Рождественская история с участием святого Николая Чудотворца
На земле приближалось Рождество. Над планетой летали ангелы и щедро рассыпали снег, чтобы укрыть и согреть землю. Дороги, поля, дома и деревья даже в вечернее время сияли, припорошённые белым. В окнах загорался тёплый жёлтый свет ламп, а на улицах включались фонари. Снежинки летели на свет фонарей, полагая, что именно там, в чудесном свете, они смогут показать свою красоту и изящество формы как нельзя лучше. Они танцевали парами, тройками и даже группами, но люди не понимали этого и полагали, что это просто крупные снежные хлопья.
Из населённого пункта Б в направлении населённого пункта А шёл человек. Он был одет ни бедно ни богато, ни модно ни по старинке, он был ни стар ни молод, ни красив ни уродлив. Его отличала белая борода да старинной работы походный посох, на который он опирался. Он шёл быстро, и снежные заносы ему не мешали. Он шёл только вперёд, и никто не замечал этого человека, как будто его не было вовсе.
Населённый пункт А был городом. Этот город был не слишком большой, но и не слишком маленький. В старину это был важный город, с княжеским престолом, шумный ремесленный и торговый центр, ибо стоял он на пересечении оживлённых торговых путей. Но времена меняются, ремёсла и торговля переехали в другие места, ещё более оживлённые, и город начал пустеть. Позже он снова ожил: там построили большое предприятие, названное градообразующим, а также несколько средних фабрик. И ещё около тридцати мелких заводиков. В общем, люди там снова стали жить неплохо. Однако спустя время большое предприятие закрылось, из нескольких средних фабрик работали только две, да и то одна из них была на грани закрытия, а мелких заводиков тоже почти не осталось. Люди занялись мелким бизнесом; огромные цеха перестроили под современный торгово-развлекательный центр. Торговля там шла довольно бойко, а из развлечений предлагались предприятия общественного питания разных ценовых категорий: как для очень бедных, которым иной раз и за квартиру было нечем заплатить, так и для очень богатых, которые в МакДональдс не ходили только потому, что там слишком дёшево. Средние фабрики переделали в рынки и бизнес-центры, а мелкие заводики перепрофилировали где под шиномонтаж, а где под ремонт всего на свете: от мобильных телефонов до иностранных автомобилей.
Вот в таком состоянии пребывал город А в преддверии Нового года и Рождества.
На площади перед бывшим градообразующим предприятием поставили высокий металлический конус, покрашенный в зелёный цвет. Конус должен был изображать ёлку, а когда темнело, в нём зажигались электрические лампочки. Перед бывшим исполкомом, ныне городской администрацией, тоже поставили конус, но пониже, а возле особняка мэра, за высоким забором, поставили настоящую живую ёлку. По городу ходили артисты с накладными белыми бородами, в красных халатах и валенках, и говорили, что они Санта Клаусы или Деды Морозы. Санты были в коротких халатах, а Деды Морозы - в длинных. Маленькие дети смотрели на них разинув рот, дети постарше делали вид, что им неинтересно, а взрослые их просто не замечали. У взрослых было слишком много забот: нужно было купить подарки для всех домочадцев и друзей, продукты для праздничного стола, и при этом не выйти за рамки бюджета. Как это у них получалось, они сами не могли бы объяснить. При этом хотелось порадовать себя обновкой или какой-нибудь ещё приятной покупкой, может быть, и не очень нужной для жизни, но совершенно необходимой для создания праздничного настроения.
Суета охватила весь город, торговцы радостно потирали руки и подсчитывали прибыль. Известно, что перед Новым годом и Рождеством люди тратят гораздо больше денег, чем в остальное время года.
Молодёжь веселилась в городском клубе. Когда-то это был просто клуб, потом вывеску сменили и написали на ней «городской дом культуры», а ещё позже, когда общий уровень культуры так упал, что ни о какой культуре не могло бы и речи, клуб покрасили в весёлый цвет с иноязычным названием «маджента», а на фронтоне вывесили светящиеся буквы «Нирвана. Ночной клуб». Было понятно, что люди работают много, не до шести-тридцати, как положено по КЗоТу, а допоздна, поэтому на веселье остаётся только ночь. Музыка, доносившаяся из ночного клуба, напоминала звуки отбойных молотков и удары молота по наковальне. Поскольку заводы не работали, к производственным шумам молодёжь не была приучена, и никаких ассоциаций у неё не возникало. В клубе радостно скакали под такую музыку. Им нравилось.
В детских садах праздничные утренники отшумели с утра. Водили вокруг синтетических ёлок хоровод, пели «Маленькой ёлочке холодно зимой», а один мальчик, уже два года изучавший английский язык под руководством опытного преподавателя, исполнил «Джингл беллз» под аккомпанемент музыкального работника. Слуха у мальчика не было, зато произношение было чисто оксфордским, как рассказывала его мама. Утренник удался, если не считать огорчение одной девочки из-за того, что её папа не пришёл на утренник. Папа прийти никак не мог, если учесть, что он в это время в костюме Деда Мороза раздавал детям подарки на этом самом утреннике.
- А Деда Мороза нет, - сказал расстроенной девочке её товарищ. - И не бывает. Это родители кладут подарки под ёлку. И покупают их сами.
- А кто же с нами хоровод водил? - возразила девочка.
- Это чей-нибудь папа. Или артист, которому заплатили денег, - ответил мальчик. Он был очень продвинутым и знал ответы на все вопросы.
- Всё совсем не так, - сказал другой мальчик. - Деда Мороза, конечно, нет, а на Рождество подарки приносит Святой Николай.
- Кто-кто? - переспросил первый мальчик и покрутил пальцем у виска.
На станции скорой помощи во время пересменки фельдшерицы накрыли стол из закусок, принесённых их дому, разлили по полстакана спирту каждому, добавили воды по вкусу. Водителям дали строго по рюмочке. Выпили, закусили, поздравили друг друга, обсудили рост цен и возможный травматизм на дорогах в период предстоящих праздников. Отработавшие свою смену разошлись по домам, а те, кому предстояло дежурить, заварили кофе покрепче, чтобы хмель прошёл быстрее.
