Паранойя
- Когда всё это началось? - она многократно задавала себе этот вопрос, но не находила ответа. Тогда она поняла, что вопрос был поставлен неправильно. Не «когда» надо спрашивать, а «с чего». Действительно, с чего? И тогда появлялся и ответ на вопрос «когда», хотя он уже не имел значения.
А началось всё с восемьдесят седьмом, когда Петраковым дали, наконец, квартиру, а в освободившуюся комнату въехала Морозова. Морозова ей сразу не понравилась. Сердце тут же почуяло беду, и беда не заставила себя ждать.
Сначала умерла бабуся из большой комнаты. Хоронили бабусю на гробовые, лежавшие под подушкой, и соседи немножко собрали. Родственников у бабуси не было, и теперь она с сыном Алёшей были первыми претендентами. Потому что комната у них была всего четырнадцать метров - а положено не меньше восьми на человека, они уже десять лет как стояли на очереди. А тут эта Морозова подсуетилась. Какие-то там у неё были заслуги, к тому же инвалид второй группы, - это Морозова-то инвалид! Как за комнату судиться, по судам бегать - так у неё всегда здоровья хватало. Но сколько эта мерзавка не суетилась - комнату им с Алёшей присудили. И этого Морозова простить им не могла.
Она наверняка занималась колдовством: сама ли, или к кому-то ходила, - уже неважно - но Алёша стал болеть, сильно болеть. И не то чтобы симптомы какие-то были, по которым врачи могли определить болезнь и лечить её, нет, ничего такого не было. Он вдруг стал быстро уставать, приходил бледный - а это свидетельствало о малокровии, тут и к докторам ходить не надо. По вечерам долго не мог заснуть, а по утрам вставал с трудом. Она посылала его в поликлинику - но сын говорил, что ничего не болит, что любой врач только посмеётся над этими беспокойствами. Но материнское сердце знало: Алёша болен, и болен неизлечимо.
Однажды она поделилась своими тревожными мыслями со своей школьной подругой Женей, Женя жила возле Речного вокзала, на краю города, к ней добираться целый час. Подруга накрыла стол, заварила свежего чаю, но про Алёшины болезни даже слушать не стала. Сказала, что он просто поменял образ жизни - а это тоже стресс. Мол, раньше, когда был социализм, он работал в институте, с десяти до шести, в шесть встал и пошёл домой. А теперь капитализм - он устроился на инофирму, где в затылок дышит другой желающий получать хорошую зарплату, и там работать, конечно, надо значительно больше и интенсивнее, чем в институте, и ответственность совсем другая. Поэтому, по Жениной версии, он и уставал больше.
Но она-то знала, что Женя ошибается. Алёша никогда не работал «от сих до сих», сколько раз брал переводы домой на выходные, сколько раз после шести оставался что-то доделывать.
Нет-нет, необычной была эта его усталость, и Морозова была первой подозреваемой.
Доказательства были не нужны.
Раз от соседки избавиться не было возможности, она нашла гениальный, по её мнению, выход: с Морозовой надо разъехаться. У них с Алёшей были две комнаты, у Морозовой одна, но квартира была расположена в престижном районе, в хорошем доме, стоила хороших денег. Разъезд был вполне возможен.
Морозова сразу согласилась размениваться. Ещё бы не согласиться! Ведь теперь она станет совсем бесконтрольной: за закрытой дверью будет творить свои чёрные дела. В коммуналке не очень-то разгуляешься: всё-таки постоянный контроль со стороны соседей. Вот и она Морозову раскусила.
Она поначалу хотела обратиться в агентство, которых появилось бесчисленное множество. Куда ни пойдёшь - обязательно наткнёшься на вывеску «Агентство недвижимости». Но потом ей пришла в голову простая мысль: откуда столько агентов сразу появилось? ведь раньше такой профессии не было в помине. А теперь все заявляли, что они специалисты с опытом.
Она здраво рассудила, что у этих самых агентов опыта было столько же, сколько у неё самой. Бывшие инженеры, учителя и другие квалифицированные специалисты, не способные прокормить свои семьи на пособие по безработице, двинулись на освоение капиталистических профессий. Поэтому она решила, что не Боги горшки обжигают, и стала выяснять, как происходит купля-продажи недвижимости. Сколько квартира может стоить, где взять нужные справки, куда разместить объявление и всевозможные другие вопросы она задавали в каждом агентстве, и скоро поняла, что она прекрасно справится сама.
И тут появилась Ксюша.
Откуда эта девица взялась, было совершенно непонятно. Они жили с Алёшей душа в душу, и никаких подружек у него не было, а тут вдруг появилась. Материнское сердце сразу почувствовало беду - не случайно объявилась эта Ксюша на пути её сына.
