Ганфман М.И. Первые месяцы газеты Речь
Ганфман М.И. Первые месяцы. (Из воспоминаний). // Речь. Пг., 1916. №52 (3435), 23.02 (07.03), с. 2-3.
23-го февраля 1906 года вышел первый номер «Речи».
Десять лет - не юбилейный срок, но для газеты политической, оппозиционной, выходящей в России во время великих потрясений и переворотов, такой срок, пожалуй, равен многим десятилетиям спокойного бытия в нормальных правовых условиях.
Писать внутреннюю историю газеты - значило бы изображать всю сложную политическую и общественную жизнь за это время, значило бы излагать историю того направления, идеи которого с момента своего возникновения неизменно защищала наша газета. Это выходит за пределы задачи. Мы хотели бы сегодня, когда среди тяжести повседневной работы чувствуешь потребность оглянуться назад в бурное прошлое, отметить только некоторые факты, связанные с возникновением нашей газеты и поделиться с друзьями-читателями теми сведениями, которые обыкновенно признаются слишком интимными, чтобы занимать ими общественное внимание. Ведь перед публикой жизнь газеты предстает обычно в виде листа со статьями, заметками, из которых почти все даже не подписаны каким-нибудь именем; эта безличная форма печатного слова, при всем своей силе, при всем своем влиянии, ничего не говорит о том внутреннем процессе созидания газеты, который остается за кулисами. Это, может быть, и хорошо, это имеет свои серьезные общественные основания, но сегодня, в день десятилетия «Речи», мы считаем себя в праве вспомнить наши домашние дела, поскольку, конечно, они представляют и общий интерес.
«Речь» органически связана с обновленным строем и русским конституционализмом. Из всех многочисленных изданий, возникших в бурный период русского политического освобождения, одна «Речь» только и уцелела. Для того, чтобы оценить этот факт, нужно вспомнить, что в одном 1906 году было закрыто и приостановлено свыше 280 изданий. Если во время революции само бытие, само существование представляет трудности неисчислимые, если эти трудности для газеты еще усиливаются во время реакции, то «Речь» с некоторым чувством гордости может сказать о себе, что за все это время она не только существовала, но и жила и боролась за те идеи, которые стояли на знамени ея в первом же номере.
Возникновение «Речи» имеет свою, так сказать, предварительную историю. В сентябре 1905 года, когда наметилось образование конституционно-демократической партии, возникла мысль о необходимости создать в Петербурге большую политическую газету, которая была бы посвящена защите идей нового направления и практическому проведению его в политической жизни. Еще до октябрьского съезда, когда произошло официальное рождение партии, велись переговоры по этому поводу. Между прочим, П.Н. Милюков обсуждал план такого органа с И.Д. Сытиным, С.Н. Юрицыным, издателем «Сына Отечества», и с одним из членов редакции. В Москве состоялось свидание этих лиц в «Славянском базаре», горячо обсуждались подробности издания, намечалась его программа.
Комбинация, в конце концов, оказалась неосуществимой: в последнюю минуту И.Д. Сытин отказался от издательства, ссылаясь на чрезмерную обремененность хлопотами по «Русскому Слову». Впрочем, И.Д. Сытин выразил готовность участвовать в газете, но лишь в качестве пайщика. Об этом он в конце беседы сообщил в довольно оригинальной форме: «Ну, что-ж, господа, основывайте газету! Под вас, Павел Николаевич, где вы ни будете работать, я тысяч 40 дам». И.Д. Сытину так и не пришлось «дать под Павла Николаевича» 40 тысяч.
В октябре образовалась партия к.-д. и она сразу заняла выдающееся место на политической арене; нужда в серьезно поставленной газете стала ощущаться особенно остро. Надо иметь в виду, что еще до возникновения «Речи» будущие редакторы ея твердо решили, что проектируемая газета ни в каком случае не должна собою представлять узко-партийный орган, подчиненный центральному комитету партии и его директивам. Предполагалось создать газету не только для членов партии, но и для широких кругов общества, с хорошо поставленными информационным, литературным и другими отделами; для чисто-партийных целей почти одновременно с «Речью» был основан «Вестник Партии Народной Свободы», который был органом «ц.к.». Но создать большую политическую газету определенного политического направления было не так-то легко. Поэтому, когда издатель «Биржевых Ведомостей» С.М. Проппер предложил П.Н. Милюкову, И.В. Гессену и пишущему эти строки взять в свои руки все его издания, предоставив им полную и неограниченную свободу в редакционном отношении, то это предложение, после некоторых колебаний, было принято. При участии профессора-цивилиста А.И. Каменки был составлен тщательно продуманный и редактированный договор, по которому за С.М. Проппером оставались чисто издательские функции, без всякого вмешательства в политическую и редакционную сторону издания.