Из городской больницы всех, кого можно, отпустили по домам отмечать Рождество, остались только лежачие. Их собрали в одну палату и включили телевизор, чтобы у них тоже был праздник. На окнах медсестра Леночка развесила пластмассовые китайские шары, которые ей дали в супермаркете в качестве подарка за большую покупку. На каждую тумбочку положили яблоко и мандарин, а ещё ватрушку, - ватрушек больничная повариха напекла из прокисшего творога.
Психам решили праздник не устраивать - чтобы не перевозбуждались. Впрочем, они ж психи, а психи вряд ли помнят, когда какое число.
Мэр города А Пётр Корнилович Пустошин устроил в городской администрации праздничный корпоратив - так называется ёлка для взрослых. На ёлку пригласили восходящую столичную звезду Эвелину Шершневу, которая должна была три часа раскрывать рот под фонограмму, пока чиновники и чиновницы будут пить дешёвое шампанское и поедать бутерброды с икрой, сервелатом и копчёной свининой местного производства. В меню среди прочего, входили пирожные местного кондитера Маслова, поставленные бесплатно за то, что мэрия закрыла глаза на его аферы с просроченными продуктами, а также сыр с родины Интернационала, поставленный лично предпринимателем Убегаловым - основным арендатором бывшего градообразующего предприятия, и оливки, привезённые из страны, где и произошло событие, которому, собственно, и было посвящено предстоящее празднество.
Эвелина Шершнева, выиграв три года назад телевизионный вокальный конкурс, совершила уже два турне по России и очень устала. Более всего её утомляло именно то, что так радовало вначале: её узнаваемость на улицах. В первый год своей славы она радостно раздавала автографы и счастливо и доброжелательно улыбалась поклонникам направо и налево. Потом это ей наскучило, и наступил момент, когда внимание публики стало основной неприятностью её жизни. Её фирменный стиль: алые сапоги и такого же цвета цветок на платье или пальто - привлекали к ней внимание в любой точке. В аэропорту города А она пошла в туалет, и уборщица Зоя, протиравшая зеркала, сказала ей вслед:
- Эвелина, что ли?
- Нет такой дыры, где бы меня не узнали, - подумала Эвелина.
- Вы обознались, - сказала она искусственно низким голосом и, не оборачиваясь, прошла в кабинку.
Администратор гостиницы Инесса Жукова, крашеная брюнетка, сделала вид, что не узнала новую постоялицу, но манерно заулыбалась, а охранник Саша, выполнявший по совместительству обязанности швейцара и портье, зашептался с кем-то за спиной Шершневой.
- Скорее бы в номер и заказать ужин из ресторана, - подумала Эвелина. - Ну и дыра! Господи, как бы я хотела хоть раз оказаться в ситуации, когда меня никто не знает!..
В городской администрации мужчины уже дымили сигаретами и попивали коньяк в ожидании явления знаменитости. Дамы крутились перед большим зеркалом в женском туалете, поправляя свои причёски и доводя макияж до совершенства. Секретарь мэра Марина Анатольевна, работавшая в давние советские времена секретарём ещё при председателе Исполкома и славившаяся умением ни при каких обстоятельствах не впускать в кабинет начальства нежелательных личностей, старательно рисовала перед зеркалом контур своих губ. Ей рот был окружён мелкими штрихами зарождающихся морщинок. Зеркало честно выдавало возраст, что не могло не огорчать Марину Анатольевну, ибо она ещё надеялась выйти замуж до того, как выйдет на пенсию. Но в городе А она была известна под именем Мегера Анатольевна, и шансы таяли с каждым днём. Все, кого она знала и не знала лично, старались быть с ней ласковыми исключительно с практическими целями. Она же мечтала о простом человеческом отношении и не понимала, почему многолетнее служебное рвение так мешает личному счастью.
Заведующая столовой Петрова объясняла своим сотрудницам, как намазывать на хлеб икру так, чтобы её казалось больше, чем было на самом деле, и подсчитывала, сколько бутылок шампанского получится припрятать. Это зависело напрямую от количества водки, которое будет выпито во время мероприятия. Петрова соображала, как расставить бутылки и закуски на столах так, чтобы водку пили в первую очередь, а шампанское - во вторую. Все знали, что заведующая столовой нечиста на руку, но её нечистую руку никому поймать до сих пор не удавалось. Впрочем, в столовой кормили вкусно, и за много лет никто ни разу не отравился, и именно этот счастливый факт обеспечивал Петровой спокойную жизнь.
Техник Жора Ковалёв настраивал звуковую аппаратуру, щёлкал пальцем по микрофону и повторял в него с упорным постоянством: «Раз-раз-раз». Жора в администрации честно работал не один год, поэтому он и оставался Жорой, хотя по возрасту ему давно пора была стать Георгием Сергеевичем. Впрочем, он никогда не обижался: Жора так Жора. Он, конечно, хотел бы, чтобы хоть однажды к нему обратились по имени и отчеству, но это было настолько несущественно, что, наверное, если бы кто-нибудь назвал его Георгием Сергеевичем, он бы не сразу понял, к кому направлено это обращение.
Охранники Слава Фетчик и Иван Зиманов стояли возле входа в здание администрации кордоном и пропускали только своих. Слава работал тут не так давно и не очень понимал, кто свои, а кто нет, он привык пропускать всех подряд и просто следил за порядком. Зиманов же знал своих в лицо и предупредил Славу, что когда он увидит кого-нибудь, кому вход не положен, он скажет ему не «Добро пожаловать!», а «Добрый вечер». Это был бы условный сигнал, чтобы чужака подхватить под белые руки и вывести на улицу. Слава был человеком мирным, насилия не терпел, а в охране оказался совершенно случайно. Он нервничал, понимая, что торжественность момента была бы омрачена этой нежелательной ситуацией, и в голове его крутилась одна мысль: «Господи, только бы этого нее случилось!».