Алёшу как подменили. Он стал чужим, отстранённым и даже начал спорить. Он это называл собственным мнением, но она-то знала, что это Ксюшино мнение, а не его. А если разбираться до конца - то за Ксюшей тоже стояла Морозова, она им во всём вредила.
Отношения с Алёшей совсем разладились: он стал отстаивать своё право на частную жизнь и потребовал, чтобы разменяли комнаты на две площади: для него и для матери. Понятное дело, Ксюше нужно было не только влезть к нему в душу и в постель, но и прописаться в его квартиру. Она побежала по адвокатам - но те только руками разводили: новые законы пошли - прописка теперь ничего не значила, раз площадь в собственности.
Она понимала, что это раунд Морозовой она проиграла. Сын купил отдельную квартиру для себя, но не очень далеко от неё. Четыре остановки на автобусе по московским меркам - можно сказать, что по соседству. Новое жильё ей понравилось.
Пусть дом был блочный, а не кирпичный, а кухня маленькая - много ли ей одной нужно, - зато комната большая и с балконом. С балкона был виден лесопарк. Она иногда там гуляла, когда погода была хорошая. Соседка оказалась приятной женщиной - у неё была своя машина, и когда она ездила в большой супермаркет - так стали универсамы называться - она всегда заходила и спрашивала, что ей привезти. Она с благодарностью соглашалась и просила привезти что-нибудь тяжёлое: картошку и крупы.
А тут Алёшина командировка в Ташкент. Зачем его отправили в Ташкент - она так и не поняла. Ведь послали не по его профилю, мог бы и отказаться. Но Ксюше, которая к тому моменту уже была его законной женой, нужны были деньги, и он согласился. Она, скрепя сердце, пришла к сыну домой, уговаривала его остаться, плакала, говорила, что беду чует. А Ксюша сидела тут же и закатывала глаза, ожидая, когда свекровь, наконец уйдёт.
Свекровь ушла, и Алёша отправился в Ташкент.
А через неделю ей сообщили, что он в больнице с острым приступом аппендицита и ему предстоит срочная операция.
Она сразу поняла, зачем нужна была эта операция: лишить Алёшу возможности иметь детей. Под видом удаления аппендикса ему просто перережут семенники, и никто даже не догадается. Хорошо, если так, а не зарежут. Это же Ташкент - там они дикие люди живут, азиаты, что с них взять!
Но сделать что-нибудь она была не в силах: до Ташкента далеко, пока возьмёшь билет, пока доберёшься - уже ничего не изменишь. В отчаянии она позвонила Жене и пересказала всю ситуацию. Женя ответила подруге:
- Раз не можешь взять ситуацию под контроль - иди в церковь.
Сначала она отнеслась к этой мысли отрицательно. А потом подумала: а почему нет? Ведь кто знает, если люди верят, то, возможно, Бог есть. А если есть, то, может быть, и ей не откажет в помощи. Она быстро собралась и отправилась в ближайший храм. Ей повезло: дверь ещё не закрыли, хотя дело было к вечеру и служба уже закончилась. Она подошла к батюшке, попросила поговорить. Разговаривали они больше часа, и она ушла домой успокоенная, веря, что с Алёшей всё будет хорошо.
Она стала ходить в церковь, молиться, читать книги. Даже жить стало как-то спокойнее. Алёша приехал через месяц совершенно здоровый, загоревший на ташкентском солнце, только на животе справа остался шрам.
Она пыталась поговорить с Ксюшей, выяснить, всё ли у Алёши в порядке с его мужскими способностями, но Ксюша только вытаращила к глаза и заявила, что такие темы она обсуждать не собирается. Успокоить материнское сердце не хотела.
Ксюшу она простила - что с неё взять, ведь ещё молодая, не знает пока, что такое материнская любовь. Вот когда узнает… но узнает ли?
Она продолжала ходить в церковь и молиться за сына.
Но ведь в жизни не бывает, чтобы всё было хорошо. В подъезде выломали замок из почтового ящика. Да, писем она не получала, но что из того? Это сделали, чтобы можно было контролировать её почту. Сегодня писем нет, а завтра могут прислать. И она этого письма уже не получит. Она посетовала милой соседке, но та с улыбкой сказала, что почтовые ящики портят мальчишки, которым ничьи письма не нужны, им лишь бы похулиганить. Она ничего не ответила соседке, но подумала, что соседка с мальчишками наверняка заодно. А они выполняют чьё-то задание.
А соседка наверняка травит картошку, которую привозит ей. Как только она подумала про картошку, она сразу вспомнила, что за последний год сильно похудела. И снова её охватил ужас: со всех сторон её обложили враги.
Она прекратила общаться с соседями, выходила из дому только днём, пока большинство населения дома были на работе, никому не звонила и звонки не принимала. Но телефон не отключала - пусть знают, что она жива, раз телефон звонит.
