Есть мнение, что рукописи не горят. Ну, не знаю. Может, и не горят. Но тогда они то ли тонут, то ли проваливаются сквозь землю, то ли распадаются на атомы - пропадают, в общем. А вот некоторые почему-то сохраняются несмотря ни на что, хотя, наверное, лучше бы сгорели. Но если не сгорели, значит, на это есть некий высший промысел, и не мне, несмышлёному, рассуждать о нём.
К чему это я. А вот была некая рукопись - ценности весьма сомнительной. И часть этой рукописи, вряд ли лучшая, гореть почему-то не желает годами и десятилетиями. Не знаю, почему именно эта часть именно этой рукописи - но не горит, и всё тут. И становится очевидно, что тут не без промысла. Ведь оно как: в прошлом веке опубликовать такое шансов не было никаких - даже с привлечением сил потусторонних. Зато сейчас пожалуйста: публикуй сколько влезет, а что публикации публика не заметит, так промыслу на то плевать с высокой колокольни. Вот потусторонние силы и озаботились несгораемостью рукописи, дабы сохранить ея до обретения соответствующих возможностей. Мне же остаётся лишь стать на сторону потусторонних сил, ибо они явно сильнее любого здравого смысла. А чтобы лишний раз их не злить, оставляю всё в неприкосновенности, невзирая на очевидные стилистические и прочие ляпы: рукопись настолько древняя, что вряд любой из четырёх её авторов сможет достоверно определить, в каких границах творил. Мне же не пристало править чужое.
1
Он быстро сунул руку в карман - четвертной был на месте. «Рожнов, завтра не приходи: Костя катафалк уволок на пару дней», - эти слова, сказанные Ефремычем полчаса назад, только сейчас достигли его сознания.
Паровозный гудок вернул время. Он стремительно соскочил с насыпи, ударившись локтем о торчащую из земли балку. Маневровый тепловоз неспешно прогромыхал наверху. «Сволочь, - привычно подумал Рожнов, - он был глух на одно ухо. - Да ещё эта железяка… Откуда бы ей здесь взяться?» - Балка действительно была довольно странная. Нелепо было предполагать, что кому-то было очень нужно втыкать её здесь, тем более что это потребовало бы немалых усилий. Отряхивая испачканный ржавчиной рукав, Рожнов двинулся было далее, но какое-то незнакомое неприятное ощущение заставило его обернуться. Ещё плохо видный в дождливом рассвете, рядом с балкой различался силуэт головы, торчащий из земли. Головы, словно бы с маленькими рожками.
«Опять черти мерещатся», - не очень удивившись подумал Рожнов. Но странная мысль поразила его: «Я ведь сегодня не пил. Даже не похмелился утром…» Рожнов уже со страхом разглядывал голову, не зная, как поступить.
- Вызывали? - насмешливо осведомилась голова.
- Не вызывал, - ответил Рожнов, пытаясь сохранять самообладание.
- Ну и дурак, - столь же ехидно откликнулась голова и исчезла.
Некоторое время Рожнов стоял в задумчивости - в нём боролись страх и любопытство. Наконец он с опаской приблизился к балке. Под ней виднелась крышка круглого люка с надписью, едва различимой под слоем грязи. Можно было разобрать только год - 1904.
«Может, это водопроводчик был», -пришла в голову нелепая мысль.
2
Мысли приходят и уходят, а похмелье остаётся.
Рожнов не был счастлив, однако потный четвертной с понимающим профилем вождя сулил телесные радости и долгожданное душевное здоровье.
Остановка была недалеко. 666-ой ходил по расписанию, которое Рожнов давно знал наизусть. Стая голубей деловито оправлялась у дороги. «Гули-гули-гули», - заурчал Рожнов и вытряхнул на асфальт хлебные крошки, сиротливо застрявшие в кармане брюк. Да, он любил природу и несмотря на частые насмешки Ефремыча остерегался убивать комаров, а только отгонял их веточкой и смущённо как бы про себя говорил: «Кровушки захотели длиннокрылые, чу, летите - вон коровка пасётся».
666-ой мчался без остановок, оставляя позади все беды и неудачи. Рожнов согрелся и задремал. Апатичный водитель знал своё дело: «Следующая Дом Советов. Пивной бар "Светлячок"», - послышалось из динамика. «Моя», - подумал Рожнов и неторопливо двинулся к выходу.
Народу было немного. «Жаворонки» уже поправились, а «совы» ещё не проснулись. Рожнов мысленно попрощался с четвертным и привычно произнёс: «Две кружки, пять повторов».
- В рабочей одежде не обслуживаем, - уныло проурчал жирный бармен, предчувствуя скандал.
Предчувствия его не обманули: гипертрофированное чувство собственного достоинства странным образом соседствовало в Рожнове с природной скромностью и добротой. Лицо Рожнова изобразило неистовство, а сам он истерично заорал. Успокоившись, он дохнул в лицо бармену вчерашним перегаром и ехидно сказал:
- Это не джин «Бим», ты, сволочь, своё пиво уже один раз пил.