Впрочем, это было совершенно нереально. Иван Зиманов был профессионалом, многолетняя служба в войсках специального назначения зафиксировала в его сознании идею «враг не пройдёт» на уровне инстинкта. Что, впрочем, не мешало ему быть порядочным человеком, надёжным товарищем и вообще хорошим мужиком. Однако Лена Зиманова, его бывшая супруга, не оценила этого. Когда Ивана его друзья стали обходить по службе только потому, что он не мог держать при себе своё мнение и дружить не с кем нужно, а с кем хочется, она назвала его тюфяком, собрала детей и чемоданы и уехала к маме в Томск. Поэтому до подполковника Зиманов так и не дослужился, а уволившись в запас, устроился даже не начальником службы безопасности, а просто охранником. Он мечтал о простой и понятной жизни между работой и горячими домашними щами, вечерним боевиком по телевизору и субботним походом за грибами.
Уборщица Зуля Алиева в новом передничке стояла в холле со шваброй наготове и вытирала пол за каждым входившим, поскольку с каждого входившего падало изрядное количество снега, который тут же таял, не позволяя рассмотреть изысканную форму снежинок. Зуле кто-то рассказал, что не бывает двух одинаковых снежинок, и она всё думала, что было бы очень интересно посмотреть на эти снежинки поближе. Но снежинки были такие маленькие и такие холодные, а в тепле сразу превращались в воду. На улице же было слишком холодно, чтобы рассматривать их. Зуле снежинки нравились, её вообще нравился снег: кружение снежных хлопьев завораживало её, и, наверное, она могла бы наблюдать его часами, если мы не холод. Зуля приехала в город А из тёплой и солнечной страны , где зимы и снега никогда не было, и теперь она всё время мёрзла, даже летом.
В общем, каждый был занят своим делом.
Мэру уже позвонили из гостиницы, что звезда прибудет через полчаса и скоро можно начинать празднество. Он подошёл к зеркалу в своей персональной комнате отдыха, что позади кабинета, поправил узел на галстуке и собрался уже направиться в зал торжественных собраний поздравлять коллектив администрации, и в этот самый момент он услышал, как дверь кабинета открылась, и охранник Иван Зиманов произнёс с несвойственным для него трепетом в голосе:
- Проходите, пожалуйста..
- Кого ещё нелёгкая принесла? - подумал мэр и крикнул из своей комнаты:
- Зиманов! Подойди сюда.
- Присаживайтесь, пожалуйста, - сказал Зиманов, и отодвинул кресло для посетителя.
После этого он заглянул в комнату отдыха.
- Ты с ума сошёл, Зиманов? - произнёс мэр зловещим шёпотом. - Через три минуты корпоратив начинать. Кто там пришёл?
Зиманов умоляюще поднял брови:
- Пётр Корнилович, никак нельзя было не пустить. Там, это… Святитель Николай.
- Зиманов, ты с дуба рухнул, что ли? - Пётр Корнилович выпучил глаза. - Почему ты пускаешь кого попало? Какой ещё святитель?
- Это не кто попало, Пётр Корнилович. Николай - это который чудотворец, наверное. Он визитку мне дал. - Зиманов протянул мэру карточку. Карточка была очень старой, потемневшей от времени. Буквы на ней были очевидно не русские. Мэр поднёс карточку ближе к глазам, и на ней проявилась надпись: «Святитель Николай. Архиепископ Мир Ликийских».
- Что за чушь?!! - подумал мэр и вышел в кабинет вслед за начальником охраны.
В кабинете на кресле для посетителей расположился странного вида человек: ни старый ни молодой, ни красивый ни уродливый, одетый ни бедно ни богато. Его отличала белая борода да старинной работы походный посох, который он прислонил к большому письменному столу итальянского производства.
- Здравствуйте, здравствуйте, - как можно радушнее произнёс мэр, направляясь к посетителю и протягивая ему руку. - Простите, мой сотрудник не назвал Вашего отчества… как к Вам обращаться?
Охранник, пятясь к двери, подсказал шёпотом:
- Владыка!..
Посетитель услышал и улыбнулся:
- Никакой я не владыка. У нас у всех один владыка - Христос. А если вы Иисуса Христа почитаете Господом своим, то я вам брат. А звать меня Николаем, я служил архиепископом, а теперь, в свободное время, творю Божьи чудеса.
- Уважаемый эээ… брат Николай, - ответил мэр, присаживаясь на краешек соседнего кресла, чтобы можно было резко встать и уйти, - мой сотрудник вас опрометчиво пригласил в мой кабинет, забыв, что у нас в этот самый миг начинается мероприятие, на котором я должен присутствовать. К тому же через полчаса прибудет из столицы звезда эстрады, так сказать, услаждать наш слух. Так что извините, любезнейший, не имею в настоящий момент времени…
- Ничего, ничего, никто не заметит, - отвечал архиепископ очень спокойно, но мэр понял, почему начальник охраны не мог не впустить гостя. Это было просто невозможно. Мэр попробовал представить себе, как охранники выводят его гостя из администрации, но ничего не получилось. Вместо этого он увидел, как благоговейно они впускают святого Николая и кланяются ему. Мэр поёрзал и углубился в кресло.
- А звезда ваша всё в равно в пробке застрянет. У вас же дороги от снега не очень чистят, - продолжал святой Николай.
Эвелина Шершнева в дорогом норковом манто и с надутыми губами сидела на заднем сидении машины, которую мэр Пустошин прислал за ней. Машина еле передвигалась, проезжая часть улиц была занесена снегом, колёса то и дело буксовали. Поговорить было не с кем, водитель был старикан, не смотревший телевизора сто лет, так что возможность видеть звезду собственной персоной не приводила его в восторг, тем более, что он больше смотрел на дорогу, а не в зеркало заднего вида.