За немногими исключениями, весь состав прежней редакции «Биржевых Ведомостей» оставил газету, и к.-д. пришли володеть на совершенно очищенное место. Большое утреннее издание «Биржевых Ведомостей» было переименовано в «Свободный Народ». Программная политическая статья первого номера была обсуждена редакционной группой при участии И.И. Петрункевича; она была написана весьма резко и направлена, между прочим, против графа С.Ю. Витте, что вызвало, кажется, особенно острое неудовольствие премьера против издателя «Биржевых Ведомостей». Первый номер «Свободного Народа» вышел 1 декабря 1905 года, но через несколько дней газета была закрыта одновременно с другими петербургскими оппозиционными органами за напечатание манифеста совета рабочих депутатов. Редакторы, подписывавшие газету: П.Н. Милюков и И.В. Гессен, были привлечены по 129 ст. Благодаря этому обстоятельству, оба эти деятеля были лишены возможности участвовать в выборах в 1-ую Гос. Думу. Через несколько дней газета была возобновлена под новым названием «Народная Свобода», но «Свобода» оказалась не долговечнее «Народа» и успела выпустить, кажется, только несколько номеров: за статью П.Б. Струве о московском возстании она была опять закрыта. После этих двух неудач, хотя по договору редакция имела право выпустить и третий орган («Новое Время» даже острило по поводу того, какую новую комбинацию слов «свобода» и «народ» придумают ка-деты для новой газеты), С.М. Проппер был уже сильно разочарован во влиянии ка-дет, и редакция сочла за лучшее порвать окончательно этот союз, который был основан, очевидно, на неоправдавшихся политических предвидениях издателя «Биржевых Ведомостей». В самый момент ухода ка-дет из редакции «Народной Свободы» появились старые, отставленные прежде сотрудники «Биржевых Ведомостей», и период ка-детского «пленения» кончился. Единственным следом его осталось то, что утреннее большое издание «Биржевых Ведомостей» некоторое время совсем не выходило в свет. Вообще, история перехода «Биржевых Ведомостей» в руки к.-д. представляет собой любопытную страничку истории русской журналистики, не лишенную своеобразных бытовых и политических красок.
II.
После двухмесячного перерыва дело нового органа наладилось: Ю.В. Бак, издававший совсем захиревшие к тому времени «Новости», предложил П.Н. Милюкову и И.В. Гессену быть издателем, предоставив редакторам полную независимость и свободу. Издатель смотрел на это дело не как предприниматель, сам очень сочувствовал к.-д. направлению - и предложение было принято. Редакция образовалась очень быстро: это был тот же состав «Свободного Народа», несколько увеличенный и усиленный. Начались работы для подготовки первого номера, который должен был дать представление о физиономии издания. Газету сначала предполагалось назвать «Время», были выпущены даже публикации, но представитель «Нового Времени», г. Гей, явился в редакцию и предъявил протест, заявив, что все комбинации со словом «время» составляют нечто вроде монопольной собственности А.С. Суворина. Юридическая обоснованность этих притязаний была сомнительна, но все же решено было выбрать другое название. После долгих, обычных в таких случаях споров, остановились на предложенном П.Н. Милюковым названии «Речь». Заголовок был нарисован г. Бакстом, который тогда, впрочем, не пользовался еще такой известностью, как теперь; по объяснению художника, характер букв был выбран с одной стороны солидный, веский, а с другой - не чуждый и черт нового стиля.
Помещение для редакции было снято на улице Жуковского в д. 21 - там же, где она, значительно расширенная, находится и теперь. В одной из квартир этого дома в дни свободы помещалась редакция соц.-дем. партийной газеты, и в течение первых дней существования «Речи» это помещение привлекало к себе разных лиц, имевших надобность по партийным с.-д. делам устроить «явку» или свидание.
Когда «буржуазные» ка-деты заняли дом на Жуковской, еще некоторое время можно было наблюдать таинственные фигуры, разочарованно оглядывавшиеся по сторонам, не находя условленных собеседников.
