Про любовь, компот и педагогику
У меня есть друг. Он борец-вольник, бандит и душка. Мы познакомились давным-давно в спортивном лагере. Я приехал туда скрашивать досуги молодых идиотов в качестве педагога-затейника, а мой будущий друг с напарником, уже выйдя на тот момент из пионерского возраста но будучи серьёзными спортсменами, жили в лагере на полулегальном положении. То есть все делали вид, что двух громадных волосатых шкафов не существует. И что две лучшие кровати в детском корпусе пустуют.
Любому взрослому товарищи борцы могли без труда отломать что угодно, зевнув при этом от скуки. Поэтому все взрослые - начиная от охранника и заканчивая директором лагеря - с ними не связывались. Единственные, кто имели над ними власть - это дети. Им спортмены прощали решительно всё. Меня это до сих пор и удивляет, и восхищает.
Так вот, захожу я по приезду в столовую лагеря. Везде сидят дети, а в углу, за отдельным столиком, возвышаются два коротко стиженных утёса. Лениво двигая челюстями-наковальнями они вкушают из детских тарелок. А у самих кулаки размером с кастрюлю со щами. Своей живописнстью картина напоминала ильфо-петровский собес с Яковлевичами и Эмильевичем.
Вдруг к ним подбегает такой, знаете, шкидовский Мамочка, хватает со стола два их стакана с компотом, кричит «Хер вам, а не компот!» и удаляется, виляя тощим задом.
Утёсы как-то обречённо вздохнули, но не сказали ни слова.
Меня, как молодого педагога, этот безобразная сцена рэкета возмутила. Когда Мамочка с отжатым у борцов компотом поравнялся со мной, я педагогично взял ситуацию и его ухо в свои руки и направился к борцам. Мамочка орал, извивался и ругался матами. Но компот вернул. После чего я донес до него несколько простых правил поведения в обществе, уважения к старшим и подарил волю.
Утёсы за всё это время не произнесли не слова. Они перестали жевать и окаменели с полуразинутыми ртами. Но затем кое-как всё же стали размораживаться.
По их растеряно-обалдевшему виду я понял, что грубо нарушил какой-то странный сложившийся порядок вещей.
Поначалу я подумал, что меня убьют. Нечаянно. Или нарочно. Мне, признаться, до сих пор это не принципиально. Ну, думаю, если уж суждено помереть будучи придавленным каменной глыбой - то надо постараться, чтобы меня запомнили великим педагогом. Хотя бы этот сволочь-Мамочка.
В общем, я пошел в свою последнюю отчаянную атаку и стал ругаться на борцов. Я обвинил их в отравлении молодых детских душ ядом вседозволенности, попустительстве воровству у ближнего и пассивном поощрении порочных жизненных принципов.
Борцы опять застыли. На этот раз надолго. Ругаясь и выбрасывая из себя слова «педагогика», «ответственность за любого ребенка», «Песталоцци», «Хер вам, а не компот!», я попятился задом к выходу. У меня появился реальный шанс остаться живым. Честно скажу, на тот момент это мне понравилось куда больше, чем окочуриться педагогом-героем.
Дело было в обед. А в ужин борцы меня подкараулили, бережно сцапали и усадили к себе за стол.
Речь держал мой будущий друг. Он сказал, что сначала они захотели меня стукнуть. Больно. За то, что я обижаю детей. Но потом я открыл им целый мир. Оказывается, что я не обижаю, а делаю детям благо. Они весь день думали об этом. И пришли к выводу, что я прав. И теперь, если я не против, они будут со мной советоваться, как им себя вести с детьми. Потому что детей они любят...
С тех пор прошло лет двадцать. Мы с другом живем разными жизнями и видимся редко. За эти годы с ним много чего было. В расхристанные 90-е он ездил с автоматом на заднем сидении. Были стрелки, кидняки, смерти близких, потом бизнес, снова кровь, легализация себя и т.д. Но во всём этом кроваво-криминальном мареве он умудрился не растерять своё удивительное хрустально-бережное отношение к детям.
На днях видел его, гуляющим с коляской. Девочка. Есть еще сын. Уверен, они счастливы...