- Ну надо же, что за дыра! - думала Эвелина. - Он меня не знает, что ли? Почему в этом городе молодёжь не берут на работу в администрацию? Надо будет сказать мэру, чтобы в следующий раз он взял молодого водителя.
- Послушайте, как вас там, - обратилась она к шофёру, - Можно ли включить хоть радио?
Эвелина рассчитывала, что вот сейчас зазвучит её новый шлягер и она скажет: «А вы хоть знаете, кто поёт? Это я!», и это заставит водителя отнестись к своей пассажирке если не с благоговением, то по крайней мере с интересом.
Хотя благоговение было бы лучше.
- Радио? - равнодушно вежливо отозвался водитель. - Это можно, - он нажал кнопку, и из динамиков послышался «Вальс цветов» Чайковского.
- Вот занудство, - подумала Эвелина. - И зачем я согласилась ехать в этот город? - Она закатила глаза, а потом с тоской уставилась в окно, затянутое сероватой пеленой нескончаемого снегопада.
Мэр решил не отвечать святому Николаю на его реплику по поводу уборки дорог. Он знал, что дороги надо очищать от снега, но всегда находились дела поважнее. Поэтому единственная в городе единица снегоуборочной техники тоскливо стояла в гараже, а водитель Слава, обученный работе на ней, работал пока охранником. Предполагалось, что когда возникнет острая нужда расчистить улицы, он сядет за руль. Однако снежные заносы провоцировали в городе А беспокойство среди населения, поэтому охранник в администрации каждый раз оказывался нужнее, чем снегоуборщик на улице.
Мэр сразу перешёл к делу:
- Позвольте поинтересоваться, что вас, собственно, привело в нашу российскую глубинку?
- Господь избрал ваш город и меня к вам послал, - ответил святой Николай. - Я принёс для ваших жителей великие дары от Отца Небесного. Многим из них предначертано большое будущее. Мы поможем вам, а вы поможете своим горожанам.
- Неужели финансирование спустят? - промелькнуло в голове у мэра, и автоматически подумал о том, в какой форме будет давать откат. Впрочем, какой может быть откат Отцу Небесному?
- Нужно будет отреставрировать монастырь, - мелькнуло у него в голове.
- Монастырь без вашей помощи отреставрируют, монахи справятся, - неожиданно сказал Святитель. - А вот вашу молодёжь Господь одарит безмерно. У вас есть огромное количество талантливых молодых людей, и они получат такие дары, которые позволят им сделать большой прорыв в истории вашей страны. Ваш город назовут кузницей кадров новой России. Как вам такой проект?
- Кузница кадров новой России… Заманчиво! - мэр даже потёр руки, словно готовясь к работе по подготовке кадров, и слегка подвинулся к гостю. Его воображение уже нарисовало новую стелу на шоссе при въезде в город: «Город А - кузница кадров Новой России».
- Среди ваших граждан будут гениальные учёные, которые откроют доселе неизвестные виды материи, - продолжал святитель Николай, - замечательные писатели, книгами которых будут зачитаться во всём мире. Будут прекрасные актёры - их будут звать в Голливуд, но они предпочтут играть исключительно дома и исключительно на родном языке. Будет композитор, который создаст новое направление в музыке, и оперы его будут сродни ангельскому пению. Будут спортсмены, рекорды которых никто не сможет побить десятилетиями. Будет архитектор, который изменит ваш город до неузнаваемости, и к вам будут приезжать учиться новым принципам градостроительства. Будет философ, который докажет как дважды два, что Бог есть Творец вселенной, и это изменит сознание всего человечества. Будут врачи, способные действительно возвращать здоровье людям, а не снимать симптомы болезней. Будет изобретатель, который создаст вечный двигатель - ибо он познает секрет изменения законов материального мира. Будет педагог, у которого в классе не будет даже хорошистов. Будет инженер, который создаст принципиально новый способ передвижения вместо автомобилей, работающих на углеводородах…
Пока Святитель Николай перечислял возможные дары, мэр вспомнил дочку, которая любила крутиться перед зеркалом в маминых нарядах, и подумал: «Хорошо бы и карьеру модели Наташке обеспечить».
- Дочь вашу совершенно незачем на подиум отправлять, - ответил архиепископ, она может принести много пользы на ином поприще. - Мэр даже раскрыл рот от неожиданности. Он был удивлён не столько тому, что святой легко воспринимал все его мысли, сколько тому, что от Наташки, которая учиться не желала ни под каким предлогом, может быть толк.
Наташа Пустошина, двенадцати лет от роду, в мамином вечернем платье с блёстками, подвязанном простым пояском от домашнего халатика, чтобы подол не волочился по земле, в кухне кормила молоком очередного бездомного котёнка. Несколько дней назад она пристроила «в хорошие руки» через домработницу Валентину двух его предшественников, и теперь тыкала нового найдёныша мордочкой в блюдце. И котёнок, и блюдце стояли на столе: блюдце более устойчиво, чем котёнок, - и, пока котёнок разбирался, что делать со странной белой жидкостью, попавшей ему в нос и на усы, Наташа рассматривала странные ранки у него на спине.
- То ли царапина, то ли лишай, не пойму, - говорила она, поглаживая малыша. - Но ничего, мы тебя вылечим, котик.
- Что, нового подобрала? - спросила домработница Валентина, войдя в кухню. - Где ты их только находишь?
- Он сам пришёл, - ответила Наташа. - Я вышла из школы, а он прямо у нашей машины сидел. Плакал так жалобно, разве можно было не взять?
- У котов информация хорошо поставлена, знают, у какой машины садиться, - прокомментировала Валентина, гремя кастрюлями. - Вот мама тебе устроит, он же лишайный!
- Я его вылечу, Валечка, солнышко моё, не говори маме, пожалуйста! - Наташа сложила губки в воздушном поцелуе.