Первый номер «Речи», вышедший 23-го февраля, был подготовлен очень тщательно и имел законченный вид большого политического издания; в номере было 8 страниц большого формата, много статей подписано теми именами, которые и теперь часто встречаются на страницах нашей газеты. Ни в объявлении о подписке, ни в передовой статье первого номера политическое profession de foi новой газеты не излагалось; оно предполагалось известным, достаточно характеризуемым именами редакторов и сотрудников. Кроме того, «Речь» разсматривалась как продолжение «Народной Свободы»; первая передовая статья так и начинается: «За два месяца вынужденного молчания...» Не без интереса прочитываешь теперь эти руководящие статьи, писанные десять лет тому назад нынешними редакторами «Речи». Это типичные статьи «Речи» и по тону, и по содержанию, и даже по размеру. Только стиль носит в себе следы свободного режима печати, когда эзоповский язык был временно забыт и вещи назывались своими именами. Любопытны и темы первых передовых «Речи». Увы, оне и теперь не потеряли своей политической злободневности, а заключительный аккорд первой передовой (И.В. Гессена) как-будто написан для сегодняшнего дня. «Требовать от него (правительства), чтобы во имя блага родины оно ушло и уступило свое место людям честным и заслуживающим доверия общества, значит обнаруживать детскую наивность; во всяком случае, общество должно быть готово к этому (возможности стихийных взрывов) и позаботиться о том, чтобы грядущие события не застали врасплох. А для этого необходима организация общественных сил и общественного мнения, которое одно и может дать возможность бороться со стихией и управлять ею». Не правда ли, этот лозунг «правительства общественного доверия», провозглашенный десять лет тому назад, не потерял своего значения и в наши дни?
Пессимисты могут делать из этого вывод, что не очень быстро мы идем по пути нашего политического развития. Другие статьи первого номера разрабатывают вопросы, о которых приходится и теперь писать изо дня в день: тут и критика (П.Н. Милюкова) только что опубликованного тогда учреждения Гос. Думы, тут и статьи М. Ипполитова (М. Ганфмана) о новом законе о печати, тут и полемика с официозом кабинета «Русским Государством», во главе которого стоял тогда никто иной, как ныне расцветший к жизни новой И.Я. Гурлянд. Словом, то же и те же! Нижний фельетон содержит статью Влад. Набокова о казенной прессе. Особенность уже и первого номера «Речи» составляет обширный «областной отдел», который тогда редактировал земский статистик А.В. Смирнов, ныне совсем ушедший из журналистики. Хроника первого номера составлялась А.С. Фейгельсоном, который с самого начала «Речи» и до сих пор заведует информацией. Театральные рецензии подписаны и нынешним сотрудником Л.М. Василевским. Выпускал первый номер Б.И. Харитон, и ныне исполняющий эту ответственную ночную редакционную работу; в качестве редактора газету подписывал О.Е. Бужанский, несший секретарские обязанности. В первом же номере «Речи» был дан материал, который уже в скором времени стал своего рода специальностью нашей газеты, имеющий при наших политических условиях громадное значение. Мы говорим об актах и документах из разного рода канцелярских «тайников», которые, по традициям, скрываются от общества во имя интересов не общественных. «Речь» всегда стремилась раскрывать эти бюрократические тайны во имя общественного интереса и сделала в этом отношении за эти десять лет весьма многое; в первом же номере «Речи» опубликован журнал совета министров, который заключает в себе весьма характерные мотивы тогдашних правил ущемления печати; не менее интересна секретная инструкция земским начальникам о приемах обработки крестьян при выборах в 1-ую Гос. Думу.
Следующие номера «Речи» еще определеннее выяснили политическую физиономию и тон газеты. Укажем некоторых авторов, статьи которых появились в период созидания газеты: Вл. Гессен (статьи о русской конституции), Петр Струве (его первая статья была посвящена характеристике Гучкова, как Витте русского общества), И.И. Петрункевич (о дворянстве и Гос. Совете), Н.И. Кареев (о польской автономии), М.И. Туган-Барановский (о русском крестьянстве и социализме), Л.Я. Гуревич, поместившая первые фельетоны под псевдонимом Эль-Гур, и др.
Выборная кампания в 1-ую Гос. Думу показала значение серьезного политического органа; идейная постановка избирательной агитации, выработка соответствующих методов в публицистике составляет несомненную заслугу «Речи» в этот период. Развивая большую избирательную энергию, «Речь» вместе с тем стремилась сохранить идейность и вела систематическую борьбу с демагогией, откуда бы она ни шла.