Тогда они придумали хитроумный способ добраться до неё. Под предлогом ремонта в квартире сверху просверлили дырку в её ванную комнату и стали по ночам заливать в квартиру отравленную воду. Каждое утро она обнаруживала возле стояка дурно пахнущие жёлтые потёки. Она купила в аптеке кучу одноразовых резиновых перчаток и собирала эту отраву одноразовыми полотенцами - и потом, прочно упаковав их в полиэтиленовый пакет, относила на помойку.
- Почему ты решила, что тебя травят? - не понимал сын. - Давай сдадим эту воду на экспертизу, в конце концов, и ты убедишься, что это просто вода. Надо позвать сантехника, и пусть он заделает все дырки, из которых подтекает.
Она кивала головой, соглашалась. Но понимала, что никакая экспертиза ничего не даст. Этот сосед сверху - председатель кооператива, юрист. У него же везде связи, а сантехник всё равно сделает так, как ему председатель скажет. Любую экспертизу организует, любой результат. Потому что у него задача - отобрать у неё квартиру всеми возможными способами. И не только у неё, но и у Алёши как наследника. Поэтому ни перед чем и ни перед кем он не остановится. Это она раньше наивно думала, что, расставшись с Морозовой, она будет жить спокойно и счастливо. Никогда они не оставят её в покое, никогда. Значит, надо сделать так, что они не смогли Алёшу достать. Всё равно жизнь идёт к концу, и пора ей думать о Боге. А сыну - жить да жить счастливо с его глупой Ксюшей.
И тогда она решила продать квартиру. Квартиру продать, для себя купит где-нибудь на Украине домик - чтобы хватило лет на десять, а деньги Алёше. Может быть, Господь услышит её молитвы и они не доберутся до её сына.
Она приняла решение и снова взялась собирать информацию. Пришла в одно агентство поговорить, потом в другое, потом в юридическую консультацию. И везде, везде, где бы она не общалась со специалистами, люди воспринимали её очень странно и называли ей тысячи причин, по которым она не могла продать квартиру. То ей говорили, что по закону человек пенсионного возраста не может сам продать квартиру без разрешения органов опеки, то что гражданин России не может продать своё жильё совсем, не купив другого жилья именно в России. Эти доводы поначалу казались ей серьёзными, но каждый раз аргументы приводились разные, и это заставило её засомневаться в них. Она пришла к выводу, что все эти юристы попросту сговорились. Сговорились, чтобы помешать ей продать квартиру.
Она стала думать, зачем им это нужно. И догадалась! Они продадут квартиру сами, чтобы деньги не достались Алёше. Её саму в дом престарелых, но главное - деньги! Она поехала на другой конец города, чтобы получить консультацию юриста там, где её не ждут. Юрист, строгая дама в старых роговых очках, ей подсказала, что можно наложить запрет на продажу квартиры, и сказала, куда надо ехать.
С утра она съездила по указанному адресу и написала заявление по образцу. Девушка в окошке странно смотрела на неё и да раза спросила:
- Вы уверены, что у вас хотят украсть вашу квартиру?
Потом девушка встала со своего места и подошла к старшей, сидевшей в другом окошке. Она долго шептала ей что-то на ухо, а та только махнула рукой.
- Принимай заявление, не мудри, - сказала старшая.
И заявление приняли.
Но сердце было не на месте.
Она стала рассуждать: юристам всё давно известно. Теперь, когда она подала заявление, она сама раскрылась. Дала им понять, что ей известные их намерения. Значит, она начнут искать новые методы войны, новые способы подобрать.
Она зашла в храм, купила свечей и молитв, распечатанных на листках бумаги. Наклеила молитвы возле двери, окон и во всех местах, которые сочла опасными. Зажгла свечку и обошла с ней всю квартиру. Свечка особенно сильно зачадила возле балконной двери. И она поняла: балкон! Именно через балкон они за ней наблюдают. Если бы балкона не было - они не смогли бы расположиться на гладкой стене и разместить там свою наблюдательную технику. А на балконе это можно сделать элементарно. Значит, нужно балкон изолировать.
Она знала, как это сделать. Нашла на свалке большой кусок фанеры и установила его на балконе так, чтобы всё окно и балконная дверь были закрыты снаружи. Прижала фанеру старым креслом, чтобы не падала. Села в кресло и убедилась, что остаётся цель, через которую можно наблюдать всё, что происходит внизу, возле подъезда.
- Наверное, именно теперь они должны перейти в наступление, - подумала она и села ждать.