- Да, что ты её платье зацепила уже где-то, тоже не говорить? - Валентине приходилось решать две Наташины проблемы: бездомных котят и испорченные мамины наряды, которые она надевала раньше, чем та успевала их обновить. Наташа хихикнула, взяла котёнка на руки и убежала с ним в свою комнату.
Окончание следует.
Из населённого пункта Б в направлении населённого пункта А шёл человек. Он был одет ни бедно ни богато, ни модно ни по старинке, он был ни стар ни молод, ни красив ни уродлив. Его отличала белая борода да старинной работы походный посох, на который он опирался. Он шёл быстро, и снежные заносы ему не мешали. Он шёл только вперёд, и никто не замечал этого человека, как будто его не было вовсе.
Населённый пункт А был городом. Этот город был не слишком большой, но и не слишком маленький. В старину это был важный город, с княжеским престолом, шумный ремесленный и торговый центр, ибо стоял он на пересечении оживлённых торговых путей. Но времена меняются, ремёсла и торговля переехали в другие места, ещё более оживлённые, и город начал пустеть. Позже он снова ожил: там построили большое предприятие, названное градообразующим, а также несколько средних фабрик. И ещё около тридцати мелких заводиков. В общем, люди там снова стали жить неплохо. Однако спустя время большое предприятие закрылось, из нескольких средних фабрик работали только две, да и то одна из них была на грани закрытия, а мелких заводиков тоже почти не осталось. Люди занялись мелким бизнесом; огромные цеха перестроили под современный торгово-развлекательный центр. Торговля там шла довольно бойко, а из развлечений предлагались предприятия общественного питания разных ценовых категорий: как для очень бедных, которым иной раз и за квартиру было нечем заплатить, так и для очень богатых, которые в МакДональдс не ходили только потому, что там слишком дёшево. Средние фабрики переделали в рынки и бизнес-центры, а мелкие заводики перепрофилировали где под шиномонтаж, а где под ремонт всего на свете: от мобильных телефонов до иностранных автомобилей.
Вот в таком состоянии пребывал город А в преддверии Нового года и Рождества.
На площади перед бывшим градообразующим предприятием поставили высокий металлический конус, покрашенный в зелёный цвет. Конус должен был изображать ёлку, а когда темнело, в нём зажигались электрические лампочки. Перед бывшим исполкомом, ныне городской администрацией, тоже поставили конус, но пониже, а возле особняка мэра, за высоким забором, поставили настоящую живую ёлку. По городу ходили артисты с накладными белыми бородами, в красных халатах и валенках, и говорили, что они Санта Клаусы или Деды Морозы. Санты были в коротких халатах, а Деды Морозы - в длинных. Маленькие дети смотрели на них разинув рот, дети постарше делали вид, что им неинтересно, а взрослые их просто не замечали. У взрослых было слишком много забот: нужно было купить подарки для всех домочадцев и друзей, продукты для праздничного стола, и при этом не выйти за рамки бюджета. Как это у них получалось, они сами не могли бы объяснить. При этом хотелось порадовать себя обновкой или какой-нибудь ещё приятной покупкой, может быть, и не очень нужной для жизни, но совершенно необходимой для создания праздничного настроения.
Суета охватила весь город, торговцы радостно потирали руки и подсчитывали прибыль. Известно, что перед Новым годом и Рождеством люди тратят гораздо больше денег, чем в остальное время года.
Молодёжь веселилась в городском клубе. Когда-то это был просто клуб, потом вывеску сменили и написали на ней «городской дом культуры», а ещё позже, когда общий уровень культуры так упал, что ни о какой культуре не могло бы и речи, клуб покрасили в весёлый цвет с иноязычным названием «маджента», а на фронтоне вывесили светящиеся буквы «Нирвана. Ночной клуб». Было понятно, что люди работают много, не до шести-тридцати, как положено по КЗоТу, а допоздна, поэтому на веселье остаётся только ночь. Музыка, доносившаяся из ночного клуба, напоминала звуки отбойных молотков и удары молота по наковальне. Поскольку заводы не работали, к производственным шумам молодёжь не была приучена, и никаких ассоциаций у неё не возникало. В клубе радостно скакали под такую музыку. Им нравилось.
В детских садах праздничные утренники отшумели с утра. Водили вокруг синтетических ёлок хоровод, пели «Маленькой ёлочке холодно зимой», а один мальчик, уже два года изучавший английский язык под руководством опытного преподавателя, исполнил «Джингл беллз» под аккомпанемент музыкального работника. Слуха у мальчика не было, зато произношение было чисто оксфордским, как рассказывала его мама. Утренник удался, если не считать огорчение одной девочки из-за того, что её папа не пришёл на утренник. Папа прийти никак не мог, если учесть, что он в это время в костюме Деда Мороза раздавал детям подарки на этом самом утреннике.
- А Деда Мороза нет, - сказал расстроенной девочке её товарищ. - И не бывает. Это родители кладут подарки под ёлку. И покупают их сами.
- А кто же с нами хоровод водил? - возразила девочка.
- Это чей-нибудь папа. Или артист, которому заплатили денег, - ответил мальчик. Он был очень продвинутым и знал ответы на все вопросы.
- Всё совсем не так, - сказал другой мальчик. - Деда Мороза, конечно, нет, а на Рождество подарки приносит Святой Николай.
- Кто-кто? - переспросил первый мальчик и покрутил пальцем у виска.
На станции скорой помощи во время пересменки фельдшерицы накрыли стол из закусок, принесённых их дому, разлили по полстакана спирту каждому, добавили воды по вкусу. Водителям дали строго по рюмочке. Выпили, закусили, поздравили друг друга, обсудили рост цен и возможный травматизм на дорогах в период предстоящих праздников. Отработавшие свою смену разошлись по домам, а те, кому предстояло дежурить, заварили кофе покрепче, чтобы хмель прошёл быстрее.
