Как я был саженцем
К бабушкам-старушкам я отношусь с обречённым почтением. Они меня тоже любят и тянутся. В результате в моей жизни геронтолиц присутствует раза в три больше, чем полагается среднестатистическому россиянину.
Стать заводчиком стаи племенных бабушек я не стремился. Я вообще не понимаю, откуда они столь неисчерпаемо берутся. И если раньше я ещё как-то пытался вникнуть в сложные схемы добычи старушек, то теперь расслабился и к появлению каждой новой особи отношусь вздыхательно-неизбежно.
Бабульки, меж тем, блистают разнообразием не тусклее, чем животный мир того же Мадагаскара. Кого только у нас не водится: актрисы, аферистки, суровые труженицы, многомужницы, путешественницы, одинокие страдалицы и т.д.
Но была у меня одна особенно яркая звезда. Она мне досталась по линии моей вдовы, то есть первой жены.
В юности бабушка дальновидно имела папу и мужа. Папа владел огромными поместьями-садами, слыл большим трудягой, знатоком своего дела и талантливым бизнесменом. Муж тоже оказался под стать тестю и они быстро поладили. Затем пришла революция, голод, продразверстка и всё, что с этим связано. Юная бабуля не придумала ничего лучшего, как сдать отца и мужа с потрохами чекистам и на этом фоне начать карьеру пламенного большевика. Под занавес бабушка дослужилась таки до должности парторга крупного стратегического предприятия. Не знаю уж, кого она там ещё принесла в жертву идеям равенства и братства.
К моменту моего знакомства с неоднозначной бабулей, она имела приличную пенсию, кучу почётных грамот, непреклонность коммуниста-истерика по любому бытовому вопросу и медицинский диагноз, сложно объясняющий отсутствие головы на плечах.
Признаюсь, отдельные моменты её бессовестной жизни меня восхищали. Она, например, подзабыла слово «автомобиль». И заменила его на слово «лошадь». Так вот, для поездки в больницу бабуля требовала вызвать ей персональную лошадь. Слово «персональное» засело в её пламенных мозгах навечно.
На кассе магазина, куда она ходила за молоком и хлебушком, вместо денег бабушка со значением предъявляла партбилет и пока продавщица искала упавшую челюсть, с достоинством уходила в светлую даль. Благо директор этого магазина оказалась знакомой и я договорился, что буду заранее оплачивать бабулькины номенклатурные привилегии. И чтобы в будущем за номер с партбилетом продавщицы не расчленяли живущую в своем причудливом мире старушку.
Было ещё много чего. В целом, я старался оберегать бабулькины устои и адаптировать мир к её партийно-маразматичным прибабахам. За это однажды бабушка поступила со мной по совести.
Как-то раз бабуля собралась навестить свою уже лет пять как покойную сестру в соседней республике. Как на грех, в тот момент дома оказался я один и мне нужно было собираться на концерт - тогда я был молодым и верящим в прекрасное музыкантом. Понятное дело, бабушку с её инициативой я стал мягко заворачивать. Отвлекал как мог - мы сели поперекладывали её почётные грамоты, я даже подарил ей в коллекцию свои школьные. Бабуля на какое-то время отвлеклась, занятая новыми игрушками. Но потом опять стала прорываться к двери и я понял, что её уже ничто не остановит. Только карательные органы.
Я позвонил товарищу-менту и попросил его в срочном порядке забежать ко мне и испугать бабушку хотя бы на время концерта. Товарищ, конечно, поржал над моим горем, но прибыл оперативно.
И тут, как говорят американские проповедники, произошло о-чудо. Наша посвистывающая головой красавица мгновенно исцелилась от своих мозговых проблем. При общении с товарищем-карателем она демонстрировала чудеса благоразумия, адекватности и логики. А затем милая старушка меня сдала - грубо, вероломно и бесповоротно. Она сообщила, что я веду противоморальный образ жизни, ругаю матом её и существующий строй, за ужином говорю гадости про милицию и применяю физические угрызения к заслуженному партийному работнику. Да что там говорить, моя жестокость и бесстыдство стали в доме легендой. А ещё я курю. И пью. И дерусь с подельниками-уголовниками, когда сильно проиграюсь в буру проституткам.
Немая сцена. Товарищ-мент смотрит на меня с подозрением. Бабушка из-за его спины корчит рожи, а я чувствую, как превращаюсь в преступника.
В последний момент я всё же перехватил инициативу - сцапал товарища за форменный воротник, утащил в отдельную комнату, где и вытряхнул его из старушачьего гипноза энергичным вопросом «Ты идиот?!». А потом мы с ним быстренько разработали план моей эвакуации на концерт.
Пока я надевал концертный смокинг, товарищ объяснил бабуле, что за все мои прегрешения перед ней и перед родиной, он забирает меня в тюрьму. И что бабушка должна обязательно дождаться родственников, чтобы сообщить им о моей жалкой участи. А уж потом ехать куда ей заблагорассудится.
Бабуля поняла, что с моей посадкой она немного перегнула. Но не в том смысле, что ей меня стало жаль, а потому, что родственники обязательно припомнят ей её девичьи шалости и могут жестоко наказать. Например, запретить ходить на собрания ветеранов.
В общем, бабушка стала упрашивать товарища-мента не применять ко мне столь сурового наказания как тюрьма и кандалы, а отдать, например, ей меня на поруки. Даже товарищ-мент остолбенел от такой наглости. Впрочем, длилось всё это не долго - вяло поинтересовавшись пару раз насчет моей амнистии, бабушка как-то смиренно вздохнула и, обернувшись ко мне, произнесла великую фразу: «Раз нельзя, так нельзя. Ну... прош-шай...»
Пы. Сы. Особую пикантность ситуации придавали смокинг, в котором я ушёл сидеть в тюрьму, и совершенно офигевший от ситуации товарищ-мент, мотающий башкой как болонка и приговаривающий, что на его ментовском веку он повидал, конечно, всякого, но чтоб такого...