Она ждала целый день, но ничего не происходило. Вечером она ещё раз обошла всю квартиру с зажжённой свечой и осталась довольна тем, что свеча нигде не трещала и не чадила. Утром она в очередной раз собрала тряпкой воду в ванной комнате, упаковала её в пакет и собралась вынести на улицу. Она оделась, вышла из квартиры, огляделась и, убедившись, что никого на лестничной клетке не наблюдается, решила, что пора переходить в наступление. Она поднялась этажом выше, чтобы выжать тряпку под дверь своим соседям сверху. Мысль показалась ей гениальной, и она уже ликовала в душе. Но на следующем этаже её ожидало разочарование: глухая дверь закрывала коридор, открывавший доступ не только к квартире врагов, но и к трём другим квартирам. Конечно, можно было совершить эту диверсию против всего этажа, но она не могла согласиться с тем, что хоть капля отравы достанется невинным людям, которым случилось жить по соседству со злодеями.
Она вынесла пакет с мокрой тряпкой на улицу, дошла до мусорного контейнера, оттуда посмотрела на свою конструкцию и осталась довольна. У подъезда к ней подошли две немолодые женщины и спросили её, верит ли она в Бога. Она ответила, что верит, но вообще это не их ума дело. Но они пристали к ней с вопросами и настаивали на том, чтобы она взяла их книжечки про любовь.
- Вот уже и в церковь проникли, - с горечью констатировала она и облегчённо подумала, что правильно сделала, что перестала общаться с Алёшей. Хотя бы он в безопасности.
На следующий день в дверь позвонил сосед сверху. Он был подчёркнуто вежлив и попросил убрать с балкона фанеру.
- Мне уже звонили пожарники, - врал он. - По правилам пожарной безопасности захламлять балконы нельзя, вас могут оштрафовать.
- Ага, зашевелились! - значит, я всё сделала так, как надо, - мелькнуло у ней в голове. Уверенная в своей безопасности, она ответила:
- Вам, значит, стеклить можно, а мне уж и фанеркой загородиться нельзя.
- Нельзя, фанера - горючий материал. Любой попавший на балкон бычок может спровоцировать пожар.
- Кто же мне бычок-то сбросит на балкон? Уж не вы ли? Выше-то никого нет, - заметила она и закрыла дверь.
- Интересно, почему он заговорил про пожарников? - размышляла она. - Значит, они сделали вывод, что до меня им теперь не добраться, и решили сжечь меня заживо. А пожарники потом приедут и потушат, чтобы весь дом не сгорел. Какое счастье, что мы с Алёшей живём отдельно.
Она стала благодарить Бога за то, что он надоумил Алёшу разъехаться. Вспомнила, как сама этому сопротивлялась, и посетовала на свою недальновидность. Решила, что Ксюша была сыну послана ангелами, чтобы отвести беду.
Через два дня председатель кооператива снова пришёл к ней, на этот раз с каким-то мужчиной.
- Вот представитель пожарного надзора, - сказал сосед.
- Вам следует убрать с балкона листы фанеры, - объявил представитель.
- Не буду я ничего не убирать, - настаивала она. - Я бедная пенсионерка, я имею право защититься так, как могу.
- От чего это вы защищаетесь? - не понял представитель.
- От них, - она указала пальцем вверх, имея в виду в первую очередь председателя, жившего непосредственно над её квартирой.
- Я ж говорил, что она ненормальная, - вставил сосед.
- Нормальная - ненормальная, какая разница, будем принимать меры, - пожарник сделал движение в направление квартиры, но она резко захлопнула дверь. Ну вот, сейчас начнётся штурм. Впрочем, ей было уже не страшно. Она понимала, что ангелы на её стороне, значит, она не погибнет. А квартира - да пусть горит она огнём, хотя жалко, что Алёше деньги не достанутся. Она же честно хотела продать, но ей не дали.
Визжал дверной звонок, в дверь колотили. Слышались крики «Откройте!», а ей было даже смешно. Она вышла на балкон, затащила кресло обратно в комнату. Отодвинула огромный лист фанеры, и белое пятно летнего солнца ослепило ей.
- Ангелы меня спасут, - подумала она, сбрасывая с балкона теперь уже не нужную баррикаду. Кто-то внизу крикнул: «Осторожнее!», а потом раздались ругательства. Наверное, фанера кого-то зашибла, и надо было бы посмотреть вниз, но теперь уже всё равно.
- Ангелы меня спасут, - произнесла она, перегибаясь через балконную решётку. Когда она начала падать, то первой мыслью было, что ведь может подняться давление, и она тут же засмеялась несуразности своей мысли. Но ангелы задерживались, а ожидаемой радости полёта почему-то не ощущалось. Она ещё подумала, что хорошо, что она сегодня в брюках, потому что платье бы наверняка неприлично задралось, когда вдруг почувствовала резкую боль, как будто её ударили сразу по всему телу, боль, от которой хотелось кричать - но крик не получался. А потом возникла необыкновенная лёгкость, и вот они - ангелы, окружённые ярким светом, понесли её по воздуху в иные миры…
А началось всё с восемьдесят седьмом, когда Петраковым дали, наконец, квартиру, а в освободившуюся комнату въехала Морозова. Морозова ей сразу не понравилась. Сердце тут же почуяло беду, и беда не заставила себя ждать.
