Ж.З.Л.: Петрарка Туманного Альбиона
И снова замечательные люди.
В этот раз - со всех сторон замечательные. Ведь речь пойдёт о сэре Филипе Сидни!
- придворный, государственный деятель, дипломат, воин, спортсмен, поэт, алхимик, покровитель ученых и писателей, он считался идеальным джентльменом своего времени.
И пусть не радуются пылкие эпигоны конспирологии, которые вослед Баркову и Гилилову пытаются возводить к этому яркому поэту творчество Шекспира. Сей нонсенс даже не обсуждается.
И даже привязка сэра Филипа к родне - не аргумент.
А ведь он - действительно родной племянник упомянутого в прошлый раз Лестера, «Милого Роберта» королевы. Его крёстный отец - сам Филипп Испанский! А с 1583-го сам всеведущий Уолсингем становится его тестем. Родная его сестрица - будущая графиня Пемброк. Его крестник - Артур Ди. И все одни действительно были талантливыми и творческими людьми. Стиль их творений самобытен, и нечего смешивать грешное с праведным, а тёплое с мягким. И avaquetima вам - не avakarima... Впрочем, это уже из другой саги.
Наш же основной тезис мы цитируем по Людмиле Володарской:
Люди, чьи творения дожили до наших дней, сами в той или иной форме очень много рассказали о себе, чтобы стоило тревожить их домыслами, иногда на редкость нелепыми. Там, где все прозрачно, не нужно воротить камни на камни, совершая бесполезный труд, ведь реальность, как правило, оказывается намного интереснее вымысла, в чем мы и попробуем убедить читателей-современников
Вот и приступим.
И пойдём по хронологии, что вполне логично.
СТАНОВЛЕНИЕ ИДЕАЛЬНОГО РЫЦАРЯ
Итак, родился наш герой 30 ноября 1554.
Мария Дадли в то время переживала не лучшие дни - её мужа казнили, а братья сидели в Тауэре.
И всё же мальчика осыпали милостями. Испанский муж новой королевы снизошёл польстить английским дворянам ради своих целей: Роберта Дадли он обещал простить за военные подвиги против французов, а Генриха Сидни почтил тем, что крестил его ребёнка (видимо, и названного не случайно)...
После восшествия Елизаветы на престол отец юного Филипа был назначен лордом-наместником Уэльса, а позже трижды назначался лордом-наместником Ирландии, ну а дядя, Роберт Дадли, как мы уже помним, получил титул графа Лестера и стал наиболее доверенным советником королевы.
За почти десять лет наместничества в Ирландии (1565-1571 и 1575-1578) Генри Сидни не нажил больших денег, однако его старший сын долго считался завидным наследником бездетного графа Лестера, что обеспечивало ему высокое положение и, наверное, некоторые преимущества даже среди юношей его круга.
Во всяком случае, образование он получил отличное в наиболее прогрессивной в свое время Шрюсберской школе (мальчика туда отдали в возрасте 10 лет, в 1564-м), где первым директором был уважаемый ученый Томас Эштон, заложивший в свое детище то гуманистическое содержание, которым оно еще долго выделялось на фоне других учебных заведений.
Ученики обучались в Шрюсбери греческому, латинскому, французскому языкам, читали и изучали "Катехизис" Кальвина, сочинения Цезаря, Цицерона, Саллюстия, Горация, Овидия, Теренция, Вергилия.
Его одноклассником там был поэт Фульк Гревилл (позже должностное лицо при дворе Елизаветы), ставший на всю жизнь его другом и первым биографом.
Сохранился детский портрет Филипа. Причём совместно с братцем Робертом,
который был младше его ровно на десять лет. Кхм... По картине не скажешь -
как по мне, здесь максимум три года разницы... Чудеса... :(
Мальчики из знатных английских семейств жили при школе и редко виделись с родителями. Однако в семье Сидни связь родителей и детей, насколько известно, не прерывалась, и, обращаясь к своему старшему сыну в письмах, часть которых сохранилась до наших дней, Генри Сидни в одном из них внушал двеннадцатилетнему отпрыску нравственные понятия, наверное, простые, но не устаревающие со временем:
«Пусть первым побуждением твоего разума будет искренняя молитва всемогущему Богу... Постигай не только чувство и суть читаемого, но и словесное их воплощение, и ты обогатишь свой язык словами и разум мыслями... Пребывай в веселии... Но пусть твое веселие будет лишено грубости и насмешки над окружающими тебя людьми...