К этому времени относится coup de force «Речи», который, с точки зрения не только политической, но и чисто газетной, представляет собою факт исключительный не только в русской, но и европейской журналистике. 11 апреля 1906 г. в номере 45-м в отделе фельетона появился текст проекта основных законов. Проект этот хранился в величейшей тайне и, по слухам, не был известен даже всем членам кабинета гр. Витте; «в кругах» опубликование секретного проекта, который в виде закона должен был бы свалиться совершенно неожиданно, произвел впечатление разорвавшейся бомбы; та закулисная игра, которая велась вокруг основ русской конституции, была раскрыта. Многие ходы были перепутаны, и то, что должно было быть тайным, стало явным. Негодование «в кругах» было страшное; разследование, как проект попал в редакцию, не привело ни к чему. Впрочем, надо сказать, что все розыски были негласны: граф Витте не был охотником до шумных мероприятий против печати, часто свидетельствующих только о безсилии. К сожалению, теперь мы еще не имеем возможности разсказать о том, как секретнейший документ попал на страницы «Речи»; это придется, вероятно, сделать в более позднюю юбилейную дату. Последствия опубликования «проекта русской конституции» были весьма значительны: целый ряд одиозных положений был исключен под давлением энергичной критики, в которую и «Речь» внесла не малую лепту.
III.
Исход выборов в 1-ую Гос. Думу был победой того направления, которого держалась газета, был торжеством той позиции, которую она защищала против атак как справа, так и слева. Между Таврическим дворцом и скромным домом на улице Жуковского протянулись крепкие идейные нити; в редакционных комнатах можно было нередко видеть выдающихся парламентских деятелей того времени, из которых уже, увы, многих нет. В день открытия Думы, после исторического заседания, в большой комнате, которая и теперь составляет центр редакционной жизни, сидел С.А. Муромцев и, со свойственным ему спокойствием, правил корректуру своей речи. Запечатлелась в памяти и фигура М.Я. Герценштейна, с волнением и горечью говорившего о затруднениях при разрешении аграрного вопроса, заходил и Г.Б. Иоллос, искавший интересного материала для «Русских Ведомостей». Многое, что потом с думской трибуны разносилось по всей России, зачиналось и обдумывалось в редакции «Речи». Материал для первого запроса о печатании в департаменте полиции погромных прокламаций был получен из нашей газеты и текст запроса составлен был в редакции И.В. Гессеном и Г.Б. Иоллосом; кстати отметим, что вообще разоблачения «своеобразных» приемов борьбы со смутой в это время в «Речи» отличались особенной силой. Накануне открытия Думы были помещены официальные данные по истории контр-революции; 3 мая был опубликован секретный доклад чиновника департамента полиции о подготовке погрома в Екатеринославской губ. и т.д., и т.д. Все это было использовано потом в думских речах.
Значение «Речи», как парламентского органа, установило и особый характер думских отчетов, которые по размерам были больше, чем в других газетах; они составлялись по стенограммам (самими редакторами), строго объективно и давались читателям в виде особых приложений, пользовавшихся у публики репутацией достоверности; парламентские отчеты, как особые приложения, исчезли только в конце первой сессии третьей Думы.
Краткая, но трагическая жизнь первой Думы во всех явлениях ея отзывалась в редакции; особенно сильно чувствовалось напряжение в последние дни ея, когда шли колебания между созданием кабинета общественных деятелей и роспуском. В ночь с 7 на 8 июля 1906 г. в редакции было особенно тревожно и оживленно: ждали рокового указа; но день 8-го принес успокоение. Кадетские политики, со слов самого П.А. Столыпина, принесли известие, что наступил поворот в пользу Думы. Поздней ночью, когда номер был закончен, какой-то неведомый чиновник, из типографии «Правительственного Вестника», позвонил в редакцию и сообщил, что Дума распущена. Официального акта не было, и выпускающий не решился поместить известие в категорической форме; он разбудил одного из редакторов, осведомленного о ходе переговоров, но и тот не хотел верить, и известие о роспуске появилось в отделе хроники в такой форме: «Перед выпуском номера, в 4 часа утра, мы получили совершенно невероятное известие о роспуске Гос. Думы и о введении в Петербурге чрезвычайной охраны».