Сначала умерла бабуся из большой комнаты. Хоронили бабусю на гробовые, лежавшие под подушкой, и соседи немножко собрали. Родственников у бабуси не было, и теперь она с сыном Алёшей были первыми претендентами. Потому что комната у них была всего четырнадцать метров - а положено не меньше восьми на человека, они уже десять лет как стояли на очереди. А тут эта Морозова подсуетилась. Какие-то там у неё были заслуги, к тому же инвалид второй группы, - это Морозова-то инвалид! Как за комнату судиться, по судам бегать - так у неё всегда здоровья хватало. Но сколько эта мерзавка не суетилась - комнату им с Алёшей присудили. И этого Морозова простить им не могла.
Она наверняка занималась колдовством: сама ли, или к кому-то ходила, - уже неважно - но Алёша стал болеть, сильно болеть. И не то чтобы симптомы какие-то были, по которым врачи могли определить болезнь и лечить её, нет, ничего такого не было. Он вдруг стал быстро уставать, приходил бледный - а это свидетельствало о малокровии, тут и к докторам ходить не надо. По вечерам долго не мог заснуть, а по утрам вставал с трудом. Она посылала его в поликлинику - но сын говорил, что ничего не болит, что любой врач только посмеётся над этими беспокойствами. Но материнское сердце знало: Алёша болен, и болен неизлечимо.
Однажды она поделилась своими тревожными мыслями со своей школьной подругой Женей, Женя жила возле Речного вокзала, на краю города, к ней добираться целый час. Подруга накрыла стол, заварила свежего чаю, но про Алёшины болезни даже слушать не стала. Сказала, что он просто поменял образ жизни - а это тоже стресс. Мол, раньше, когда был социализм, он работал в институте, с десяти до шести, в шесть встал и пошёл домой. А теперь капитализм - он устроился на инофирму, где в затылок дышит другой желающий получать хорошую зарплату, и там работать, конечно, надо значительно больше и интенсивнее, чем в институте, и ответственность совсем другая. Поэтому, по Жениной версии, он и уставал больше.
Но она-то знала, что Женя ошибается. Алёша никогда не работал «от сих до сих», сколько раз брал переводы домой на выходные, сколько раз после шести оставался что-то доделывать.
Нет-нет, необычной была эта его усталость, и Морозова была первой подозреваемой.
Доказательства были не нужны.
Раз от соседки избавиться не было возможности, она нашла гениальный, по её мнению, выход: с Морозовой надо разъехаться. У них с Алёшей были две комнаты, у Морозовой одна, но квартира была расположена в престижном районе, в хорошем доме, стоила хороших денег. Разъезд был вполне возможен.
Морозова сразу согласилась размениваться. Ещё бы не согласиться! Ведь теперь она станет совсем бесконтрольной: за закрытой дверью будет творить свои чёрные дела. В коммуналке не очень-то разгуляешься: всё-таки постоянный контроль со стороны соседей. Вот и она Морозову раскусила.
Она поначалу хотела обратиться в агентство, которых появилось бесчисленное множество. Куда ни пойдёшь - обязательно наткнёшься на вывеску «Агентство недвижимости». Но потом ей пришла в голову простая мысль: откуда столько агентов сразу появилось? ведь раньше такой профессии не было в помине. А теперь все заявляли, что они специалисты с опытом.
Она здраво рассудила, что у этих самых агентов опыта было столько же, сколько у неё самой. Бывшие инженеры, учителя и другие квалифицированные специалисты, не способные прокормить свои семьи на пособие по безработице, двинулись на освоение капиталистических профессий. Поэтому она решила, что не Боги горшки обжигают, и стала выяснять, как происходит купля-продажи недвижимости. Сколько квартира может стоить, где взять нужные справки, куда разместить объявление и всевозможные другие вопросы она задавали в каждом агентстве, и скоро поняла, что она прекрасно справится сама.
И тут появилась Ксюша.
Откуда эта девица взялась, было совершенно непонятно. Они жили с Алёшей душа в душу, и никаких подружек у него не было, а тут вдруг появилась. Материнское сердце сразу почувствовало беду - не случайно объявилась эта Ксюша на пути её сына.
Алёшу как подменили. Он стал чужим, отстранённым и даже начал спорить. Он это называл собственным мнением, но она-то знала, что это Ксюшино мнение, а не его. А если разбираться до конца - то за Ксюшей тоже стояла Морозова, она им во всём вредила.