Самое же главное, никогда не позволяй себе лгать, даже в малости... Учись добронравию. Привыкнув, ты будешь совершать одни добрые дела, хотя бы того и не хотелось тебе, ибо дурные будут тебе неведомы. Помни, мой сын, о благородной крови, которую ты унаследовал от своей матери, и знай, что добродетельная жизнь и добрые дела будут лучшим украшением твоего славного имени».
Вот такая была родительская педагогика в 1566 году.
В Оксфордский университет (Колледж Христа) он попадает в четырнадцать (1568)! Меня до сих пор изумляет эта ранняя социальная зрелость протестантского воспитания. К восемнадцати юноша уже должен был иметь диплом об образовании и начать заниматься карьерой. Впрочем, Филипу Сидни пришлось покинуть стены университета раньше положенного (считается, тому виною эпидемия чумы) - в 1571м.
Подробностей об этом обучении у нас нет, но точно известно, что в отрочестве Филип Сидни воспитывался в атмосфере протестантизма, в любви и уважении к великим умам античности.
юный Филип Сидни
Воспользуемся вновь очерком Людмилы Володарской: На май 1572 года приходится одно из важнейших событий в жизни Филипа Сидни, значение которого трудно переоценить в свете всей будущей жизни молодого человека. Королева Елизавета дала ему разрешение на двухгодичное путешествие на континент для усовершенствования в языках (однако вместо двух лет путешествие затянулось на три года, и Филип Сидни вернулся в Англию лишь в 1575 году).
Его предусмотрительно снабдили рекомендательным письмом к английскому послу во Франции, и первым делом юноша отправился в Париж, где прожил три месяца и стал свидетелем трагических событий Варфоломеевской ночи. Кровавая расправа, учиненная католиками над гугенотами, навсегда оставила глубокий след в сознании юного протестанта, окончательно утвердив его в антикатолических настроениях.
Варфоломеевская ночь
Покинув Францию, Филип Сидни живет в Германии, Италии, где, по некоторым сведениям, у него была встреча с великим Торквато Тассо, в Венгрии и Польше. Сидни отлично владеет французским языком, латынью, а также итальянским и испанским языками.
Итак, одна цель достигнута, но вряд ли она была главной.
Легко предположить, что старшему сыну сэра Генри, племяннику и наследнику лорда Лестера едва ли не с рождения была предопределена карьера дипломата и (или) воина.
И, если так, то Филип Сидни не мог не знать об этом и готовил себя к тому, чтобы быть достойным будущего поприща. Во время путешествия он много времени уделял встречам с государственными деятелями, изучал политическую, экономическую и религиозную жизнь тех стран, в которых бывал.
Кстати, заметим, что политики, военачальники, ученые и представители знати, с которыми Сидни встречался во время своего путешествия, были почти исключительно протестантами.
Когда Филип Сидни в первый раз был во Франкфурте, он познакомился там с французом Юбером Ланге (1518 - 1581), дружескую привязанность к которому сохранил на всю жизнь. Тот был французским гугенотом, юристом, так называемым «монархомахом», то есть тираноборцем, выступавшим против абсолютистских теорий, о котором в дальнейшем Филип Сидни писал как о человеке с «верным сердцем, честными руками и правдивым языком» ("Old Arcadia").
Видный деятель европейского протестантизма, пятидесятишестилетний Ланге нашел в восемнадцатилетнем юноше верного соратника, правильно оценил его таланты и до самой своей смерти оставался ему преданным другом и советчиком.