Из городской больницы всех, кого можно, отпустили по домам отмечать Рождество, остались только лежачие. Их собрали в одну палату и включили телевизор, чтобы у них тоже был праздник. На окнах медсестра Леночка развесила пластмассовые китайские шары, которые ей дали в супермаркете в качестве подарка за большую покупку. На каждую тумбочку положили яблоко и мандарин, а ещё ватрушку, - ватрушек больничная повариха напекла из прокисшего творога.
Психам решили праздник не устраивать - чтобы не перевозбуждались. Впрочем, они ж психи, а психи вряд ли помнят, когда какое число.
Мэр города А Пётр Корнилович Пустошин устроил в городской администрации праздничный корпоратив - так называется ёлка для взрослых. На ёлку пригласили восходящую столичную звезду Эвелину Шершневу, которая должна была три часа раскрывать рот под фонограмму, пока чиновники и чиновницы будут пить дешёвое шампанское и поедать бутерброды с икрой, сервелатом и копчёной свининой местного производства. В меню среди прочего, входили пирожные местного кондитера Маслова, поставленные бесплатно за то, что мэрия закрыла глаза на его аферы с просроченными продуктами, а также сыр с родины Интернационала, поставленный лично предпринимателем Убегаловым - основным арендатором бывшего градообразующего предприятия, и оливки, привезённые из страны, где и произошло событие, которому, собственно, и было посвящено предстоящее празднество.
Эвелина Шершнева, выиграв три года назад телевизионный вокальный конкурс, совершила уже два турне по России и очень устала. Более всего её утомляло именно то, что так радовало вначале: её узнаваемость на улицах. В первый год своей славы она радостно раздавала автографы и счастливо и доброжелательно улыбалась поклонникам направо и налево. Потом это ей наскучило, и наступил момент, когда внимание публики стало основной неприятностью её жизни. Её фирменный стиль: алые сапоги и такого же цвета цветок на платье или пальто - привлекали к ней внимание в любой точке. В аэропорту города А она пошла в туалет, и уборщица Зоя, протиравшая зеркала, сказала ей вслед:
- Эвелина, что ли?
- Нет такой дыры, где бы меня не узнали, - подумала Эвелина.
- Вы обознались, - сказала она искусственно низким голосом и, не оборачиваясь, прошла в кабинку.
Администратор гостиницы Инесса Жукова, крашеная брюнетка, сделала вид, что не узнала новую постоялицу, но манерно заулыбалась, а охранник Саша, выполнявший по совместительству обязанности швейцара и портье, зашептался с кем-то за спиной Шершневой.
- Скорее бы в номер и заказать ужин из ресторана, - подумала Эвелина. - Ну и дыра! Господи, как бы я хотела хоть раз оказаться в ситуации, когда меня никто не знает!..
В городской администрации мужчины уже дымили сигаретами и попивали коньяк в ожидании явления знаменитости. Дамы крутились перед большим зеркалом в женском туалете, поправляя свои причёски и доводя макияж до совершенства. Секретарь мэра Марина Анатольевна, работавшая в давние советские времена секретарём ещё при председателе Исполкома и славившаяся умением ни при каких обстоятельствах не впускать в кабинет начальства нежелательных личностей, старательно рисовала перед зеркалом контур своих губ. Ей рот был окружён мелкими штрихами зарождающихся морщинок. Зеркало честно выдавало возраст, что не могло не огорчать Марину Анатольевну, ибо она ещё надеялась выйти замуж до того, как выйдет на пенсию. Но в городе А она была известна под именем Мегера Анатольевна, и шансы таяли с каждым днём. Все, кого она знала и не знала лично, старались быть с ней ласковыми исключительно с практическими целями. Она же мечтала о простом человеческом отношении и не понимала, почему многолетнее служебное рвение так мешает личному счастью.
Заведующая столовой Петрова объясняла своим сотрудницам, как намазывать на хлеб икру так, чтобы её казалось больше, чем было на самом деле, и подсчитывала, сколько бутылок шампанского получится припрятать. Это зависело напрямую от количества водки, которое будет выпито во время мероприятия. Петрова соображала, как расставить бутылки и закуски на столах так, чтобы водку пили в первую очередь, а шампанское - во вторую. Все знали, что заведующая столовой нечиста на руку, но её нечистую руку никому поймать до сих пор не удавалось. Впрочем, в столовой кормили вкусно, и за много лет никто ни разу не отравился, и именно этот счастливый факт обеспечивал Петровой спокойную жизнь.
Техник Жора Ковалёв настраивал звуковую аппаратуру, щёлкал пальцем по микрофону и повторял в него с упорным постоянством: «Раз-раз-раз». Жора в администрации честно работал не один год, поэтому он и оставался Жорой, хотя по возрасту ему давно пора была стать Георгием Сергеевичем. Впрочем, он никогда не обижался: Жора так Жора. Он, конечно, хотел бы, чтобы хоть однажды к нему обратились по имени и отчеству, но это было настолько несущественно, что, наверное, если бы кто-нибудь назвал его Георгием Сергеевичем, он бы не сразу понял, к кому направлено это обращение.
Охранники Слава Фетчик и Иван Зиманов стояли возле входа в здание администрации кордоном и пропускали только своих. Слава работал тут не так давно и не очень понимал, кто свои, а кто нет, он привык пропускать всех подряд и просто следил за порядком. Зиманов же знал своих в лицо и предупредил Славу, что когда он увидит кого-нибудь, кому вход не положен, он скажет ему не «Добро пожаловать!», а «Добрый вечер». Это был бы условный сигнал, чтобы чужака подхватить под белые руки и вывести на улицу. Слава был человеком мирным, насилия не терпел, а в охране оказался совершенно случайно. Он нервничал, понимая, что торжественность момента была бы омрачена этой нежелательной ситуацией, и в голове его крутилась одна мысль: «Господи, только бы этого нее случилось!».