Отношения с Алёшей совсем разладились: он стал отстаивать своё право на частную жизнь и потребовал, чтобы разменяли комнаты на две площади: для него и для матери. Понятное дело, Ксюше нужно было не только влезть к нему в душу и в постель, но и прописаться в его квартиру. Она побежала по адвокатам - но те только руками разводили: новые законы пошли - прописка теперь ничего не значила, раз площадь в собственности.
Она понимала, что это раунд Морозовой она проиграла. Сын купил отдельную квартиру для себя, но не очень далеко от неё. Четыре остановки на автобусе по московским меркам - можно сказать, что по соседству. Новое жильё ей понравилось.
Пусть дом был блочный, а не кирпичный, а кухня маленькая - много ли ей одной нужно, - зато комната большая и с балконом. С балкона был виден лесопарк. Она иногда там гуляла, когда погода была хорошая. Соседка оказалась приятной женщиной - у неё была своя машина, и когда она ездила в большой супермаркет - так стали универсамы называться - она всегда заходила и спрашивала, что ей привезти. Она с благодарностью соглашалась и просила привезти что-нибудь тяжёлое: картошку и крупы.
А тут Алёшина командировка в Ташкент. Зачем его отправили в Ташкент - она так и не поняла. Ведь послали не по его профилю, мог бы и отказаться. Но Ксюше, которая к тому моменту уже была его законной женой, нужны были деньги, и он согласился. Она, скрепя сердце, пришла к сыну домой, уговаривала его остаться, плакала, говорила, что беду чует. А Ксюша сидела тут же и закатывала глаза, ожидая, когда свекровь, наконец уйдёт.
Свекровь ушла, и Алёша отправился в Ташкент.
А через неделю ей сообщили, что он в больнице с острым приступом аппендицита и ему предстоит срочная операция.
Она сразу поняла, зачем нужна была эта операция: лишить Алёшу возможности иметь детей. Под видом удаления аппендикса ему просто перережут семенники, и никто даже не догадается. Хорошо, если так, а не зарежут. Это же Ташкент - там они дикие люди живут, азиаты, что с них взять!
Но сделать что-нибудь она была не в силах: до Ташкента далеко, пока возьмёшь билет, пока доберёшься - уже ничего не изменишь. В отчаянии она позвонила Жене и пересказала всю ситуацию. Женя ответила подруге:
- Раз не можешь взять ситуацию под контроль - иди в церковь.
Сначала она отнеслась к этой мысли отрицательно. А потом подумала: а почему нет? Ведь кто знает, если люди верят, то, возможно, Бог есть. А если есть, то, может быть, и ей не откажет в помощи. Она быстро собралась и отправилась в ближайший храм. Ей повезло: дверь ещё не закрыли, хотя дело было к вечеру и служба уже закончилась. Она подошла к батюшке, попросила поговорить. Разговаривали они больше часа, и она ушла домой успокоенная, веря, что с Алёшей всё будет хорошо.
Она стала ходить в церковь, молиться, читать книги. Даже жить стало как-то спокойнее. Алёша приехал через месяц совершенно здоровый, загоревший на ташкентском солнце, только на животе справа остался шрам.
Она пыталась поговорить с Ксюшей, выяснить, всё ли у Алёши в порядке с его мужскими способностями, но Ксюша только вытаращила к глаза и заявила, что такие темы она обсуждать не собирается. Успокоить материнское сердце не хотела.
Ксюшу она простила - что с неё взять, ведь ещё молодая, не знает пока, что такое материнская любовь. Вот когда узнает… но узнает ли?
Она продолжала ходить в церковь и молиться за сына.
Но ведь в жизни не бывает, чтобы всё было хорошо. В подъезде выломали замок из почтового ящика. Да, писем она не получала, но что из того? Это сделали, чтобы можно было контролировать её почту. Сегодня писем нет, а завтра могут прислать. И она этого письма уже не получит. Она посетовала милой соседке, но та с улыбкой сказала, что почтовые ящики портят мальчишки, которым ничьи письма не нужны, им лишь бы похулиганить. Она ничего не ответила соседке, но подумала, что соседка с мальчишками наверняка заодно. А они выполняют чьё-то задание.
А соседка наверняка травит картошку, которую привозит ей. Как только она подумала про картошку, она сразу вспомнила, что за последний год сильно похудела. И снова её охватил ужас: со всех сторон её обложили враги.
Она прекратила общаться с соседями, выходила из дому только днём, пока большинство населения дома были на работе, никому не звонила и звонки не принимала. Но телефон не отключала - пусть знают, что она жива, раз телефон звонит.
