Женская проза (Бьёт Полину мама по щекам)
Оригинал взят у staroverov1 в Женская проза (Бьёт Полину мама по щекам)
Мечтательно Полина
В ночном дезабилье
Разбитое пьянино
Терзает в полумгле.
<…>
В полуослепшем взоре
Воспоминаний дым,
Гардемарин, и море,
И невозвратный Крым.
(за эпиграф спасибо Андрею Белому; без эпиграфа никак невозможно, а вот без Андрея Белого вполне можно обойтись; строчка про #ЗатоКрымНаш вышла случайно и потому посвящается пациентами с различными нарушениями мозговой деятельности)
Нет ничего лучше женской прозы. Посетив месячные бесплатные курсы "Гендер для бедных" дамы с приливами и отливами в голове садятся писать романы (в крайнем случае - повести; рассказы - это стрёмно). Главное в таких текстах - отсутствие структуры, сюжета и мысли как пережитков девятнадцатого века. Не исключено, что женскую прозу создают специально обученные мужчины (возможно, совсем ничему не обученные и не совсем мужчины). Писать надо быстро, нелогично, ничего не исправлять, путать эпос с драмой, а все фабульные нестыковки называть "потоком бессознательного". В приводимые врагами примеры женщин - прекрасных стилистов и рассказчиков не верить, называть подобные вещи фальсификацией истории, а слово "новелла" считать провокацией аки призыв палестинскому арабу нарастить крайнюю плоть и признать право Израиля на существование. Главное - не думать, и всё у вас получится. Поехали.
* * * * * * * *
Полина жила толстозадой девицей, отчего безмерно страдала и пила каждый день.Вот и сегодня наша бедная героиня сидит в одних трусиках перед наполовину пустым (а, значит, наполовину полным) стаканом, стонет, трясёт головой, будто пытаясь стряхнуть на стол свою перхоть и боль.
-- Полина, ты слишком много пьёшь, - говорит старая несчастная мать. - Не обоссышься?
-- А ты не обосрёшься? - Отвечает Полина и получает шлепок по губам. - Дура! Не надо было рожать меня! Мир чёрный, я в нем не орден… ориен…тьфу…тируюсь, всё время натыкаюсь на препятствия. Вещи. Предметы. Людей.
-- Это потому что ты пьёшь.
-- Я не пью мама, в меня уже не лезет, я даже кушать не могу.
-- Надо говорить "есть". Нет слова "кушать".
-- Кушать. Сегодня меня ланчевали.
-- Что делали?
-- Ну, ланч у нас был в нашей православной столовой, манную кашу давали, а каша на воде и комкастая. Я её под крышку стола намазываю, чтоб никто не видел, а она отваливается, всё платье в каше.
-- Ты ведёшь себя, как маленькая.
-- Я и есть маленькая, мама. Разве я большая?
-- Маленькая ты моя девочка, - мать обнимает Полину, дует на волосы. - Что за гадость?
-- Это перхоть, мама, перхоть. Никакой шампунь не помогает.
-- Как же ты живёшь, как ты можешь так жить?
-- А никак я не живу! - Кричит Полина и бежит к старому разбитому пианино, ударяет по клавишам, звуки выходят похабные. - Почему ты не отдала меня в музыкалку, мама?
-- Я пыталась. Но у тебя же не было слуха, голоса и усидчивости, на редкость расторможенная была девочка.
-- А! Надо! Было! Насрать! - Полина бьёт по клавишам, мама затыкает уши и выбегает из комнаты, захлопнув дверь.
-- Я больше не буду, - мурлычет Полина, подойдя к двери. - Мама, а ко мне сегодня приставал… один человек. Я думала, что никому я не нужна… А он… Короче, сижу я в туалете, и тут Артём врывается, а я без трусов. Он к стенке меня прижал, сам штаны снимает, говорит: "Посмотри, какой у меня".
-- Что было? - Дверь распахнулась моментально.
-- Ну, показал.
-- А сколько лет этому Артёму? - Мать стояла, покачиваясь.
-- Сколько, сколько. Столько же, сколько и мне. Да ты не бойся, мама, у него не стоИт.
-- Сволочь! Как ты смеешь такие гадости говорить? - Бьёт Полину мама по щекам.
-- А ты про папу так же говорила. Ну, когда он уехал навсегда в командировку… с этой… кудрявой… белой…
-- У папы стоял! - Бьёт Полину мама по щекам.
-- Мама, а как это, когда стоит? Что должно стоять?
-- Девочка моя, - бормочет мама, - ничего не должно стоять. Ты меня извини, я… такая нервная в последние дни. Допивай своё молоко и иди уже спать. Поздно, завтра опять опоздаешь в детский сад.
-- Все в сад, - бормочет Полина уже в подушку, моментально засыпает, из уголка капризного рта вытекают две капли слюны, как и у многих других маленьких девочек пяти с половиной лет.
