каменной его десницы". В следующий миг глаза Дона Хуана закрылись и он умер.
Впоследствии слуги утверждали, что перед смертью дон Хуан успел выкликнуть: "О, Донна Анна!" Но ни цирюльник, ни лекарь, склонявшиеся к изголовью умирающего, не слышали ничего подобного.
Дамы искали её общества и что самое удивительное не ревновали ни друг к другу, ни к своим кавалерам, мужьям и любовникам. Кавалеры были от Донны Анны без ума. Стоило ей появиться в обществе, как все от безусых юнцов до глубоких старцев устремлялись к ней как мотыльки на свет фонаря. Дон Хуан вначале был горд и доволен успехом жены, но вскоре они стали замещаться всё нарастающей тревогой. Наблюдая за Анной и её окружением, он то и дело обнаруживал в себе уколы жгучей ревности. Опытный сердцеед, он прекрасно понимал тайный смысл мимолётных взглядов, случайных улыбок, модуляций голоса и лёгких жестов. А вскоре до него дошли слухи, что Донна Анна далеко не так сурова к своим ухажёрам, как того хотелось бы её супругу.
Старик уже кипел от ревности, потерял покой и сон, впадал в ярость устраивая жене бурные сцены. Дошло до того, что он теряя над собой контроль опускался до вещей недостойных рыцаря, замахиваясь на жену или рвал из ножен шпагу. Донна Анна плакала, клялась в своей невинности, уверяла что все его опасения - плод пустых сплетен распускаемых врагами дона Хуана. Руки дона Хуана опускались, шпага выпадала из ослабевших пальцев и он вновь и вновь верил жене потому что сам очень хотел верить; он оправдывал свои вспышки гнева тем, что нечего церемониться с неблагодарной простолюдинкой которую он же и осчастливил, но ничего не мог с собой поделать и прощал ей все свои подозрения.
Однажды ночью измученый бессоницей дон Хуан услышал пение. Хорошо поставленный мужской голос пел под балконом донны Анны серенаду, сочинённую им, графом Тенорио, для "коварной" донны Инессы! Кипя от гнева, со шпагой в руке и ручной пушкой в другой, дон Хуан в сопровождении дюжины слуг бросился в сад. Но певец, заслышав весь этот шум беготни по дому, предпочёл избежать конфликта и исчез в темноте. После этого старик решил больше не испытывать судьбу. Через три дня, сославшись на болезнь (что впрочем было правдой), он простился с двором, с Мадридом и увёз жену обратно в Эстремадуру, в свой родовой замок.
Донна Анна была достаточно умна чтобы не показывать мужу своего недовольства и по возвращении между супругами установились почти идиллические отношения.
Однажды, объезжая свои владения, дон Хуан повстречал одного из мадридских знакомых, причём из числа тех, что вечно кружили вокруг Донны Анны. Тот в первый момент растерялся, а затем раскланялся с изысканной вежливостью. Дома последовал новый скандал, но донна Анна сумела убедить мужа что появление этого человека в их владениях не имеет к ней никакого отношения. Тем не менее подобные встречи стали происходить всё чаще и чаще, а хозяева гостиниц и кабатчикидокладывали дону Хуану о неслыханном наплыве в их заведения важных господ из Мадрида и других городов. Затем поползли слухи и о каких-то мелких идальго, о молодых священниках и даже о красивых крестьянских парнях с которыми графиня была любезна. Дон Хуан окружил жену целым штатом дуэний - уродливых старых грымз известных своим ханжеством, благочестием и склочным характером. В окрестных трущобах он набрал пару десятков наёмников и распределил их по замку с приказом убивать всех неприглашенных мужчин старше 14 лет.
Все эти меры лишь разжигали как слухи, так и ревность самого дона, который теперь чувствовал себя более менее спокойно лишь когда жена находилась в поле его зрения. Будь его воля, он бы не покидал замка. Но это было не в его власти: старые долги, дела запутанные ещё в молодости и бесконечные тяжбы с соседями то и дело тербовали его присутствия в ближних и дальних городах, а то и в самой столице. Эти поездки, длившиеся иногда неделями, были для Дона Хуана настоящей пыткой. В бессонные ночи перед его мысленным взором представали самые соблазнительные сцены, но на месте его многочисленных пассий каждый раз оказывалась донна Анна, а вместо себя он видел многочисленных мужчин сменявших друг друга: красавцев и уродов, мальчишек и старцев, простолюдин и дворян (а то и один из королей успевших смениться не раз за долгую жизнь дона Хуана). Дон Хуан нервничал, торопился сам и торопил других; завершал дела кое-как, иногда себе в убыток, оставлял всё кроме самых необходимых формальностей на потом и мчался домой, ожидая и страшась застать жену врасплох.