Тогда они придумали хитроумный способ добраться до неё. Под предлогом ремонта в квартире сверху просверлили дырку в её ванную комнату и стали по ночам заливать в квартиру отравленную воду. Каждое утро она обнаруживала возле стояка дурно пахнущие жёлтые потёки. Она купила в аптеке кучу одноразовых резиновых перчаток и собирала эту отраву одноразовыми полотенцами - и потом, прочно упаковав их в полиэтиленовый пакет, относила на помойку.
- Почему ты решила, что тебя травят? - не понимал сын. - Давай сдадим эту воду на экспертизу, в конце концов, и ты убедишься, что это просто вода. Надо позвать сантехника, и пусть он заделает все дырки, из которых подтекает.
Она кивала головой, соглашалась. Но понимала, что никакая экспертиза ничего не даст. Этот сосед сверху - председатель кооператива, юрист. У него же везде связи, а сантехник всё равно сделает так, как ему председатель скажет. Любую экспертизу организует, любой результат. Потому что у него задача - отобрать у неё квартиру всеми возможными способами. И не только у неё, но и у Алёши как наследника. Поэтому ни перед чем и ни перед кем он не остановится. Это она раньше наивно думала, что, расставшись с Морозовой, она будет жить спокойно и счастливо. Никогда они не оставят её в покое, никогда. Значит, надо сделать так, что они не смогли Алёшу достать. Всё равно жизнь идёт к концу, и пора ей думать о Боге. А сыну - жить да жить счастливо с его глупой Ксюшей.
И тогда она решила продать квартиру. Квартиру продать, для себя купит где-нибудь на Украине домик - чтобы хватило лет на десять, а деньги Алёше. Может быть, Господь услышит её молитвы и они не доберутся до её сына.
Она приняла решение и снова взялась собирать информацию. Пришла в одно агентство поговорить, потом в другое, потом в юридическую консультацию. И везде, везде, где бы она не общалась со специалистами, люди воспринимали её очень странно и называли ей тысячи причин, по которым она не могла продать квартиру. То ей говорили, что по закону человек пенсионного возраста не может сам продать квартиру без разрешения органов опеки, то что гражданин России не может продать своё жильё совсем, не купив другого жилья именно в России. Эти доводы поначалу казались ей серьёзными, но каждый раз аргументы приводились разные, и это заставило её засомневаться в них. Она пришла к выводу, что все эти юристы попросту сговорились. Сговорились, чтобы помешать ей продать квартиру.
Она стала думать, зачем им это нужно. И догадалась! Они продадут квартиру сами, чтобы деньги не достались Алёше. Её саму в дом престарелых, но главное - деньги! Она поехала на другой конец города, чтобы получить консультацию юриста там, где её не ждут. Юрист, строгая дама в старых роговых очках, ей подсказала, что можно наложить запрет на продажу квартиры, и сказала, куда надо ехать.
С утра она съездила по указанному адресу и написала заявление по образцу. Девушка в окошке странно смотрела на неё и да раза спросила:
- Вы уверены, что у вас хотят украсть вашу квартиру?
Потом девушка встала со своего места и подошла к старшей, сидевшей в другом окошке. Она долго шептала ей что-то на ухо, а та только махнула рукой.
- Принимай заявление, не мудри, - сказала старшая.
И заявление приняли.
Но сердце было не на месте.
Она стала рассуждать: юристам всё давно известно. Теперь, когда она подала заявление, она сама раскрылась. Дала им понять, что ей известные их намерения. Значит, она начнут искать новые методы войны, новые способы подобрать.
Она зашла в храм, купила свечей и молитв, распечатанных на листках бумаги. Наклеила молитвы возле двери, окон и во всех местах, которые сочла опасными. Зажгла свечку и обошла с ней всю квартиру. Свечка особенно сильно зачадила возле балконной двери. И она поняла: балкон! Именно через балкон они за ней наблюдают. Если бы балкона не было - они не смогли бы расположиться на гладкой стене и разместить там свою наблюдательную технику. А на балконе это можно сделать элементарно. Значит, нужно балкон изолировать.
Она знала, как это сделать. Нашла на свалке большой кусок фанеры и установила его на балконе так, чтобы всё окно и балконная дверь были закрыты снаружи. Прижала фанеру старым креслом, чтобы не падала. Села в кресло и убедилась, что остаётся цель, через которую можно наблюдать всё, что происходит внизу, возле подъезда.
- Наверное, именно теперь они должны перейти в наступление, - подумала она и села ждать.