Это было в воскресенье; в понедельник тогда газеты не выходили, так как союз рабочих печатного дела добился от прогрессивных газет полного воскресного отдыха. На этот раз союз однако решился отступить от своего постановления, и рабочим было дано разрешение набирать и печатать. Об этом имеется и, так сказать, официальное сообщение союза в заголовке понедельничного номера, который содержал в себе резкую характеристику роспуска.
Дни после роспуска были жуткие; газете приходилось выходить при условиях исключительных; «Речь» была объявлена в осадном положении. Администрация, очевидно, неверно осведомленная, почему-то была убеждена, что в тексте газеты непременно будет напечатано выборгское воззвание. Решено было предупредить распространение этого воззвания во что бы то ни стало. Каждую ночь, часам к двум, двор типографии на улице Жуковского, входы и выходы в редакцию, занимались усиленными нарядами городовых, вооруженных винтовками. Как только номер был готов, первые экземпляры спешно куда-то отправлялись на просмотр и до возвращения чина с докладом, что «можно», газета не выпускалась ни для разносчиков ни для почты. Потом наряд снимался, и городовые, шумно звеня оружием, удалялись. При такой обстановке газета печаталась дней 10, когда она была совсем закрыта на основании чрезвычайной охраны.
IV.
Удар, обрушившийся на «Речь», находился в непосредственной связи со статьями по поводу убийства М.Я. Герценштейна. Газета назвала сразу истинных виновников преступления - союз русского народа, его вдохновителей и покровителей. Фактический материал, собранный в первые же дни, установил и личность убийц и связь их с союзом русского народа. В заинтересованных кругах это вызвало большую тревогу, и союз русского народа с того времени не без основания считает «Речь» одним из своих опаснейших врагов. Чувства этой организации впоследствии выразились не только в «идейной» полемике и доносительстве, но в других, более конкретных угрозах против руководителей «Речи».
Возстание в Свеаборге, Кронштадте, частичные забастовки - создали то настроение, которое у нас так легко разрешается по наиболее легкому пути мероприятий против печати: «Речь» была закрыта 22 июля 1906 года по распоряжению градоначальника, на основании чрезвычайной охраны, но, само собой разумеется, что градоначальник тут играл последнюю роль - и мера против газеты была принята П.А. Столыпиным. Но когда растерянность несколько разсеялась и П.А. Столыпин начал уже переговоры с общественными деятелями об участии их в кабинете, то он решил проявить свою политическую терпимость, допустив снова выход к.-д. органа. Тогдашний начальник главного управления по делам печати, ныне сенатор Бельгардт, без особых ходатайств со стороны редакции выразил готовность содействовать возобновлению газеты. Но название «Речь» было уже тогда настолько популярно с одной стороны и неприятно с другой, что г. Бельгардт в переговорах с редакцией настойчиво и неоднократно рекомендовал возобновить газету под другим названием. Это затянуло переговоры, так как редакция весьма ценила название «Речи» и отказывалась от перемены его. Насколько можно судить, П.А. Столыпин, допуская возможность выхода «Речи», хотел все же добиться каких-нибудь гарантий против чрезмерно резкой критики; об этом г. Бельгардт вел очень длинные беседы, пробовал перечислять темы, которых не следует касаться в такое тревожное время,- но давать какие-нибудь обязательства редакция отказывалась. Между тем, в беседе с издателем начальник главного управления убеждал его, что невыгодно издавать оппозиционную газету деловому человеку; издатель заметил, что выбор направления для него не определяется выгодностью. После одной особенно продолжительной беседы, когда обсуждение вопроса об условиях выхода «Речи» не привело ни к чему, один из членов редакции заметил г. Бельгардту: «Речь», конечно, останется тем же, чем она и была; но она хочет выходить не день, и не два, а многие годы, а в Петербурге существует положение о чрезвычайной охране, о чем редакция будет памятовать! Какие вам еще гарантии нужны?» Этот аргумент показался, повидимому, очень убедительным, и 9 августа «Речь» снова вышла в свет в прежнем виде и со статьями, свидетельствующими о неизменности и направления и тона.
Интересно, что разрешение, данное главным управлением, не было доведено до сведения петроградского градоначальника фон-дер-Лауница, который очень негодовал по этому поводу: «Заставляют меня подавать распоряжение о запрете, а потом, когда они сами разрешают, даже не сообщают. Что я им околоточный, что ли?»