Мечтательно Полина
В ночном дезабилье
Разбитое пьянино
Терзает в полумгле.
<…>
В полуослепшем взоре
Воспоминаний дым,
Гардемарин, и море,
И невозвратный Крым.
(за эпиграф спасибо Андрею Белому; без эпиграфа никак невозможно, а вот без Андрея Белого вполне можно обойтись; строчка про #ЗатоКрымНаш вышла случайно и потому посвящается пациентами с различными нарушениями мозговой деятельности)
Нет ничего лучше женской прозы. Посетив месячные бесплатные курсы "Гендер для бедных" дамы с приливами и отливами в голове садятся писать романы (в крайнем случае - повести; рассказы - это стрёмно). Главное в таких текстах - отсутствие структуры, сюжета и мысли как пережитков девятнадцатого века. Не исключено, что женскую прозу создают специально обученные мужчины (возможно, совсем ничему не обученные и не совсем мужчины). Писать надо быстро, нелогично, ничего не исправлять, путать эпос с драмой, а все фабульные нестыковки называть "потоком бессознательного". В приводимые врагами примеры женщин - прекрасных стилистов и рассказчиков не верить, называть подобные вещи фальсификацией истории, а слово "новелла" считать провокацией аки призыв палестинскому арабу нарастить крайнюю плоть и признать право Израиля на существование. Главное - не думать, и всё у вас получится. Поехали.
* * * * * * * *
Полина жила толстозадой девицей, отчего безмерно страдала и пила каждый день.Вот и сегодня наша бедная героиня сидит в одних трусиках перед наполовину пустым (а, значит, наполовину полным) стаканом, стонет, трясёт головой, будто пытаясь стряхнуть на стол свою перхоть и боль.
-- Полина, ты слишком много пьёшь, - говорит старая несчастная мать. - Не обоссышься?
-- А ты не обосрёшься? - Отвечает Полина и получает шлепок по губам. - Дура! Не надо было рожать меня! Мир чёрный, я в нем не орден… ориен…тьфу…тируюсь, всё время натыкаюсь на препятствия. Вещи. Предметы. Людей.
-- Это потому что ты пьёшь.
-- Я не пью мама, в меня уже не лезет, я даже кушать не могу.
-- Надо говорить "есть". Нет слова "кушать".
-- Кушать. Сегодня меня ланчевали.
-- Что делали?
-- Ну, ланч у нас был в нашей православной столовой, манную кашу давали, а каша на воде и комкастая. Я её под крышку стола намазываю, чтоб никто не видел, а она отваливается, всё платье в каше.
-- Ты ведёшь себя, как маленькая.
-- Я и есть маленькая, мама. Разве я большая?
-- Маленькая ты моя девочка, - мать обнимает Полину, дует на волосы. - Что за гадость?
-- Это перхоть, мама, перхоть. Никакой шампунь не помогает.
-- Как же ты живёшь, как ты можешь так жить?
-- А никак я не живу! - Кричит Полина и бежит к старому разбитому пианино, ударяет по клавишам, звуки выходят похабные. - Почему ты не отдала меня в музыкалку, мама?
-- Я пыталась. Но у тебя же не было слуха, голоса и усидчивости, на редкость расторможенная была девочка.
-- А! Надо! Было! Насрать! - Полина бьёт по клавишам, мама затыкает уши и выбегает из комнаты, захлопнув дверь.
-- Я больше не буду, - мурлычет Полина, подойдя к двери. - Мама, а ко мне сегодня приставал… один человек. Я думала, что никому я не нужна… А он… Короче, сижу я в туалете, и тут Артём врывается, а я без трусов. Он к стенке меня прижал, сам штаны снимает, говорит: "Посмотри, какой у меня".
-- Что было? - Дверь распахнулась моментально.
-- Ну, показал.
-- А сколько лет этому Артёму? - Мать стояла, покачиваясь.
-- Сколько, сколько. Столько же, сколько и мне. Да ты не бойся, мама, у него не стоИт.
-- Сволочь! Как ты смеешь такие гадости говорить? - Бьёт Полину мама по щекам.
-- А ты про папу так же говорила. Ну, когда он уехал навсегда в командировку… с этой… кудрявой… белой…
-- У папы стоял! - Бьёт Полину мама по щекам.
-- Мама, а как это, когда стоит? Что должно стоять?
-- Девочка моя, - бормочет мама, - ничего не должно стоять. Ты меня извини, я… такая нервная в последние дни. Допивай своё молоко и иди уже спать. Поздно, завтра опять опоздаешь в детский сад.
-- Все в сад, - бормочет Полина уже в подушку, моментально засыпает, из уголка капризного рта вытекают две капли слюны, как и у многих других маленьких девочек пяти с половиной лет.