Не исключено, что протестантское окружение Филипа во время этого путешествия на континент и его дальнейшие попытки укрепить идеи протестантизма в Европе в немалой степени зависели не только от воспитания в семье и школе, от пережитой им в Париже Варфоломеевской ночи, но и от влияния на юношу старшего друга.
Но вот что характерно!
до нашего времени дошли свидетельства о встречах Филипа Сидни во время его путешествия (1572 - 1575) со многими людьми, которые могли бы стать ему полезными на королевской, в первую очередь дипломатической, службе, однако нет ни единого достоверного подтверждения ни о его знакомстве с европейскими литераторами, ни о его интересе к современно европейской литературе, более того, не сохранилось ни одного упоминания о Сидни этого времени как о любителе поэзии.
В его письмах ни строчки о литературе, да и для красоты слога он не пользуется поэтическими цитатами, в отличие, например, от того же Ланге, который от случая к случаю приводит строки из стихотворений Петрарки.
При этом и Сидни, и его собеседники были превосходно начитанны в наследии классической поэтики. Но, видимо, Филип Сидни был настолько нацелен на другой жизненный путь, что не нуждался в поэзии для изложения своих мыслей.
Но, видимо, далее Фортуна вознамерилась перевернуть его устремления вверх дном...
УТРАТА ФАВОРА
Молодой Сидни в меланхолии
В июне 1575 года вернувшись в Англию после довольно успешного путешествия, честолюбивый Филип Сидни, наверняка, рассчитывал на важные дипломатические поручения, поскольку значительной войны, на которой он мог бы проявить себя, не предвиделось. Как известно, королева Англии не любила воевать.
Однако благосклонно принятый при дворе, Филип Сидни поначалу удостоился почетной, правда, неприбыльной должности королевского виночерпия. Исполнение этой должности, по-видимому, не требовало от Филипа Сидни постоянного присутствия при дворе, потому что он подолгу живет у отца в Ирландии.
И в эти же месяцы происходит духовное сближение Филипа с сестрой Мэри (1561 - 1621), будущей графиней Пемброк и покровительницей поэтов, которую считали одной их самых образованных женщин своей эпохи. Предполагается, что брат и сестра неутомимо читали в оригинале и в переводе на английский язык греческие, латинские, итальянские и испанские книги.
Иными словами, ИМЕННО СЕСТРА ВОВЛЕКЛА СИДНИ В СЕТИ ПОЭЗИИ. Причём, именно тогда, когда его планы на поприще дипломата поштнутись.... Впрочем, второй шанс ему дали (но об этом чуть позже).
Интерес Филипа Сидни к литературе явно становится серьезнее не только в познавательном смысле, но и в творческом. Во всяком случае, в 1577 году немецкий поэт Мелисс (1539 - 1602), который встречался с Сидни в Гейдельберге, пишет о нем как о поэте, и это первое упоминание такого рода об англичанине Филипе Сидни.
В эти дни Сидни ещё был частым гостем при дворе. В нём регулярно нуждались. То он помогал своему влиятельному дяде устраивать торжества в честь государыни (на упомянутом празднестве 1575 года в замке Кеннилворт он явно был), то сопровождал послов - гостей королевы, - то ей самой была нужна свита во время визитов к своим придворным.
Во время такого визита монаршей вежливости в замок Эссекса в 1575-м, молодой но уже бывалый Филип Сидни повстречал 12-летнюю Пенелопу Деверё. Это мгновенное восхищение - без фальши и пошлости - знакомо прежде всего именно поэтам. И Сидни пронёс его надолго...
В течении года Сидни общался с семейством Деверё, наносил им собственные визиты вежливости...
Граф Эссекс, отец девушки, планировал в дальнейшем выдать дочь за Сидни и даже составил брачный контракт. Но брачные планы были расстроены. Одни считают, что виною тому была смерть Эссекса (1576), другие - что амбиции молодого рыцаря и дипломата, родственника столь знатных людей, заставляли его пренебречь сиюминутным увлечением ради более надёжного союза в будущем... Кто знает?
Но вот, наконец-то Сидни удостоился долгожданной дипломатической миссии.
