Последний день Красного Кирпичника
В Красном Кирпичнике доламывают последний жилой дом, тот, который на асфальтированном участке улицы стоял, Приреченская 14. Сегодня утром ехала и пофотографировала, но после перемотки пленки увидела, что в "Смене" сломалась возвратная пружинка диафрагмы. Так что пленка засвечена, и даже снимков у меня не осталось. Может, оно и к лучшему.
Лето позапрошлого года. Август, жара. Наши поздние яблоки еще не созрели, как следует, и картошку еще рано копать, поэтому я еду с дачи налегке. В рюкзаке на багажнике фотоаппарат и букет полевых цветов, пополняемый по дороге. Я объезжаю их столбики с натянутой проволокой, маскировочную сетку и таблички "Опасная зона". На лоб себе такие таблички прибейте, идиоты. Вас звали сюда? А я тут всю жизнь.
Проезжаю мимо заросших бузиной окон первого этажа, останавливаюсь у подъезда, пислоняю вел к стене. Прежде, чем войти, зачем-то смотрю вверх, в пустые окна третьего этажа, как будто там меня может кто-то ждать. Читаю номер аварийной газовой службы при входе в подъезд, начинающийся на исторические цифры нашего района -- "481". Теперь и номеров-то таких не осталось, сменили на "65*". Медленно поднимаюсь по леснице, ведя рукой по стене. На третьем этаже захожу в одну из квартир, сажусь на подоконник. Ни батарей, ни сантехники, ни розеток с выключателями здесь не осталось уже давно, это ведь далеко не Припять. Разве что газеты, наклеенные на стены под отставшими теперь обоями, могут рассказать что-нибудь интересное про то время, когда здесь еще жили. Фотографирую вид из окна -- скучный вид, в окно видны переросшие, давно не стриженные, тополя и такой же пустой дом напротив. Те, кто жил в этой квартире, наверное, умирали от тоски при взгляде из окна. Смешная шутка, да. К тополю почти напротив окон третьего этажа прибиты несколько скворечников. Люди уехали отсюда, и скворцы здесь тоже давно не живут.
На лестнице слышен шум, шаги по кирпичной крошке, команды типа "двое за мной, остальные -- в соседний подъезд, занять оборону". Ну все, не дают мне побыть здесь в одиночестве, надо уходить. Оглянувшись напоследок, выхожу из квартиры, постояв несколько секунд на площадке, лекго ссыпаюсь по лестнице. Между первым и вторым этажами мы сталкиваемся нос к носу -- тяжело дышащие пейнтболисты в камуфляже, бронежилетах, защитных зеркальных масках, почти как у сварщиков, полностью скрывающих лица, с устаршающими винтовками, или как там правильно называются их игрушки, и я -- в спортивных тапочках на босу ногу, в майке и шортах. И легкомысленно болтаю фотоаппаратом, ремешок которого намотан на запястье.
Мы посмотрели друг на друга, как инопланетяне, точнее, посмотрела я, а их глаз под масками было не разглядеть, и бочком разошлись, ничего друг другу не сказав. У меня такое ощущение, что мы и слов-то не знаем, понятных друг другу.
Отныне ничего этого не будет. Все осталось только в моей памяти.
Лето позапрошлого года. Август, жара. Наши поздние яблоки еще не созрели, как следует, и картошку еще рано копать, поэтому я еду с дачи налегке. В рюкзаке на багажнике фотоаппарат и букет полевых цветов, пополняемый по дороге. Я объезжаю их столбики с натянутой проволокой, маскировочную сетку и таблички "Опасная зона". На лоб себе такие таблички прибейте, идиоты. Вас звали сюда? А я тут всю жизнь.
Проезжаю мимо заросших бузиной окон первого этажа, останавливаюсь у подъезда, пислоняю вел к стене. Прежде, чем войти, зачем-то смотрю вверх, в пустые окна третьего этажа, как будто там меня может кто-то ждать. Читаю номер аварийной газовой службы при входе в подъезд, начинающийся на исторические цифры нашего района -- "481". Теперь и номеров-то таких не осталось, сменили на "65*". Медленно поднимаюсь по леснице, ведя рукой по стене. На третьем этаже захожу в одну из квартир, сажусь на подоконник. Ни батарей, ни сантехники, ни розеток с выключателями здесь не осталось уже давно, это ведь далеко не Припять. Разве что газеты, наклеенные на стены под отставшими теперь обоями, могут рассказать что-нибудь интересное про то время, когда здесь еще жили. Фотографирую вид из окна -- скучный вид, в окно видны переросшие, давно не стриженные, тополя и такой же пустой дом напротив. Те, кто жил в этой квартире, наверное, умирали от тоски при взгляде из окна. Смешная шутка, да. К тополю почти напротив окон третьего этажа прибиты несколько скворечников. Люди уехали отсюда, и скворцы здесь тоже давно не живут.
На лестнице слышен шум, шаги по кирпичной крошке, команды типа "двое за мной, остальные -- в соседний подъезд, занять оборону". Ну все, не дают мне побыть здесь в одиночестве, надо уходить. Оглянувшись напоследок, выхожу из квартиры, постояв несколько секунд на площадке, лекго ссыпаюсь по лестнице. Между первым и вторым этажами мы сталкиваемся нос к носу -- тяжело дышащие пейнтболисты в камуфляже, бронежилетах, защитных зеркальных масках, почти как у сварщиков, полностью скрывающих лица, с устаршающими винтовками, или как там правильно называются их игрушки, и я -- в спортивных тапочках на босу ногу, в майке и шортах. И легкомысленно болтаю фотоаппаратом, ремешок которого намотан на запястье.
Мы посмотрели друг на друга, как инопланетяне, точнее, посмотрела я, а их глаз под масками было не разглядеть, и бочком разошлись, ничего друг другу не сказав. У меня такое ощущение, что мы и слов-то не знаем, понятных друг другу.
Отныне ничего этого не будет. Все осталось только в моей памяти.