***
На этом эпизоде мы заканчиваем историю первых месяцев жизни «Речи». Кроме этого кратковременного перерыва, в течение 18 дней, «Речь», на которую в течение десяти лет сыпались самые разнообразные кары - судебные и административные, ни разу больше не подвергалась закрытию до начала великой войны. Хотя это уже относится к новой, даже новейшей истории «Речи», но, может быть, следует теперь же возстановить некоторые фактические обстоятельства, сопровождавшие эту последнюю двухдневную приостановку «Речи». Позиция «Речи» в последние недели до 20 июля 1914 г. известна: предвидев все ужасы грядущего столкновения народов, наша газета боролась против всяких проявлений агрессивности с нашей стороны и резко осуждала все, что могло быть сочтено вызовом. Уже теперь, в самом разгаре войны, политики и изследователи как в странах воюющих, так и нейтральных, уже спорят о том, кто является виновником войны, и придают разрешению этого вопроса громадное политическое значение. Статьи «Речи» в последние недели до войны приобретают теперь интерес исторического документа: оне доказывают, что широкие круги русского общества делали все, что было в их силах, чтобы предотвратить войну, что эти их усилия шли в том же направлении, как старания русской дипломатии. На том судилище, которое будет решать вопрос об ответственности за великую мировую катастрофу, в качестве обвинительного материала против Германии и объективного доказательства миролюбия России, будут служить те самые статьи «Речи», которые послужили поводом для травли нашей газеты со стороны некоторых органов. Эта травля, повидимому, была одной из причин закрытия. Оно было полной неожиданностью не только для редакции, но даже для высших административных сфер. Само собой разумеется, что, прилагая все усилия к мирному разрешению конфликта, «Речь» с того момента, когда выяснилась невозможность избежать войны, приняла войну как дело народное, и в то самое время, когда было получено распоряжение о приостановке газеты, в типографии набиралась статья с разъяснением смысла великой войны и с призывом к объединению всех в общем деле. Эта передовая статья появилась не в день объявления войны, а во вторник [22.07 (04.08).1914], когда газета была снова разрешена. Ни одна строчка этой статьи не была изменена, ни одно выражение не было усилено. Что же касается личных деятелей, содействовавших как закрытию, так и возобновлению «Речи» в первые дни войны, то об этом опять-таки придется разсказать в другую юбилейную годовщину...
23-го февраля 1906 года вышел первый номер «Речи».
Десять лет - не юбилейный срок, но для газеты политической, оппозиционной, выходящей в России во время великих потрясений и переворотов, такой срок, пожалуй, равен многим десятилетиям спокойного бытия в нормальных правовых условиях.
Писать внутреннюю историю газеты - значило бы изображать всю сложную политическую и общественную жизнь за это время, значило бы излагать историю того направления, идеи которого с момента своего возникновения неизменно защищала наша газета. Это выходит за пределы задачи. Мы хотели бы сегодня, когда среди тяжести повседневной работы чувствуешь потребность оглянуться назад в бурное прошлое, отметить только некоторые факты, связанные с возникновением нашей газеты и поделиться с друзьями-читателями теми сведениями, которые обыкновенно признаются слишком интимными, чтобы занимать ими общественное внимание. Ведь перед публикой жизнь газеты предстает обычно в виде листа со статьями, заметками, из которых почти все даже не подписаны каким-нибудь именем; эта безличная форма печатного слова, при всем своей силе, при всем своем влиянии, ничего не говорит о том внутреннем процессе созидания газеты, который остается за кулисами. Это, может быть, и хорошо, это имеет свои серьезные общественные основания, но сегодня, в день десятилетия «Речи», мы считаем себя в праве вспомнить наши домашние дела, поскольку, конечно, они представляют и общий интерес.
«Речь» органически связана с обновленным строем и русским конституционализмом. Из всех многочисленных изданий, возникших в бурный период русского политического освобождения, одна «Речь» только и уцелела. Для того, чтобы оценить этот факт, нужно вспомнить, что в одном 1906 году было закрыто и приостановлено свыше 280 изданий. Если во время революции само бытие, само существование представляет трудности неисчислимые, если эти трудности для газеты еще усиливаются во время реакции, то «Речь» с некоторым чувством гордости может сказать о себе, что за все это время она не только существовала, но и жила и боролась за те идеи, которые стояли на знамени ея в первом же номере.