В 1576 году умер император Священной римской империи Максимилиан II Габсбург (1527 - 1576), и в феврале 1577 года королева назначила Филипа Сидни послом к его наследнику Рудольфу II (1552 - 1612), поручив передать новому императору свои соболезнования по случаю недавней кончины его отца. Но разумеется, это был лишь формальный предлог.
Одновременно королева поручила Сидни собрать сведения о том, что думают на континенте по поводу всеевропейской протестантской лиги, которая могла бы противостоять католикам. Как пишет В. Йейтс, Сидни не упускал случая посетить кого-либо из немецких князей-протестантов, в частности, побывал он и в гостях у кальвинистских властителей Пфальца. Общение это имело целью выяснить перспективы создания европейской Протестантской лиги.
Сидни к тому времени выработал собственную политико-религиозную позицию, опиравшуюся на воззрения его дяди, графа Лестерского. Сидни был сторонником протестантского «активизма», направленного против Испании, - политики чересчур дерзновенной, чтобы ее могла поддержать осторожная Елизавета. Положение в Европе было неспокойным, нараставшее противостояние католиков и протестантов, жаждавших не только религиозной, но и вместе с ней политической независимости, становилось все более опасным, и королева уже не могла себе позволить самоуверенность. Точно так же повели себя и протестантские князья католической Империи.
Зато в Гейдельберге Сидни неожиданно обрел сторонника и друга - в лице Иоганна-Казимира, брата тогдашнего курфюрста Пфальца.
Сидни сообщал Уолсингему, что немецкие протестантские князья без энтузиазма восприняли его планы насчет Протестантской лиги, по-настоящему заинтересовались идеей лишь Казимир Пфальцский и «ландгрейв Уильям» (ландграф Вильгельм IV Гессенский, он же Вильям Премудрый, вёдший в частности и натурфилософские исследования) (а мы всё это знаем благодаря полевым записком старины Фулька Гревилла, который, разумеется, не мог не сопроводить однокашника в эдакой авантюре! ;Ъ).
(см. современные комментарии к этим дневникам )
борьба католиков и гугенотов
С этого времени известность Филипа Сидни как протестантского лидера стала укрепляться и на его родине, и за ее рубежами. Тем не менее,
расценив, по всей видимости, посольство Филипа Сидни как неудачное, его протестантские устремления как слишком агрессивные, а поведение как непозволительно амбициозное, королева отстранила молодого придворного, мечтавшего «о подвигах и славе», от дипломатической деятельности на целых восемь лет, не подозревая о том, какой бесценный подарок она делает английской словесности.
Филип же посвятил себя не только искусству, но и политике, защищая административные преобразования своего отца, Генри Сидни, который тогда был управителем Ирландии от лица английской короны.
Теперь он частенько пребывал у него в ирландской резиденции, помогая вести переговоры с местной вольнолюбивой знатью. Как мы уже некогда писали, в 1576-м судьба свела его со знаменитой ирландской дамой-корсаром - Грануаль, иначе Грейн О’Мэлли, она же Огненная Грейс. Молодой человек был изумлён и приятно потрясён этим знакомством, расписав своему отцу эту даму в самых позитивных красках. Считается, что какое-то время они вели дружескую флиртовую переписку.
В 1577-м её принимал и сам сэр Генри. Лорд-управитель писал об этом так:
«Ко мне явилась знаменитейшая женщина-капитан Грания Ималли, предложившая мне услуги трех своих галер и 200 воинов».
Впрочем, экзотическую Ирландию Генри Сидни пришлось покинуть. В 1580-м (?).
Также, молодой патриот и пылкий протестант выступал против французского брака королевы с принцем-католиком. Его не интересовало примирение ни с Францией, ни тем паче с Испанией, и он был готов втравить Отчизну в пучину правденого кровопролития. Всё это привело к ссоре Сидни с Эдвардом де Вером, графом Оксфордским.
Последовал вызов на дуэль, однако Елизавета запретила этот поединок.