Впрочем, это было совершенно нереально. Иван Зиманов был профессионалом, многолетняя служба в войсках специального назначения зафиксировала в его сознании идею «враг не пройдёт» на уровне инстинкта. Что, впрочем, не мешало ему быть порядочным человеком, надёжным товарищем и вообще хорошим мужиком. Однако Лена Зиманова, его бывшая супруга, не оценила этого. Когда Ивана его друзья стали обходить по службе только потому, что он не мог держать при себе своё мнение и дружить не с кем нужно, а с кем хочется, она назвала его тюфяком, собрала детей и чемоданы и уехала к маме в Томск. Поэтому до подполковника Зиманов так и не дослужился, а уволившись в запас, устроился даже не начальником службы безопасности, а просто охранником. Он мечтал о простой и понятной жизни между работой и горячими домашними щами, вечерним боевиком по телевизору и субботним походом за грибами.
Уборщица Зуля Алиева в новом передничке стояла в холле со шваброй наготове и вытирала пол за каждым входившим, поскольку с каждого входившего падало изрядное количество снега, который тут же таял, не позволяя рассмотреть изысканную форму снежинок. Зуле кто-то рассказал, что не бывает двух одинаковых снежинок, и она всё думала, что было бы очень интересно посмотреть на эти снежинки поближе. Но снежинки были такие маленькие и такие холодные, а в тепле сразу превращались в воду. На улице же было слишком холодно, чтобы рассматривать их. Зуле снежинки нравились, её вообще нравился снег: кружение снежных хлопьев завораживало её, и, наверное, она могла бы наблюдать его часами, если мы не холод. Зуля приехала в город А из тёплой и солнечной страны , где зимы и снега никогда не было, и теперь она всё время мёрзла, даже летом.
В общем, каждый был занят своим делом.
Мэру уже позвонили из гостиницы, что звезда прибудет через полчаса и скоро можно начинать празднество. Он подошёл к зеркалу в своей персональной комнате отдыха, что позади кабинета, поправил узел на галстуке и собрался уже направиться в зал торжественных собраний поздравлять коллектив администрации, и в этот самый момент он услышал, как дверь кабинета открылась, и охранник Иван Зиманов произнёс с несвойственным для него трепетом в голосе:
- Проходите, пожалуйста..
- Кого ещё нелёгкая принесла? - подумал мэр и крикнул из своей комнаты:
- Зиманов! Подойди сюда.
- Присаживайтесь, пожалуйста, - сказал Зиманов, и отодвинул кресло для посетителя.
После этого он заглянул в комнату отдыха.
- Ты с ума сошёл, Зиманов? - произнёс мэр зловещим шёпотом. - Через три минуты корпоратив начинать. Кто там пришёл?
Зиманов умоляюще поднял брови:
- Пётр Корнилович, никак нельзя было не пустить. Там, это… Святитель Николай.
- Зиманов, ты с дуба рухнул, что ли? - Пётр Корнилович выпучил глаза. - Почему ты пускаешь кого попало? Какой ещё святитель?
- Это не кто попало, Пётр Корнилович. Николай - это который чудотворец, наверное. Он визитку мне дал. - Зиманов протянул мэру карточку. Карточка была очень старой, потемневшей от времени. Буквы на ней были очевидно не русские. Мэр поднёс карточку ближе к глазам, и на ней проявилась надпись: «Святитель Николай. Архиепископ Мир Ликийских».
- Что за чушь?!! - подумал мэр и вышел в кабинет вслед за начальником охраны.
В кабинете на кресле для посетителей расположился странного вида человек: ни старый ни молодой, ни красивый ни уродливый, одетый ни бедно ни богато. Его отличала белая борода да старинной работы походный посох, который он прислонил к большому письменному столу итальянского производства.
- Здравствуйте, здравствуйте, - как можно радушнее произнёс мэр, направляясь к посетителю и протягивая ему руку. - Простите, мой сотрудник не назвал Вашего отчества… как к Вам обращаться?
Охранник, пятясь к двери, подсказал шёпотом:
- Владыка!..
Посетитель услышал и улыбнулся:
- Никакой я не владыка. У нас у всех один владыка - Христос. А если вы Иисуса Христа почитаете Господом своим, то я вам брат. А звать меня Николаем, я служил архиепископом, а теперь, в свободное время, творю Божьи чудеса.
- Уважаемый эээ… брат Николай, - ответил мэр, присаживаясь на краешек соседнего кресла, чтобы можно было резко встать и уйти, - мой сотрудник вас опрометчиво пригласил в мой кабинет, забыв, что у нас в этот самый миг начинается мероприятие, на котором я должен присутствовать. К тому же через полчаса прибудет из столицы звезда эстрады, так сказать, услаждать наш слух. Так что извините, любезнейший, не имею в настоящий момент времени…
- Ничего, ничего, никто не заметит, - отвечал архиепископ очень спокойно, но мэр понял, почему начальник охраны не мог не впустить гостя. Это было просто невозможно. Мэр попробовал представить себе, как охранники выводят его гостя из администрации, но ничего не получилось. Вместо этого он увидел, как благоговейно они впускают святого Николая и кланяются ему. Мэр поёрзал и углубился в кресло.
- А звезда ваша всё в равно в пробке застрянет. У вас же дороги от снега не очень чистят, - продолжал святой Николай.
Эвелина Шершнева в дорогом норковом манто и с надутыми губами сидела на заднем сидении машины, которую мэр Пустошин прислал за ней. Машина еле передвигалась, проезжая часть улиц была занесена снегом, колёса то и дело буксовали. Поговорить было не с кем, водитель был старикан, не смотревший телевизора сто лет, так что возможность видеть звезду собственной персоной не приводила его в восторг, тем более, что он больше смотрел на дорогу, а не в зеркало заднего вида.
- Ну надо же, что за дыра! - думала Эвелина. - Он меня не знает, что ли? Почему в этом городе молодёжь не берут на работу в администрацию? Надо будет сказать мэру, чтобы в следующий раз он взял молодого водителя.