Возникновение «Речи» имеет свою, так сказать, предварительную историю. В сентябре 1905 года, когда наметилось образование конституционно-демократической партии, возникла мысль о необходимости создать в Петербурге большую политическую газету, которая была бы посвящена защите идей нового направления и практическому проведению его в политической жизни. Еще до октябрьского съезда, когда произошло официальное рождение партии, велись переговоры по этому поводу. Между прочим, П.Н. Милюков обсуждал план такого органа с И.Д. Сытиным, С.Н. Юрицыным, издателем «Сына Отечества», и с одним из членов редакции. В Москве состоялось свидание этих лиц в «Славянском базаре», горячо обсуждались подробности издания, намечалась его программа.
Комбинация, в конце концов, оказалась неосуществимой: в последнюю минуту И.Д. Сытин отказался от издательства, ссылаясь на чрезмерную обремененность хлопотами по «Русскому Слову». Впрочем, И.Д. Сытин выразил готовность участвовать в газете, но лишь в качестве пайщика. Об этом он в конце беседы сообщил в довольно оригинальной форме: «Ну, что-ж, господа, основывайте газету! Под вас, Павел Николаевич, где вы ни будете работать, я тысяч 40 дам». И.Д. Сытину так и не пришлось «дать под Павла Николаевича» 40 тысяч.
В октябре образовалась партия к.-д. и она сразу заняла выдающееся место на политической арене; нужда в серьезно поставленной газете стала ощущаться особенно остро. Надо иметь в виду, что еще до возникновения «Речи» будущие редакторы ея твердо решили, что проектируемая газета ни в каком случае не должна собою представлять узко-партийный орган, подчиненный центральному комитету партии и его директивам. Предполагалось создать газету не только для членов партии, но и для широких кругов общества, с хорошо поставленными информационным, литературным и другими отделами; для чисто-партийных целей почти одновременно с «Речью» был основан «Вестник Партии Народной Свободы», который был органом «ц.к.». Но создать большую политическую газету определенного политического направления было не так-то легко. Поэтому, когда издатель «Биржевых Ведомостей» С.М. Проппер предложил П.Н. Милюкову, И.В. Гессену и пишущему эти строки взять в свои руки все его издания, предоставив им полную и неограниченную свободу в редакционном отношении, то это предложение, после некоторых колебаний, было принято. При участии профессора-цивилиста А.И. Каменки был составлен тщательно продуманный и редактированный договор, по которому за С.М. Проппером оставались чисто издательские функции, без всякого вмешательства в политическую и редакционную сторону издания.
За немногими исключениями, весь состав прежней редакции «Биржевых Ведомостей» оставил газету, и к.-д. пришли володеть на совершенно очищенное место. Большое утреннее издание «Биржевых Ведомостей» было переименовано в «Свободный Народ». Программная политическая статья первого номера была обсуждена редакционной группой при участии И.И. Петрункевича; она была написана весьма резко и направлена, между прочим, против графа С.Ю. Витте, что вызвало, кажется, особенно острое неудовольствие премьера против издателя «Биржевых Ведомостей». Первый номер «Свободного Народа» вышел 1 декабря 1905 года, но через несколько дней газета была закрыта одновременно с другими петербургскими оппозиционными органами за напечатание манифеста совета рабочих депутатов. Редакторы, подписывавшие газету: П.Н. Милюков и И.В. Гессен, были привлечены по 129 ст. Благодаря этому обстоятельству, оба эти деятеля были лишены возможности участвовать в выборах в 1-ую Гос. Думу. Через несколько дней газета была возобновлена под новым названием «Народная Свобода», но «Свобода» оказалась не долговечнее «Народа» и успела выпустить, кажется, только несколько номеров: за статью П.Б. Струве о московском возстании она была опять закрыта. После этих двух неудач, хотя по договору редакция имела право выпустить и третий орган («Новое Время» даже острило по поводу того, какую новую комбинацию слов «свобода» и «народ» придумают ка-деты для новой газеты), С.М. Проппер был уже сильно разочарован во влиянии ка-дет, и редакция сочла за лучшее порвать окончательно этот союз, который был основан, очевидно, на неоправдавшихся политических предвидениях издателя «Биржевых Ведомостей». В самый момент ухода ка-дет из редакции «Народной Свободы» появились старые, отставленные прежде сотрудники «Биржевых Ведомостей», и период ка-детского «пленения» кончился. Единственным следом его осталось то, что утреннее большое издание «Биржевых Ведомостей» некоторое время совсем не выходило в свет. Вообще, история перехода «Биржевых Ведомостей» в руки к.-д. представляет собой любопытную страничку истории русской журналистики, не лишенную своеобразных бытовых и политических красок.