Однажды во время такой очередной поездки в ближайший город всё сложилось необыкновенно удачно: наследственная тяжба, тянувшаяся десятилетиями, неожиданно разрешилась самым выгодным для графа Тенорио образом, все формальности заняли на редкость мало времени и дон Хуан, планировавший оставаться в городе не меньше недели, освободился уже к концу третьего дня. Он тут же приказал запрягать и в сумерках выехал домой. Дон Хуан не боялся ночного путешествия. Опытный кучер прекрасно знал дорогу. Что же касается лихих людей, которыми кишели дороги Испании в те времена, то их он и вовсе не страшился: во-первых он был весьма известен в округе, а во-вторых, в его эскорте такие же парни и были наняты. Содержание и условия дон Хуан предоставлял такие, что его молодцы были просто не подкупны. Так что завидев карету графа разбойники оставались за обочинами дорог.
Скакали всю ночь и когда небо на востоке начало светлеть, подъехали к замку. Проезжая через примыкавшую к воротам оливковую рощу, дон Хуан в предрассветном сумраке ясно увидел тёмный силуэт человека, держащего в поводу двух лошадей. Сразу вспомнилась молодость и верный бедняга Лепорелло, вот также проводивший ночи пока сам дон Хуан нежился в объятиях то одной красавицы, то другой, то третьей.
Дон Хуан приказал немедля схватить негодяя, однако тот успел вовремя заметить опасность и скрылся в тенях деревьев на коне, держа второго под узцы. Старик приказал эскорту найти и доставить незнакомца, а кучеру - гнать в замок во весь опор. Едва карета остановилась, дон Хуан вывалился из неё и стуча палкой по каменным плитам, ринулся в женскую половину. Натужно сопя он шагал по коридору. На звук его шагов приоткрывались двери и дуэньи высовывали свои любопытные носики, но пискнув как мыши, исчезали обратно.
Добравшись до спальни жены, дон Хуан рывком распахнул дверь и застал её не одну. Рядом с ней стоял герцог Диего Коронадо, лихой удалец и прославленный воин, успевший в свои неполные 30 лет заслужить высокий чин командора. Вид комнаты, состояние постели и одежды обоих не оставляли сомнений в том, что произошло здесь в эту ночь.
"Подлый негодяй! - заревел дон Хуан выхватывая из ножен шпагу - Ты жизнью заплатишь за это бесчестье!"
"Я к Вашим услугам когда и где угодно - ответствовал Командор - Но скрестить шпагу с человеком Вашего возраста и телосложения мне не позволяет дворянская честь. Уверен, что среди Ваших родственников, друзей или даже слуг найдётся отважный молодой человек, готовый защитить Вашу честь в поединке со мной".
"Дрожишь, жалкий трус! - продолжал бушевать дон Хуан - Боишься сразиться с Хуаном Тенорио! Защищаяся или я заколю тебя как собаку!" И Дон Диего едва успел выхватить шпагу из изголовья кровати чтобы отразить первый свирепый натиск дона Хуана. Затем он развернулся так, чтобы дать возможность Анне выскользнуть из спальни за его спиной, а сам начал защищаться.
С первых минут поединка Командор понял что имеет дело с искусным и опытным бойцом. Шпага дона Хуана казалась частью его тела, фехтовальные приёмы были виртуозны и оригинальны. Вот только возраст и отсутствие практики в последние годы давали себя знать: ударам недоставало силы, больные суставы отнимали былую стремительность, а некогда молниеносная реакция запаздывала на те роковые доли секунды, что решают исход схватки.
Дону Диего не раз предоставлялась возможность нанести противнику смертельный удар, однако он щадил старика стараясь утомить его и надеясь, что несколько успокоившись, тот согласится выставить вместо себя более подходящего заместителя. Дон Хуан тоже очень скоро понял что силы неравны, но старческое упрямство не позволяло ему отступить. И тогда он решился на поступок, который, обернись дальнейшие события иначе, навсегда опозорил бы его и лишил славы честного фехтовальщика. Левой рукой, затянутой в кожаную перчатку, он поймал клинок противника, а правой сделал выпад вонзить свой клинок в грудь Командора. Дон Диего ловко уклонился от удара и в свою очередь схватил дона Хуана за руку, сжав его запястье так сильно, что пальцы разомкнулись и шпага со звоном упала на каменный пол.
В тот же миг лицо дона Хуана покрылось жутким брусничным румянцем, налитые кровью глаза выкатились из орбит и он тяжело рухнул навзничь. Отчаянно завизжала донна Анна, словно испуганные птицы закричали заметались по коридору слуги, в спальню вбежали цирюльник и лекарь (за которым послали дуэньи ещё до начала поединка). Первый наскоро осмотрел хозяина и убедившись, что кроме пореза на левой ладони, других ран на теле нет, прибёг к универсальному средству: отворил кровь. Второй старательно растирал виски старика какой-то ароматической мазью. Казалось, их усилия возымели успех: Дон Хуан пошевелился, открыл глаза, обвёл присутствующих серьёзным осмысленным взглядом и прохрипел: "Тяжело пожатье каменной его десницы". В следующий миг глаза Дона Хуана закрылись и он умер.
Впоследствии слуги утверждали, что перед смертью дон Хуан успел выкликнуть: "О, Донна Анна!" Но ни цирюльник, ни лекарь, склонявшиеся к изголовью умирающего, не слышали ничего подобного.