Про детско-фашистское вероломство
Во исполнение самопровозглашенного кризиса полутора лет, Эрнестик объявил нам с женой этот, как его там, холокост. Судя по оперативным картам врага, истреблению подлежим в основном мы с женой. Няня Света - благоразумная пакость - сказалась занятой семейными делами и смоталась, бросив нас на две нескончаемые недели. Наверное, завещание писать. Так что мы теперь, как не скажет один мой армянский друг, "совсем без света".
По ночам из нашей квартиры доносится рёв пикирующего Юнкерса - это раздосадованный нашим нежеланием веселиться и скакать как обезьяна вражеский малыш заходит на очередной вираж, бросает бомбу и любуется произведенными разрушениями. Мы паникуем и бестолково бегаем по окопам. Жена, прикрывая наготу обгоревшими лохмотьями и размазывая сажу по лицу, несколько раз выходила из руин с поднятыми руками и умоляла остановить агрессию. Блистательное и надменное золотце злорадно лыбилось, получше прицеливалось и открывало огонь из автоматической пушки. Подбитая мать, дымя мотором, с рёвом и плачем падала где-то в тылу наших позиций.
Сначала мы думали что у нас вероломно родился злодей и людоед. Но потом он нам это доказал. Доедая отца, он требует у матери еще и сосиску. Если мы пытаемся ввести против него санкции, людоед-эскалатор включает морской ревун, танковую сирену и сигнал тревоги ГО одновременно. Мир становится на свои места. Мы с женой плетёмся, подняв обмороженные руки и шаркая украденными калошами, бормоча как молитву вычитанное в детстве заклинание: "Мсье, же не манж па сис жур, умоляю вас, только не кубиком в глаз…"
Наши бабушки-союзники тянут-потянут с открытием второго фронта. Обещания и нелепые отговорки - на высшем уровне. Наши дипломаты сбились с ног и языка, прося хоть на пару часов взять на себя тяготы детской оккупации. От нас отбояриваются небольшим лэнд-лизом - чай, пирожки, необходимые свистульки и устные сочувствия нам передают с дипкурьерами, а на передовую даже в гости не заходят. Тыловые крысы, я считаю. "Хорошо устроились", - стиснув зубы шипит жена.
А вообще, мы с женой ошибались. Мы опять обвинили Эрнестика вместо того, чтобы поставить ему памятник. Типа известного монумента - гигантский мальчик с гордым взором, в развевающемся плаще-накидке, в одной руке сжимает опущеный меч, а другой нежно прижимает к груди маленького папу и маму. Было бы круто. Благодарные потомки носили бы к его подножию свежие сосиски.
Так вот, мы ошибались. Эрнестик нас воспитывает и закаляет. Няни у вас нихт? Ай-я-яй, какое горе, какие мы цацы! Как бы говорит он. Фы есть слабый народишко, вас надо пуф-пуф! Фаш командир есть дурак, ваш баба иметь слишком нерфный окончание. Фойя!!!
Только на детском расстреле мы с женой почувствовали, как внутри нас просыпается пресловутый русский медведь, которого лучше не будить. Обняв друг друга, сказав "прости меня, брат", мы с женой вчера пошли в последнюю страшную в своей безумной обреченности атаку. В порыве отчаянной храбрости мы бежали на бронированные орды оккупанта босыми ногами, в почерневших от фломастеров руках сжимали кто машинку, кто простого русского зайца. Пьянящая удаль перекрывала педагогическое мастерство и выучку. И знаете что, - мы победили! Мы выиграли это страшное сражение! Почти. Спать, конечно, Эрнестик отказался, сказав традиционное - "уй". Но посмотрел на нас с интересом. Это ли не победа! Это ли не повод для салюта! Бравые и красивые, мы кидали описанные штанишки врага прямо на брусчатку ванной комнаты, прямо перед грозным и гордым ликом стиральной машины. Мы сплотились. Мы сила. Мы - великий народ!!!
Но тут из-за спины послышалось вкрадчивое и игривое: "пуф-пуф"…
Вопрос к знающим людям: если человек хочет умереть, но героем, ему надо брать справку из паспортного стола?