II.
После двухмесячного перерыва дело нового органа наладилось: Ю.В. Бак, издававший совсем захиревшие к тому времени «Новости», предложил П.Н. Милюкову и И.В. Гессену быть издателем, предоставив редакторам полную независимость и свободу. Издатель смотрел на это дело не как предприниматель, сам очень сочувствовал к.-д. направлению - и предложение было принято. Редакция образовалась очень быстро: это был тот же состав «Свободного Народа», несколько увеличенный и усиленный. Начались работы для подготовки первого номера, который должен был дать представление о физиономии издания. Газету сначала предполагалось назвать «Время», были выпущены даже публикации, но представитель «Нового Времени», г. Гей, явился в редакцию и предъявил протест, заявив, что все комбинации со словом «время» составляют нечто вроде монопольной собственности А.С. Суворина. Юридическая обоснованность этих притязаний была сомнительна, но все же решено было выбрать другое название. После долгих, обычных в таких случаях споров, остановились на предложенном П.Н. Милюковым названии «Речь». Заголовок был нарисован г. Бакстом, который тогда, впрочем, не пользовался еще такой известностью, как теперь; по объяснению художника, характер букв был выбран с одной стороны солидный, веский, а с другой - не чуждый и черт нового стиля.
Помещение для редакции было снято на улице Жуковского в д. 21 - там же, где она, значительно расширенная, находится и теперь. В одной из квартир этого дома в дни свободы помещалась редакция соц.-дем. партийной газеты, и в течение первых дней существования «Речи» это помещение привлекало к себе разных лиц, имевших надобность по партийным с.-д. делам устроить «явку» или свидание.
Когда «буржуазные» ка-деты заняли дом на Жуковской, еще некоторое время можно было наблюдать таинственные фигуры, разочарованно оглядывавшиеся по сторонам, не находя условленных собеседников.
Первый номер «Речи», вышедший 23-го февраля, был подготовлен очень тщательно и имел законченный вид большого политического издания; в номере было 8 страниц большого формата, много статей подписано теми именами, которые и теперь часто встречаются на страницах нашей газеты. Ни в объявлении о подписке, ни в передовой статье первого номера политическое profession de foi новой газеты не излагалось; оно предполагалось известным, достаточно характеризуемым именами редакторов и сотрудников. Кроме того, «Речь» разсматривалась как продолжение «Народной Свободы»; первая передовая статья так и начинается: «За два месяца вынужденного молчания...» Не без интереса прочитываешь теперь эти руководящие статьи, писанные десять лет тому назад нынешними редакторами «Речи». Это типичные статьи «Речи» и по тону, и по содержанию, и даже по размеру. Только стиль носит в себе следы свободного режима печати, когда эзоповский язык был временно забыт и вещи назывались своими именами. Любопытны и темы первых передовых «Речи». Увы, оне и теперь не потеряли своей политической злободневности, а заключительный аккорд первой передовой (И.В. Гессена) как-будто написан для сегодняшнего дня. «Требовать от него (правительства), чтобы во имя блага родины оно ушло и уступило свое место людям честным и заслуживающим доверия общества, значит обнаруживать детскую наивность; во всяком случае, общество должно быть готово к этому (возможности стихийных взрывов) и позаботиться о том, чтобы грядущие события не застали врасплох. А для этого необходима организация общественных сил и общественного мнения, которое одно и может дать возможность бороться со стихией и управлять ею». Не правда ли, этот лозунг «правительства общественного доверия», провозглашенный десять лет тому назад, не потерял своего значения и в наши дни?
Пессимисты могут делать из этого вывод, что не очень быстро мы идем по пути нашего политического развития. Другие статьи первого номера разрабатывают вопросы, о которых приходится и теперь писать изо дня в день: тут и критика (П.Н. Милюкова) только что опубликованного тогда учреждения Гос. Думы, тут и статьи М. Ипполитова (М. Ганфмана) о новом законе о печати, тут и полемика с официозом кабинета «Русским Государством», во главе которого стоял тогда никто иной, как ныне расцветший к жизни новой И.Я. Гурлянд. Словом, то же и те же! Нижний фельетон содержит статью Влад. Набокова о казенной прессе. Особенность уже и первого номера «Речи» составляет обширный «областной отдел», который тогда редактировал земский статистик А.В. