перечитывал Мандельштама
натолкнулся в очередной раз, перечитывая, где откроется (если открывается не там - снова ищу тем же методом, чем бы насытиться), и удивился, как хорошо. Помню, в прошлый раз так не подействовало. Тоже часть моей души, хоть и не мной созданная.
Ариост [вариант]
В Европе холодно. В Италии темно.
Власть отвратительна, как руки брадобрея.
О, если б распахнуть, да как нельзя скорее,
На Адриатику широкое окно.
Над розой мускусной жужжание пчелы,
В степи полуденной - кузнечик мускулистый,
Крылатой лошади подковы тяжелы,
Часы песочные желты и золотисты.
На языке цикад пленительная смесь
Из грусти пушкинской и средиземной спеси,
Как плющ назойливый, цепляющийся весь,
Он мужественно врет, с Орландом куролеся.
Часы песочные желты и золотисты,
В степи полуденной кузнечик мускулистый,
И прямо на луну взлетает враль плечистый...
Любезный Ариост, посольская лиса,
Цветущий папоротник, парусник, столетник,
Ты слушал на луне овсянок голоса,
А на двое у рыб ученый был советник.
О город ящериц, в котором нет души!
От ведьмы и судьи таких сынов рожала
Феррара черствая и на цепи держала -
И солнце рыжего ума взошло в глуши!
Мы удивляемся лавчонке мясника,
Под сеткой синих мух уснувшему дитяти,
Ягненку на горе, монаху на осляти,
Солдатам герцога, юродивым слегка
От винопития, чумы и чеснока
И свежей, как заря, удивлены утрате.
Старый Крым, 4-6 мая 1933. - Воронеж, 1936
Ариост [вариант]
В Европе холодно. В Италии темно.
Власть отвратительна, как руки брадобрея.
О, если б распахнуть, да как нельзя скорее,
На Адриатику широкое окно.
Над розой мускусной жужжание пчелы,
В степи полуденной - кузнечик мускулистый,
Крылатой лошади подковы тяжелы,
Часы песочные желты и золотисты.
На языке цикад пленительная смесь
Из грусти пушкинской и средиземной спеси,
Как плющ назойливый, цепляющийся весь,
Он мужественно врет, с Орландом куролеся.
Часы песочные желты и золотисты,
В степи полуденной кузнечик мускулистый,
И прямо на луну взлетает враль плечистый...
Любезный Ариост, посольская лиса,
Цветущий папоротник, парусник, столетник,
Ты слушал на луне овсянок голоса,
А на двое у рыб ученый был советник.
О город ящериц, в котором нет души!
От ведьмы и судьи таких сынов рожала
Феррара черствая и на цепи держала -
И солнце рыжего ума взошло в глуши!
Мы удивляемся лавчонке мясника,
Под сеткой синих мух уснувшему дитяти,
Ягненку на горе, монаху на осляти,
Солдатам герцога, юродивым слегка
От винопития, чумы и чеснока
И свежей, как заря, удивлены утрате.
Старый Крым, 4-6 мая 1933. - Воронеж, 1936