Она ждала целый день, но ничего не происходило. Вечером она ещё раз обошла всю квартиру с зажжённой свечой и осталась довольна тем, что свеча нигде не трещала и не чадила. Утром она в очередной раз собрала тряпкой воду в ванной комнате, упаковала её в пакет и собралась вынести на улицу. Она оделась, вышла из квартиры, огляделась и, убедившись, что никого на лестничной клетке не наблюдается, решила, что пора переходить в наступление. Она поднялась этажом выше, чтобы выжать тряпку под дверь своим соседям сверху. Мысль показалась ей гениальной, и она уже ликовала в душе. Но на следующем этаже её ожидало разочарование: глухая дверь закрывала коридор, открывавший доступ не только к квартире врагов, но и к трём другим квартирам. Конечно, можно было совершить эту диверсию против всего этажа, но она не могла согласиться с тем, что хоть капля отравы достанется невинным людям, которым случилось жить по соседству со злодеями.
Она вынесла пакет с мокрой тряпкой на улицу, дошла до мусорного контейнера, оттуда посмотрела на свою конструкцию и осталась довольна. У подъезда к ней подошли две немолодые женщины и спросили её, верит ли она в Бога. Она ответила, что верит, но вообще это не их ума дело. Но они пристали к ней с вопросами и настаивали на том, чтобы она взяла их книжечки про любовь.
- Вот уже и в церковь проникли, - с горечью констатировала она и облегчённо подумала, что правильно сделала, что перестала общаться с Алёшей. Хотя бы он в безопасности.
На следующий день в дверь позвонил сосед сверху. Он был подчёркнуто вежлив и попросил убрать с балкона фанеру.
- Мне уже звонили пожарники, - врал он. - По правилам пожарной безопасности захламлять балконы нельзя, вас могут оштрафовать.
- Ага, зашевелились! - значит, я всё сделала так, как надо, - мелькнуло у ней в голове. Уверенная в своей безопасности, она ответила:
- Вам, значит, стеклить можно, а мне уж и фанеркой загородиться нельзя.
- Нельзя, фанера - горючий материал. Любой попавший на балкон бычок может спровоцировать пожар.
- Кто же мне бычок-то сбросит на балкон? Уж не вы ли? Выше-то никого нет, - заметила она и закрыла дверь.
- Интересно, почему он заговорил про пожарников? - размышляла она. - Значит, они сделали вывод, что до меня им теперь не добраться, и решили сжечь меня заживо. А пожарники потом приедут и потушат, чтобы весь дом не сгорел. Какое счастье, что мы с Алёшей живём отдельно.
Она стала благодарить Бога за то, что он надоумил Алёшу разъехаться. Вспомнила, как сама этому сопротивлялась, и посетовала на свою недальновидность. Решила, что Ксюша была сыну послана ангелами, чтобы отвести беду.
Через два дня председатель кооператива снова пришёл к ней, на этот раз с каким-то мужчиной.
- Вот представитель пожарного надзора, - сказал сосед.
- Вам следует убрать с балкона листы фанеры, - объявил представитель.
- Не буду я ничего не убирать, - настаивала она. - Я бедная пенсионерка, я имею право защититься так, как могу.
- От чего это вы защищаетесь? - не понял представитель.
- От них, - она указала пальцем вверх, имея в виду в первую очередь председателя, жившего непосредственно над её квартирой.
- Я ж говорил, что она ненормальная, - вставил сосед.
- Нормальная - ненормальная, какая разница, будем принимать меры, - пожарник сделал движение в направление квартиры, но она резко захлопнула дверь. Ну вот, сейчас начнётся штурм. Впрочем, ей было уже не страшно. Она понимала, что ангелы на её стороне, значит, она не погибнет. А квартира - да пусть горит она огнём, хотя жалко, что Алёше деньги не достанутся. Она же честно хотела продать, но ей не дали.
Визжал дверной звонок, в дверь колотили. Слышались крики «Откройте!», а ей было даже смешно. Она вышла на балкон, затащила кресло обратно в комнату. Отодвинула огромный лист фанеры, и белое пятно летнего солнца ослепило ей.
- Ангелы меня спасут, - подумала она, сбрасывая с балкона теперь уже не нужную баррикаду. Кто-то внизу крикнул: «Осторожнее!», а потом раздались ругательства. Наверное, фанера кого-то зашибла, и надо было бы посмотреть вниз, но теперь уже всё равно.
- Ангелы меня спасут, - произнесла она, перегибаясь через балконную решётку. Когда она начала падать, то первой мыслью было, что ведь может подняться давление, и она тут же засмеялась несуразности своей мысли. Но ангелы задерживались, а ожидаемой радости полёта почему-то не ощущалось. Она ещё подумала, что хорошо, что она сегодня в брюках, потому что платье бы наверняка неприлично задралось, когда вдруг почувствовала резкую боль, как будто её ударили сразу по всему телу, боль, от которой хотелось кричать - но крик не получался. А потом возникла необыкновенная лёгкость, и вот они - ангелы, окружённые ярким светом, понесли её по воздуху в иные миры…