Четыре пианиста
Посмотрел записанные по «Культуре» концерты четырех пианистов - Бренделя, Микеланджели, Горовица и Гульды. Первого и последнего затем стёр: Брендель исполнял 3-й концерт Бетховена академично/привычно и вяло, а импозантный Фридрих Гульда был чрезмерно артистичен в одновременном дирижировании и фортепианном исполнении концертов Моцарта - масса личного обаяния, но как-то уже и не до музыки. Слишком публичная игра.
Московский концерт весьма пожилого Горовица (1986) оставил двойственное впечатление. Первые пьесы (Скарлатти и Моцарта) он играл очень проникновенно - с любовью к этой музыке, которая, по-видимому, соответствовала тогдашнему состоянию его души. А вот прелюдии Рахманинова (в особенности № 12) и этюд Скрябина, по моему ощущению, были сыграны безлично, на прежнем мастерстве, но не более - как артистическая дань московской публике, ждавшей неких «русских откровений» от великого соотечественника-эмигранта.
Микеланджели (1981, Лугано) играл сонату ля минор Шуберта и четыре баллады Брамса. Все эти вещи я слушал впервые, в готовности к преодолению трудностей восприятия. Но преодоления не было. Напротив, сразу же возник устойчивый, но необычный интерес, который увлекает и одновременно завораживает свободой, возникающей от необязательности этого интереса. Не буду даже пытаться анализировать впечатлившие меня произведения и игру Микеланджели, отмечу лишь то, что этот артист был самым ярким и совершенно независимым от публики.
Московский концерт весьма пожилого Горовица (1986) оставил двойственное впечатление. Первые пьесы (Скарлатти и Моцарта) он играл очень проникновенно - с любовью к этой музыке, которая, по-видимому, соответствовала тогдашнему состоянию его души. А вот прелюдии Рахманинова (в особенности № 12) и этюд Скрябина, по моему ощущению, были сыграны безлично, на прежнем мастерстве, но не более - как артистическая дань московской публике, ждавшей неких «русских откровений» от великого соотечественника-эмигранта.
Микеланджели (1981, Лугано) играл сонату ля минор Шуберта и четыре баллады Брамса. Все эти вещи я слушал впервые, в готовности к преодолению трудностей восприятия. Но преодоления не было. Напротив, сразу же возник устойчивый, но необычный интерес, который увлекает и одновременно завораживает свободой, возникающей от необязательности этого интереса. Не буду даже пытаться анализировать впечатлившие меня произведения и игру Микеланджели, отмечу лишь то, что этот артист был самым ярким и совершенно независимым от публики.