В Воронеже
24 или 25 июня Осип и Надежда Мандельштамы приехали - сами, без конвоя - в Воронеж, где остановились в гостинице «Центральная», что на проспекте Революции.
Здесь им предстояло прожить неполные три года - до середины мая 37-го. Годы, плотно заполненные всем, чем угодно, - от пустоты одиночества, безысходности, отчаянья, изгойства и затравленности до беспримесной радости новым местам, новым друзьям и новым стихам.
Мандельштамы в Воронеже никого не знали, включая и отца Леонова, из-за которого они и приняли свой спонтанный выбор.
Пять адресов сменили они за эти три года, и за три года круг их если не общения, то знакомства пополнился десятками новых имен.
Это какая улица?
Улица Мандельштама.
Что за фамилия чортова -
Как ее ни вывертывай,
Криво звучит, а не прямо.
Мало в нем было линейного,
Нрава он не был лилейного,
И потому эта улица
Или, верней, эта яма
Так и зовется по имени
Этого Мандельштама...
Апрель 1935
Кроме квартирных хозяев и соседей в него следует включить сослуживцев - оба в Воронеже какое-то время работали: Осип Эмильевич в театре и в радикомитете, Надежда Яковлевна - в отделе писем «Коммуны». Не забудем и врачей: оба - и муж, и жена - часто болели.
Самый большой пласт если не общения, то контактов составили воронежские писатели и журналисты. Знакомствами были чреваты и поездки по области - две журналистские («Анна, Россошь и Гремячье», Воробьевский район) и две рекреационные: на дачу в Задонск (там был Юрий Слезкин, но взаимной приязни не произошло) и в Тамбовский санаторий. Все четыре поездки, между прочим, попали в стихи!
Эта область в темноводье -
Хляби хлеба, гроз ведро -
Не дворянское угодье -
Океанское ядро.
Я люблю ее рисунок -
Он на Африку похож.
Дайте свет - прозрачных лунок
На фанере не сочтешь.
- Анна, Россошь и Гремячье, -
Я твержу их имена,
Белизна снегов гагачья
Из вагонного окна.
Я кружил в полях совхозных -
Полон воздуха был рот,
Солнц подсолнечника грозных
Прямо в очи оборот.
Въехал ночью в рукавичный,
Снегом пышущий Тамбов,
Видел Цны - реки обычной -
Белый-белый бел-покров.
Трудодень земли знакомой
Я запомнил навсегда,
Воробьевского райкома
Не забуду никогда.
Где я? Что со мной дурного?
Степь беззимняя гола.
Это мачеха Кольцова,
Шутишь: родина щегла!
Только города немого
В гололедицу обзор,
Только чайника ночного
Сам с собою разговор...
В гуще воздуха степного
Перекличка поездов
Да украинская мова
Их растянутых гудков.
23-27 декабря 1936
Круг постоянных знакомств, который можно было бы даже назвать дружеским, был совсем небольшой. В нем были и ссыльные (Калецкий, Рудаков, а возможно и Стефен и Айч, с именами которых хулители так крепко повязали и мандельштамовское имя), были и воронежцы - Наташа Штемпель и ее мать, Маруся Ярцева, Вадим Покровский, Федя Маранц, профессор Загоровский.
Большой радостью были заезжие гости, главным образом гастролеры: Яхонтов, Юдина, артисты Камерного театра. Еще большей - те, кто приезжали в Воронеж специально к ним: Эмма Герштейн, Диночка Бунтман, Женя, младший брат Осипа. Но совершенно особенную радость доставила им Ахматова, прогостившая у них с 5 по 11 февраля 1936 года.
Эта поездка ярко врезалась и в ахматовское сердце. Она отразилась и в ее стихах.
ВОРОНЕЖ
О. М.И город весь стоит оледенелый.
Как под стеклом деревья, стены, снег.
По хрусталям я прохожу несмело.
Узорных санок так неверен бег.
А над Петром воронежским - вороны,
Да тополя, и свод светло-зеленый,
Размытый, мутный, в солнечной пыли,
И Куликовской битвой веют склоны
Могучей, победительной земли.
И тополя, как сдвинутые чаши,
Над нами сразу зазвенят сильней,
Как будто пьют за ликованье наше
На брачном пире тысячи гостей.
А в комнате опального поэта
Дежурят страх и Муза в свой черед.
И ночь идет,
Которая не ведает рассвета.
4 марта 1936
НЕМНОГО ГЕОГРАФИИ
О. М.Не столицею европейской
С первым призом за красоту -
Душной ссылкою енисейской,
Пересадкою на Читу,
На Ишим, на Иргиз безводный,
Пересылкою в лагерь Свободный,
На прославленный Акбасар,
В трупный запах прогнивших нар, -
Показался мне город этот
Этой полночью голубой,
Он, воспетый первым поэтом,
Нами грешными - и тобой.
1937
Сейчас это событие увековечено в отдельной памятной доске.
Мандельштам же вернулся в Воронеж, город своей ссылки, в 1991 году - памятной доской на бывшем итээровском (от ИТР - инженерно-технические работники) доме на улице Энгельса и в 2008 году - памятником работы скульптора Лазаря Гадаева в бывшем детском парке, в двух шагах от итээровского дома.
