Лев-кавалерист
Лёва уже прилично играл на трубе и хотел стать музыкантом. А это значит - армия: там и музыка, и дармовые харчи и обмундирование. Ушёл из дома и где-то под Киевом прибился к военной части. В те времена это было просто, документов не спрашивали. (Да и не было у него никаких документов. Когда в новой жизни бумага потребовалась, его тётя вспомнила, что когда-то под рождество держала младенца Лёвушку на руках. "Так и запишем", - сказала власть: - "Дата рождения 30 июля 1910.")
Взяли 15-тилетнего Лёвку сигналистом, благо дудеть умел. Часть была кавалеристская, и "сыну полка" выдали кобылу. Строевую лошадь, а не офицерского коня, ясное дело. Такую лошадь, привыкшую идти в походном строю "голова к хвосту", вывести из колонны невозможно, как ни бейся. От этого и приключился конфуз. Как-то в походе командир приказывает: "Трубача в голову!". Офицер-адъютант передаёт приказ, а Лёвкина кляча из строя выходить отказывается. Адъютант несётся назад: "Не идёт, товарищ комполка!". В гневе, командир скачет, сопровождаемый адъютантом, в расположение музвзвода и бросает адъютанту:
- Слазь!
- Как - слазь, товарищ ком...
- Слазь, тебе говорят!
Так и достался Лёвке-трубачу адъютантский офицерский конь. Лев и Орлик стали лучшими друзьями. Конь был красавец и умница. Слушался повода с полу-намёка, брал препятствия как птица, и сам бежал в стойло, только шепни. Чужого мог и куснуть, а к хозяину неслышно подходил сзади и тыркался в плечо, требуя сахарок.
Пообвыкшись, Лёва устроил на военные харчи и младшего брата. Жили вместе в казарме: Шурка как сигнальщик-воспитанник, Лев уже как полноправный трубач военного оркестра.
Прошло несколько лет, и братья оказались под Москвой, в Хамовниках, в составе 62-го кавалерийского полка. Такую удачу нельзя было упускать, и Лев, которого подмывало учиться, взял увольнительную и поехал в город. Там он нашёл Музыкальное училище им. Глазунова и обратился к И.А. Василевскому, великолепному педагогу и трубачу, артисту оркестра Большого театра. Интеллигентный, добрейший Иван Антонович и не подозревал, что открывая дверь двадцатилетнему лысому с иголочки одетому красноармейцу, он впускает в свою жизнь не одного, а троих...
В 1931 г. Льва как талантливого, подающего надежды музыканта направили учиться в консерваторию, где открылся военно-дирижёрский факультет. Факультет хоть и специальный, но всё-таки Московская гос. консерватория им. П.И. Чайковского - высшее учебное заведение. Понятно, первым делом "испытания по теории музыки и сольфеджио" и по игре на специальном инструменте и фортепиано, затем "собеседование по музыкально-историческим вопросам и испытание по обществоведению". Но последние два дня пятидневного марафона - экзамены по русскому языку и литературе и по математике, а напоследок ещё и по физике и химии. А Лев, считай, малограмотный. То есть, читать он умел и даже писал почти без ошибок (спасибо абсолютному слуху), но в школе-то за партой ни дня не сидел и с математикой-физикой-химией не встречался. Не довелось как-то.
В общем, нарисовался кавалеристу по общеобразовательным дисциплинам полный ноль. Несмотря на это в консерваторию Льва зачислили. Спас его профессор Табаков, будущий Лёвкин педагог. На заседании приёмной комиссии он заявил: "Если мы таких музыкантов не будем брать в консерваторию, то для чего же мы существуем?"
Взяли 15-тилетнего Лёвку сигналистом, благо дудеть умел. Часть была кавалеристская, и "сыну полка" выдали кобылу. Строевую лошадь, а не офицерского коня, ясное дело. Такую лошадь, привыкшую идти в походном строю "голова к хвосту", вывести из колонны невозможно, как ни бейся. От этого и приключился конфуз. Как-то в походе командир приказывает: "Трубача в голову!". Офицер-адъютант передаёт приказ, а Лёвкина кляча из строя выходить отказывается. Адъютант несётся назад: "Не идёт, товарищ комполка!". В гневе, командир скачет, сопровождаемый адъютантом, в расположение музвзвода и бросает адъютанту:
- Слазь!
- Как - слазь, товарищ ком...
- Слазь, тебе говорят!
Так и достался Лёвке-трубачу адъютантский офицерский конь. Лев и Орлик стали лучшими друзьями. Конь был красавец и умница. Слушался повода с полу-намёка, брал препятствия как птица, и сам бежал в стойло, только шепни. Чужого мог и куснуть, а к хозяину неслышно подходил сзади и тыркался в плечо, требуя сахарок.
Пообвыкшись, Лёва устроил на военные харчи и младшего брата. Жили вместе в казарме: Шурка как сигнальщик-воспитанник, Лев уже как полноправный трубач военного оркестра.
Прошло несколько лет, и братья оказались под Москвой, в Хамовниках, в составе 62-го кавалерийского полка. Такую удачу нельзя было упускать, и Лев, которого подмывало учиться, взял увольнительную и поехал в город. Там он нашёл Музыкальное училище им. Глазунова и обратился к И.А. Василевскому, великолепному педагогу и трубачу, артисту оркестра Большого театра. Интеллигентный, добрейший Иван Антонович и не подозревал, что открывая дверь двадцатилетнему лысому с иголочки одетому красноармейцу, он впускает в свою жизнь не одного, а троих...
В 1931 г. Льва как талантливого, подающего надежды музыканта направили учиться в консерваторию, где открылся военно-дирижёрский факультет. Факультет хоть и специальный, но всё-таки Московская гос. консерватория им. П.И. Чайковского - высшее учебное заведение. Понятно, первым делом "испытания по теории музыки и сольфеджио" и по игре на специальном инструменте и фортепиано, затем "собеседование по музыкально-историческим вопросам и испытание по обществоведению". Но последние два дня пятидневного марафона - экзамены по русскому языку и литературе и по математике, а напоследок ещё и по физике и химии. А Лев, считай, малограмотный. То есть, читать он умел и даже писал почти без ошибок (спасибо абсолютному слуху), но в школе-то за партой ни дня не сидел и с математикой-физикой-химией не встречался. Не довелось как-то.
В общем, нарисовался кавалеристу по общеобразовательным дисциплинам полный ноль. Несмотря на это в консерваторию Льва зачислили. Спас его профессор Табаков, будущий Лёвкин педагог. На заседании приёмной комиссии он заявил: "Если мы таких музыкантов не будем брать в консерваторию, то для чего же мы существуем?"