В 1579-м с подачи дядюшки, Филип написал длинное письмо королеве, в котором обосновывал безрассудство брака с герцогом Анжуйским. Елизавета была возмущена подобной дерзостью. Вообще-то, за попытку давать непрошеные советы по тому же поводу некоему низкородному Вильяму Стаббсу отрубили руку. Меж тем, для высокородного Филипа Сидни никаких видимых неприятностей не последовало. Более того, в ноябре он участвовал в турнире в честь годовщины коронования Елизаветы, а на Новый год, как обычно, обменялся с ней подарками, оставаясь по-прежнему одним из самых близких к трону людей. Но от двора Сидни пришлось на время удалиться.
Далее ему пришлось несладко.
Ведь его долго воспринимали как баловня Фортуны!
И вот, в сентябре 1578-го его бездетный дядя Роберт женится, а вскоре у них с Летицией Эссекс появляется и общий сын (пусть и ненадолго)! Вообразим, мало того, что теперь Филип Сидни уже не наследник достославного и всемогущего Лестера, так теперь он даже не может обручиться с бедняжкой Пенелопой Деверё: ведь она стала какбы его сестрой!
Почуяв прилив полноты ощущений поэзии (школа сестры!), он взялся за знаменитый цикл из 108 сонетов «Астрофил и Стелла» (букв. "Звёздолюб" и "Звёздочка")(оконч.1581, опубл. в 1591), ставшего значимым явлением английской поэзии (Сидни использовал стихотворные приемы своего любимого Петрарки, не впадая, однако, в зависимость от итальянского учителя).
А в 1581-м девушку выдали против её желания за графа Рича.
Пенелопа Деверё (справа) с сестрицей Дороти (1581)
Меж тем, шёл самый замечательный этап жизни Сидни. Даже если сам он это понял не сразу.
Ведь мало того что он сумел в короткий срок постигнуть все потаённые соединения и узлы поэзии, причём не только постигнул, но и стал умело ими играться, но он занялся и прочим самосовершенствованием. В частности, натурфилософией, герметизмом, стал общаться с удивительными людьми той эпохи, такими как Рэйли, Ди, Джордано Бруно...
МАЭСТРО ДЕВЯТИ МУЗ
Вернёмся ненадолго к женской части семейства Сидни.
В 1577-м Мэри Сидни выходит замуж за Генри Герберта, 2-го графа Пемброка (между прочим, вдовца Катарины Грэй - сестры той самой Джейн Грей, «королевы на девять дней»).
Эта славная девушка не только стала видным меценатом, но и освоила ремесло переводчика. Именно она (уже в 1593-м, после смерти брата) перевела на английский «Триумф Смерти» Петрарки. Переводчица открывает в английском языке неизвестные доселе поэтические возможности для адекватной передачи глубоко эмоциональных, исполненных внутренней музыки стихов великого итальянского поэта. При этом она вносит в поэму и личные чувства, свою любовь и преданность брату, никогда не утихающую боль от сознания невозвратимости его утраты, которая ничем не может быть облегчена.
Ко всему прочему, она увлекалась натурфилософией, проводила опыты в лаборатории Уилтон-хауз, которой заправлял сводный брат сэра Уолтера Рэйли - Эдриан Гилберт (брат знаменитого мореплавателя).
В частности, она пыталась вывести рецепт невидимых чернил, анализировала музыкальные коды.
Вместе с Гилбертом она проводила медицинские исследования. Обоих называли "искусными химиками".
К слову сказать, Филип в то время изрядно поднаторел и в алхимическом искусстве!
Сам Рэйли тоже делился с ними своими находками и соображениями по этой части. И в астрологии.
Пишут, что сад в имении Гербертов имел форму Птолемеевской геоцентрической модели космоса.
Леди Мэри собрала вокруг себя сообщество ровесников-поэтов - «Уилтонский круг», в который входили и Эдмунд Спенсер (ровесник и друг скорее самого Филипа), и Майкл Драйтон, и сэр Джон Дэвис, наконец, историк и писатель Сэмюель Дэниел... Вскоре к ним примкнул более умудрённый опытом и наукой гуманист Гэбриэл Харви.