Улицы Мандельштама - вопреки ироническому «предсказанию» - в Воронеже еще нет.
Здесь им предстояло прожить неполные три года - до середины мая 37-го. Годы, плотно заполненные всем, чем угодно, - от пустоты одиночества, безысходности, отчаянья, изгойства и затравленности до беспримесной радости новым местам, новым друзьям и новым стихам.
Мандельштамы в Воронеже никого не знали, включая и отца Леонова, из-за которого они и приняли свой спонтанный выбор.
Пять адресов сменили они за эти три года, и за три года круг их если не общения, то знакомства пополнился десятками новых имен.
Это какая улица?
Улица Мандельштама.
Что за фамилия чортова -
Как ее ни вывертывай,
Криво звучит, а не прямо.
Мало в нем было линейного,
Нрава он не был лилейного,
И потому эта улица
Или, верней, эта яма
Так и зовется по имени
Этого Мандельштама...
Апрель 1935
Кроме квартирных хозяев и соседей в него следует включить сослуживцев - оба в Воронеже какое-то время работали: Осип Эмильевич в театре и в радикомитете, Надежда Яковлевна - в отделе писем «Коммуны». Не забудем и врачей: оба - и муж, и жена - часто болели.
Самый большой пласт если не общения, то контактов составили воронежские писатели и журналисты. Знакомствами были чреваты и поездки по области - две журналистские («Анна, Россошь и Гремячье», Воробьевский район) и две рекреационные: на дачу в Задонск (там был Юрий Слезкин, но взаимной приязни не произошло) и в Тамбовский санаторий. Все четыре поездки, между прочим, попали в стихи!
Эта область в темноводье -
Хляби хлеба, гроз ведро -
Не дворянское угодье -
Океанское ядро.
Я люблю ее рисунок -
Он на Африку похож.
Дайте свет - прозрачных лунок
На фанере не сочтешь.
- Анна, Россошь и Гремячье, -
Я твержу их имена,
Белизна снегов гагачья
Из вагонного окна.
Я кружил в полях совхозных -
Полон воздуха был рот,
Солнц подсолнечника грозных
Прямо в очи оборот.
Въехал ночью в рукавичный,
Снегом пышущий Тамбов,
Видел Цны - реки обычной -
Белый-белый бел-покров.
Трудодень земли знакомой
Я запомнил навсегда,
Воробьевского райкома
Не забуду никогда.
Где я? Что со мной дурного?
Степь беззимняя гола.
Это мачеха Кольцова,
Шутишь: родина щегла!
Только города немого
В гололедицу обзор,
Только чайника ночного
Сам с собою разговор...
В гуще воздуха степного
Перекличка поездов
Да украинская мова
Их растянутых гудков.
23-27 декабря 1936
Круг постоянных знакомств, который можно было бы даже назвать дружеским, был совсем небольшой. В нем были и ссыльные (Калецкий, Рудаков, а возможно и Стефен и Айч, с именами которых хулители так крепко повязали и мандельштамовское имя), были и воронежцы - Наташа Штемпель и ее мать, Маруся Ярцева, Вадим Покровский, Федя Маранц, профессор Загоровский.
Большой радостью были заезжие гости, главным образом гастролеры: Яхонтов, Юдина, артисты Камерного театра. Еще большей - те, кто приезжали в Воронеж специально к ним: Эмма Герштейн, Диночка Бунтман, Женя, младший брат Осипа. Но совершенно особенную радость доставила им Ахматова, прогостившая у них с 5 по 11 февраля 1936 года.
Эта поездка ярко врезалась и в ахматовское сердце. Она отразилась и в ее стихах.
ВОРОНЕЖ
О. М.И город весь стоит оледенелый.
Как под стеклом деревья, стены, снег.
По хрусталям я прохожу несмело.
Узорных санок так неверен бег.
А над Петром воронежским - вороны,
Да тополя, и свод светло-зеленый,
Размытый, мутный, в солнечной пыли,
И Куликовской битвой веют склоны
Могучей, победительной земли.
И тополя, как сдвинутые чаши,
Над нами сразу зазвенят сильней,
Как будто пьют за ликованье наше
На брачном пире тысячи гостей.
А в комнате опального поэта
Дежурят страх и Муза в свой черед.
И ночь идет,
Которая не ведает рассвета.
4 марта 1936
НЕМНОГО ГЕОГРАФИИ
О. М.Не столицею европейской
С первым призом за красоту -
Душной ссылкою енисейской,
Пересадкою на Читу,
На Ишим, на Иргиз безводный,
Пересылкою в лагерь Свободный,
На прославленный Акбасар,
В трупный запах прогнивших нар, -
Показался мне город этот
Этой полночью голубой,
Он, воспетый первым поэтом,
Нами грешными - и тобой.
1937
Сейчас это событие увековечено в отдельной памятной доске.
Мандельштам же вернулся в Воронеж, город своей ссылки, в 1991 году - памятной доской на бывшем итээровском (от ИТР - инженерно-технические работники) доме на улице Энгельса и в 2008 году - памятником работы скульптора Лазаря Гадаева в бывшем детском парке, в двух шагах от итээровского дома.
Улицы Мандельштама - вопреки ироническому «предсказанию» - в Воронеже еще нет.