- Послушайте, как вас там, - обратилась она к шофёру, - Можно ли включить хоть радио?
Эвелина рассчитывала, что вот сейчас зазвучит её новый шлягер и она скажет: «А вы хоть знаете, кто поёт? Это я!», и это заставит водителя отнестись к своей пассажирке если не с благоговением, то по крайней мере с интересом.
Хотя благоговение было бы лучше.
- Радио? - равнодушно вежливо отозвался водитель. - Это можно, - он нажал кнопку, и из динамиков послышался «Вальс цветов» Чайковского.
- Вот занудство, - подумала Эвелина. - И зачем я согласилась ехать в этот город? - Она закатила глаза, а потом с тоской уставилась в окно, затянутое сероватой пеленой нескончаемого снегопада.
Мэр решил не отвечать святому Николаю на его реплику по поводу уборки дорог. Он знал, что дороги надо очищать от снега, но всегда находились дела поважнее. Поэтому единственная в городе единица снегоуборочной техники тоскливо стояла в гараже, а водитель Слава, обученный работе на ней, работал пока охранником. Предполагалось, что когда возникнет острая нужда расчистить улицы, он сядет за руль. Однако снежные заносы провоцировали в городе А беспокойство среди населения, поэтому охранник в администрации каждый раз оказывался нужнее, чем снегоуборщик на улице.
Мэр сразу перешёл к делу:
- Позвольте поинтересоваться, что вас, собственно, привело в нашу российскую глубинку?
- Господь избрал ваш город и меня к вам послал, - ответил святой Николай. - Я принёс для ваших жителей великие дары от Отца Небесного. Многим из них предначертано большое будущее. Мы поможем вам, а вы поможете своим горожанам.
- Неужели финансирование спустят? - промелькнуло в голове у мэра, и автоматически подумал о том, в какой форме будет давать откат. Впрочем, какой может быть откат Отцу Небесному?
- Нужно будет отреставрировать монастырь, - мелькнуло у него в голове.
- Монастырь без вашей помощи отреставрируют, монахи справятся, - неожиданно сказал Святитель. - А вот вашу молодёжь Господь одарит безмерно. У вас есть огромное количество талантливых молодых людей, и они получат такие дары, которые позволят им сделать большой прорыв в истории вашей страны. Ваш город назовут кузницей кадров новой России. Как вам такой проект?
- Кузница кадров новой России… Заманчиво! - мэр даже потёр руки, словно готовясь к работе по подготовке кадров, и слегка подвинулся к гостю. Его воображение уже нарисовало новую стелу на шоссе при въезде в город: «Город А - кузница кадров Новой России».
- Среди ваших граждан будут гениальные учёные, которые откроют доселе неизвестные виды материи, - продолжал святитель Николай, - замечательные писатели, книгами которых будут зачитаться во всём мире. Будут прекрасные актёры - их будут звать в Голливуд, но они предпочтут играть исключительно дома и исключительно на родном языке. Будет композитор, который создаст новое направление в музыке, и оперы его будут сродни ангельскому пению. Будут спортсмены, рекорды которых никто не сможет побить десятилетиями. Будет архитектор, который изменит ваш город до неузнаваемости, и к вам будут приезжать учиться новым принципам градостроительства. Будет философ, который докажет как дважды два, что Бог есть Творец вселенной, и это изменит сознание всего человечества. Будут врачи, способные действительно возвращать здоровье людям, а не снимать симптомы болезней. Будет изобретатель, который создаст вечный двигатель - ибо он познает секрет изменения законов материального мира. Будет педагог, у которого в классе не будет даже хорошистов. Будет инженер, который создаст принципиально новый способ передвижения вместо автомобилей, работающих на углеводородах…
Пока Святитель Николай перечислял возможные дары, мэр вспомнил дочку, которая любила крутиться перед зеркалом в маминых нарядах, и подумал: «Хорошо бы и карьеру модели Наташке обеспечить».
- Дочь вашу совершенно незачем на подиум отправлять, - ответил архиепископ, она может принести много пользы на ином поприще. - Мэр даже раскрыл рот от неожиданности. Он был удивлён не столько тому, что святой легко воспринимал все его мысли, сколько тому, что от Наташки, которая учиться не желала ни под каким предлогом, может быть толк.
Наташа Пустошина, двенадцати лет от роду, в мамином вечернем платье с блёстками, подвязанном простым пояском от домашнего халатика, чтобы подол не волочился по земле, в кухне кормила молоком очередного бездомного котёнка. Несколько дней назад она пристроила «в хорошие руки» через домработницу Валентину двух его предшественников, и теперь тыкала нового найдёныша мордочкой в блюдце. И котёнок, и блюдце стояли на столе: блюдце более устойчиво, чем котёнок, - и, пока котёнок разбирался, что делать со странной белой жидкостью, попавшей ему в нос и на усы, Наташа рассматривала странные ранки у него на спине.
- То ли царапина, то ли лишай, не пойму, - говорила она, поглаживая малыша. - Но ничего, мы тебя вылечим, котик.
- Что, нового подобрала? - спросила домработница Валентина, войдя в кухню. - Где ты их только находишь?
- Он сам пришёл, - ответила Наташа. - Я вышла из школы, а он прямо у нашей машины сидел. Плакал так жалобно, разве можно было не взять?
- У котов информация хорошо поставлена, знают, у какой машины садиться, - прокомментировала Валентина, гремя кастрюлями. - Вот мама тебе устроит, он же лишайный!
- Я его вылечу, Валечка, солнышко моё, не говори маме, пожалуйста! - Наташа сложила губки в воздушном поцелуе.
- Да, что ты её платье зацепила уже где-то, тоже не говорить? - Валентине приходилось решать две Наташины проблемы: бездомных котят и испорченные мамины наряды, которые она надевала раньше, чем та успевала их обновить. Наташа хихикнула, взяла котёнка на руки и убежала с ним в свою комнату.
Окончание следует.