Народ, привлечённый непокорностью Рожнова, стад подтягиваться к стойке. Из толпы послышались приглушённые хмельные возгласы: «Разграбили Россию! Долой толстомордых! А я на указ клал!» «Так зарождался фашизм», решил образованный бармен и открыл кран.
После четвёртой кружки Рожнов перевёл дух и задумался. Думать было не о чем.
- Прекрасная погода, не правда ли? - услышал он справа от себя.
Сутулый молодой человек в кепке сидел рядом и радушно смотрел на Рожнова. - «Что за чёрт, - подумал Рожнов, - откуда этот битник появился?»
- Да так, знаете ли, живу недалеко, - загадочно произнёс незнакомец, - а вы какими судьбами?
- Больно лицо мне твоё знакомо, - нашёлся Рожнов, опасливо поглядывая на кепку незнакомца. Два небольших бугорка вызывали странные ассоциации.
«Водопроводчик, конечно же, он, сволочь, привязался», -догадался Рожнов и, желая блеснуть проницательностью, спросил:
- Как нынче краны-то, сильно текут?
- Смотря куда, - непонятно ответил незнакомец, - а вам куда надо?
«Путает гад, пургу нагоняет», подумал Рожнов и, смерив водопроводчика независимым взглядом, гордо произнёс:
- На Кудыкину гору.
- Это пожалуйста. Скучно мне сегодня, так хоть вас потешу, - с неподдельным радушием отозвался незнакомец. - Допьёте пиво, так сразу же и в путь.
От неожиданности Рожнов поперхнулся и закашлялся.
- Да не торопитесь уж так-то, - стал его успокаивать собеседник. - Времени ещё, слава богу, предостаточно. Да и завтра вам вроде бы никуда не нужно… Костя катафалк не скоро вернёт.
Рожнов продолжал кашлять, хотя в этом уже не было нужды: он не знал, чем ответить незнакомцу. Наконец, собрав кое-как мечущиеся в панике мысли, он выдавил:
- Я же говорил уже сегодня - не вызывал я… водопроводчиков…
Прозвучало очень тихо и неубедительно, однако молодой человек сразу посерьёзнел и засобирался. Напоследок он расстроенно пробормотал, как бы даже ни к кому не обращаясь:
- Так и я тоже говорил… Значит, потом… Что ж, до встречи тогда…
- Где? - непроизвольно вырвалось у окончательно обалдевшего Рожнова вслед незнакомцу.
- На Кудыкиной горе, - ответил тот не оборачиваясь. В голосе его чувствовались раздражение и обида.
Парень поправил кепку и, ещё больше ссутулившись, направился к двери туалета.
Теперь было время подумать. И на этот раз было о чём. Происходившее как-то уж слишком явственно напоминало чертовщину, поражая вместе с тем своей обыденностью и полным отсутствие полагающихся для таких случаев атрибутов. Кроме того, житейская практика свидетельствовала о том, что чертей всё-таки не бывает, а вот что бывает - так это идиотские розыгрыши. «Ну конечно! - хлопнул себя по лбу Рожнов, задав таким образом мыслям верное русло. - Не иначе, Ефремыч. Этот гад может…» - На счету Ефремыча действительно было много шуточек подобного рода, и Рожнову частенько приходилось бывать их жертвой. На этот раз старикан не должен уйти от возмездия, и его орудием станет этот самый мерзавец в кепке. «Ладно, ладно, - мысленно потирал руки Рожнов, обдумывая свой коварный план, - теперича и ты на меня поработаешь, ассенизатор хренов».
Между тем «ассенизатор» не торопился покидать своего убежища. Дверь туалета периодически хлопала за очередным посетителем, каждый раз в зал просачивалась порция характерных ароматов. Так прошло минут тридцать. Пиво было допито; от былого боевого настроя не осталось и следа, тем более что странный незнакомец, похоже, всё-таки улизнул. Оставалось только отправиться восвояси, отложив страшную месть на неопределённый срок.
Три с лишним литра жидкости неприятно отягощали организм, и теперь, нетвёрдо стоя в пустом туалете, Рожнов с тупым удовлетворением наблюдал, как часть из этих литров его навсегда покидает. Беззаботный поток, образовав несколько жизнерадостных излучин и бурунчиков, безжалостно пресекался отверстием в крышке канализационного люка. Этот люк был дежурным объектом насмешек всех без исключения завсегдатаев «Светлячка», однако сейчас он явно подталкивал к дурацким параллелям. Особенно крышка с надписью «Тов-ство "Бѣловъ и Браунъ". Г. Ряжскъ. 1904 годъ».
Дверь туалета хлопнула - Рожнов стал спешно сворачиваться.
- Что, Рожнов, ссышь, когда страшно? - захохотал над ухом знакомый басок.
Костя Венкин дружески оттеснил приятеля от очка. У Рожнова - отлегло. Он был так запуган событиями сегодняшнего утра, что радостно заулыбался грубой шутке, увидев знакомое лицо.
- Слушай, Костя, а зачем тебе катафалк? - вспомнил Рожнов о причинах своего внеочередного выходного.
- Да понимаешь, рядом с моим садоводством свиноферма - там навоз бесплатно на условиях самовывоза. Попросил у Ефремыча прицеп, да тот зажался, говорит - провоняет дерьмом, а у жены аллергия, возьми лучше катафалк…
В зал они вернулись вместе. За Костиным столиком собралась разухабистая компания: молодой человек в пиджаке, из кармана которого вместо платка свисал галстук, обнимал двух ражих размалёванных девиц. При приближении Кости они примолкли, ожидая его очередной выходки.
- Рожнов, - представил приятеля Костя, - гробовщик шестого разряда, мастер на все руки: «гробы - на вырост».
Компания дружно заржала. Рожнов взял одну из полных кружек, плеснул туда водки и в смущении стал слушать эту притчу во языцех - рассказ о том, как, поленившись поехать в морг снимать мерку с покойника, он позвонил туда и спросил рост клиента. Тамошние ребята решили подшутить и сказали: два метра пять сантиметров. На деле покойник оказался сухоньким старичком едва ли на метр шестьдесят. Рожнову повезло, что на похороны явились только несколько старушек, испуганно ойкавших при взгляде на простыню, скрывавшую могучую фигуру баскетболиста со странно маленькой головой старика.
Костя был хорошим рассказчиком, и Рожнов в смущении то и дело брал со стола новую кружку пива, добавлял туда водку из бутылки, стоявшей под столом, и пытался отвлечь внимание от взрывов безудержного хохота, вызванного Костиным красноречием.
3
Проснувшись на следующее утро, Рожнов понял, что он - дома. Как в подобных ситуациях он оказывался дома, для него всегда было таинством, к которому Рожнов относился с уважением и даже некоторым страхом. Он предпочитал не верить людям, пытавшимся восстановить в его памяти события предыдущего вечера, тем более что в них, как правило, Рожнов вёл себя смешно и неприлично. Вот и сейчас он не пытался вспомнить вчерашнее, что было, впрочем, легко из-за сильной головной боли.
Его внимание привлекло звяканье посуда на кухне. «Позвольте, жена ведь уехала к маме в Мариуполь и, по самым скромным подсчётам, должна пробыть там, слава богу, ещё две недели…» - Хозяйственный звон между тем смолк, дверь отворилась, и в ней появился огромный поднос, уставленный тарелками с бутербродами, кастрюльками, а по центру - величественной, как статуя Свободы, бутылкой водки «Абсолют». За подносом следовало обширное брюхо, а после и сам обладатель брюха - рожновский сосед по подъезду Иван Ильич.
- Вот и хорошо, сейчас полечимся, - Ива Ильич нежно поставил поднос на стол, водрузил свою чемоданообразную задницу на венский стул и только после этого взглянул Рожнову в глаза. «Так, - подумал Рожнов, - не хватает записки: "Ешь, Рожнов, пей, Рожнов. Твоя крыша"».
- Да, вы проснулись, - елейно протянул Иван Ильич, - тут ваш дружок приходил, снеди принёс, просил передать записочку.
На засаленной обёрточной бумажке по-детски корявыми буквами было нацарапано: «Блондовые голуазы из Ряжска убыли, встречайте. Некодим». Несмотря на бредовость записки, сразу бросалась в глаза ошибка в написании имени.
- А как мой друг выглядел?
- Нормально, в морском кителе и фуражке, он же у вас штурманом в загранку плавает, - Иван Ильич простодушно таращил свои маленькие глазки.
- Ладно… Штурманом, так штурманом…
Выпили, закусили. Ещё выпили, закусили. Пульсирующая напряжённость головы ослабла, мир из гигантской задницы превратился в нечто удобоваримое. Захотелось сделать что-нибудь достойное человека, например, побриться.
Рожнов нашёл шлёпанцы и, жестами предложив Ивану Ильичу угощаться в одиночестве, проследовал в ванную. Машинально открыл зеркальный шкафчик, достал бритву и, уже закрывая дверцу, понял, что влип. «Так, приплыли тазики…» - Из зеркала на Рожнова смотрел давешний незнакомец. Лицо странное, измождённо-нервное. Кепка отсутствует, рожки под ней - тоже.
4
На душе у Кости Венкина кошки не скребли. Кроме того, она не болела, не ныла и уж тем более не ушла в пятки. Но и комфорта не было тоже. Было, как если бы по ней, душе, перекатывались бильярдные шары, а её от этого подташнивало. Одним словом, душевное равновесие Кости не было устойчивым.
Дело в том, что Костя