Захаживали туда и прочие творческие активисты старшего поколения. Например, упомянутый ранее однокашник и близкий друг Филипа - дипломат Фульк Гревилл. Там же вращался упомянутый нами в прошлый же раз Эдвард Дайер - универсал, вхожий во все круги.
И вот, Сидни, Спенсер, Дайер, Харви и Гревилл сплотились в собственный творческий кружок, названный с подачи эллинофила Харви «Ареопаг». Возглавил его Филип Сидни. К началу восьмидесятых его считали гением и вождём поэзии практически все представители этого жанра на острове.
Смог ли «Ареопаг» что-то породить, мы пока не знаем. Сидни и Спенсер переписывались об этом кружке, но его плоды неочевидны. В отличие от «Уилтонского круга» или Рэйлевской «Школы Ночи»...
Осенью 1578 года Филип Сидни развлекает королеву пасторалью собственного сочинения под названием «Майская Королева», что пока еще не говорит о серьезности его литературных занятий, ибо подобное сочинительство было в моде у английской знати.
Возможно, именно в рамках этого кружка Сидни стал бороться с радикальными пуританами, которые стремились навязать стране знаменитую «протестантскую этику и дух капитализма».
Невиданный прежде интерес к театру и литературе сопровождают гонения на их создателей.
За религиозной кампанией пуритан, провозгласивших: «Причина чумы - грех, причина грехов - представления», - стоял класс, главными принципами существования которого становилось отсутствие эмоциональных и каких-либо других связей между людьми, кроме голого расчета.
И Филип Сидни «повел борьбу» не только против английского «отставания», но и против тех «новых англичан», которые рассматривали категорию «полезности» как законную причину гонений на театры.
Итогом стали апология «В защиту поэзии».
Сидни утверждал, что литература имеет, в отличие от науки, две составляющие - познание и удовольствие, и только ей присуща категория удовольствия, которая необходима для последовательного воплощения ее познавательной сути и достижения ее конечной цели - нравственного совершенствования человека.
«Однако я должен признать, что если самая плодородная почва все же требует обработки, то и ум, устремленный ввысь, должен быть ведом Дедалом. У Дедала, как известно, всего три крыла, которые возносят его к заслуженной славе: Искусство, Подражание и Упражнение».
По мнению Сидни, цель всех наук, равно как и творчества заключается в «познании сущности человека, этической и политической, с последующим воздействием на него».
«Нет искусств, известных человеку, главным предметом которых не были бы творения Природы, без них они не могут существовать, и от них они зависят, подобно актерам, исполняющим пьесы, написанные Природой. Астроном наблюдает за звездами и заключает, какой порядок им сообщила Природа. Так же изучают разные величины геометр и математик.
Музыкант показывает, какие звуки по природе своей согласуются друг с другом, а какие нет.
Натурфилософ получил свое имя от предмета, им изучаемого, а тот, кто занимается этикой, имеет дело с добродетелями, пороками и страстями человека: "Следуй Природе (говорит он), и ты не совершишь ошибки"(...)»
Но настоящие поэты - «не заимствуют ничего из того, что было, есть или будет, но, подвластные лишь своему знанию и суждению, они обретаются в божественном размышлении о том, что может быть или должно быть»
Продолжая рассуждать о роли поэзии в воспитании добродетели, Сидни также говорит о том, что поэзия понятна и доступна воину в отличие от философии:
«Я готов поклясться, что Неистовый Роланд и благородный король Артур никогда не разочаруют солдата, однако ens (Сущее) и prima materia (Первоматерия) вряд ли примиримы с латами»
Таким образом, она представляется естественным и важным элементом рыцарской культуры.
С юмором и полемическим задором, опираясь на «Поэтику» Аристотеля, а также примеры из античной истории, философии и литературы, Сидни доказывал, что для пропаганды высоких нравственных идеалов поэт более пригоден, чем философ-моралист или историк с их скучной проповедью и назидательностью. Он же благодаря безграничной фантазии может свободно живописать перед аудиторией образ идеального человека.
По утверждению самого Сидни, поэзия творит только то, что должно или могло бы быть, ибо «Поэтом движет Идея... от воображения зависит совершенство творимого им».
Поэт в его глазах вырастал в соавтора и даже соперника Природы: все остальные подмечают её закономерности, и «лишь поэт … создаёт в сущности другую природу, … то, что лучше порождённого Природой или никогда не существовало…»
Мысли Сидни о предназначении поэзии были восприняты лучшими литераторами той поры - Э. Спенсером, У. Шекспиром, Б. Джонсоном. Он заложил традицию, определившую лицо литературы в эпоху королевы Елизаветы, творимой поэтами-интеллектуалами, одержимыми высокими этическими идеалами, но чуждыми обывательскому морализаторству.
Итак,
сестра Филипа сподвигла его на литературную, околонаучную, мистическую и общественную деятельность. И он был счастлив. В знак благодарности сестре, именно ей Сидни посвятил свою самую большую работу, роман «Аркадия».
(см. также любопытный анализ его образности)
Она же творила и после смерти брата, редактируя и выпуская его тексты.
(между прочим, недано обнаружены её неизвестные труды)
Вместе они ратовали за то, что бы в Британии воцарилась истинная религия (кальвинизм, умноженный на романтические идеалы, щедрость и благородство), творя великую державу Чистоты.
И вот опять же, всяк кулик хвалит своё болото - но я и здесь уточню, что
это росло и крепло явно с подачи и под менторством доктора Джона Ди. Кого как не его звали на свои алхимические опыты брат и сестра Сидни? Кто как не он помогал им добиваться милозвучности, выверяя численную и структурную комбинаторику звуков и слогов в поэзии?
Но ведь идея о Великой Британской Империи под руководством божественной Астреи и в новой радостной религии без крови и ересей - это именно его конёк. С каковым он и поехал потом в Европу!
И нужно ли удивляться, что в письмах Сидни мы нередко встречаем имя Ди с припиской «мой милый друг»? Ну и, когда в 1579-м Фортуна осчастливила почтенного доктора сыном Артуром, именно Филип Сидни стал его крёстным отцом.
А в 1583-м он знакомится с приехавшим на остров Джордано Бруно. Более того, они подружились!
Темпераментный ноланец не слишком церемонился, рассказывая людям что он о них думает. Но Сидни он искренне восхитился. В нём он увидел те идеалы рыцаря при дворе божественной Астреи, которые так пестовал в своих изысканиях на тему государства и права. В нём он услышал искренность!
Поэтов-педантов и гуманистов-сухарей он не любил и клеймил. А вот Сидни таким не был.
Ему посвящена смелая работа Бруно «О героическом Энтузиазме».
«Слеп, кто не видит солнца, глуп, кто его не познает, неблагодарен, кто не благодарит. Не оно ли и свет, что светит, и благо, что возвышает, и благодеяние, что радует, учитель чувств, отец сущего, творец жизни.
Так что не знаю, светлейший Синьор, куда бы я сам годился, если бы не уважал Ваш ум, не чтил Ваши обычаи, не прославлял Ваши заслуги. Таким показались Вы мне с самого начала, как только я прибыл сюда, на Британский Остров, пожить тут, сколько позволит время;
таким же Вы обнаруживаете себя множеству людей при всяком удобном случае и возбуждаете удивление всех, постоянно проявляя свою природную благосклонность, поистине героическую»
Сонет 26
Пускай себе неумные людишки
Не видят в астрологии чудес,
Хоть я узнал их боле, чем в излишке,
Следя дороги светочей небес,
Чей род высок отнюдь не понаслышке, -
А мнят за долг блистательных принцесс
Светить и танцевать без передышки
Для загулявших до ночи повес.
Уму Природы должно подивиться,
Ведь в ней прекрасный царствует закон -
Все низшее пред высшим да склонится!
А если потерял вдруг силу он,
Есть две звезды - глаза прелестной Стеллы,
Что скажут мне судьбы моей пределы.
(перевод Э. Шустера)
ФИНАЛЬНЫЙ АККОРД ГЕРОИЧЕСКОГО ЭНТУЗИАСТА
Поскольку, невзирая на получение рыцарского чина, расчёты на продвижение при дворе не оправдывались, а финансовое положение Сидни было стесненным, сэр Филип снова обратился к колониальным проектам, вложив деньги в экспедицию Фрэнсиса Дрейка в Америку.
Ему даже предлагали стать губернатором английской колонии в Виргинии, которая должна была сделаться стратегическим оплотом англичан в борьбе с Испанией.
Ни один из этих планов не воплотился.
Вместо этого Сидни отправился в Нидерланды с английским экспедиционным корпусом под командованием Лестера, чтобы помочь нидерландским протестантам в их борьбе с испанцами.
Сидни был назначен губернатором г. Флиссингена.
22 сентября 1586 он был ранен в бедро выстрелом из мушкета в стычке с испанцами под г. Зютфеном. Страдая от раны и начавшейся гангрены, вскоре он умер.
Умирая, совершил благородный жест - уступил принесённую ему флягу с водой истекавшему кровью простому солдату. Сказал, «передайте лучше ему - его нужда поболее моей».
(к слову сказать, вот этот метод уступки в биологии и теории игры назван с тех пор "Игра сэра Филипа Сидни")
Его тело было перевезено в Англию, где 16 февраля 1586 состоялись пышные похороны Филипа Сидни в соборе Св. Павла в Лондоне.
Поэтические отклики на это событие оставили многие известные литераторы. Сборники траурных элегий вышли в Кембриджском и Оксфордском университетах, а также в университете Лейдена. Одним из участников кембриджского мемориального тома был будущий король Англии Яков Стюарт.
Порядок траурного шествия во время похорон Сидни был тщательно зафиксирован Томасом Лантом, по рисункам которого Теодор де Бри издал серию гравюр.
похороны Филипа Сидни
Героическая смерть Сидни, погибшего за дело протестантизма, привлекла внимание к его творчеству.
Прощание
Я колебался, прежде чем постиг,
Зачем у гроба говорят "ушел",
Зачем так мягко судит наш язык
Распутство смерти - худшее из зол.
Но звезды мне твердят в сей мрачный миг:
"Уйди от той, в ком ты любовь обрел!" -
И в робком сердце нарастает крик,
И горестная мгла нисходит в дол.
О звезды, озаряющие твердь,
Зачем вы приказали мне уйти?
Уход бывает горестней, чем смерть,
Нет горше слов, чем вымолвить "прости".
Ни слез, ни смеха мертвому не жаль.
Я радости лишен - со мной печаль.
перевод А. Шараповой
Рано умерший Филип Сидни превратился в своего рода легенду - beau ideal протестантской рыцарственности. Имя его ассоциировалось, среди прочего, с возрождением романтического внешнего антуража жизни рыцарей, с фантастическим культом королевы Елизаветы, с рыцарскими турнирами Дня Коронации.
А тесная дружба, завязавшаяся между посланцем Елизаветы и Иоганном-Казимиром Пфальцским, стала связующим звеном между двором в Гейдельберге и сиднеевской традицией в Англии, само наличие которого оправдывало позднейшее выдвижение молодого курфюрста Пфальцского на роль будущего предводителя англо-германского протестантского воинства. Как пишет А. Герасимова, «имеются очевидные признаки влияния елизаветинской рыцарской культуры на брауншвейгскую семью в начале Тридцатилетней войны»...
Теперь мы знаем, что эти связи заложили именно Сидни, Ди и Бруно.
см.:
The "mannes state" of Philip Sidney: Pre-scripting the life of the poet in England.
а также -
http://sias.ru/magazine/vypusk-5-2012/istoriya-i-sovremennost/770.html
http://ia700300.us.archive.org/1/items/completeworksofs01sidnuoft/completeworksofs01sidnuoft.pdf
http://www.questia.com/read/11478081/the-defense-of-poesy-otherwise-known-as-an-apology
+ http://renaissance.rchgi.spb.ru/Bruno/PROCESS.htm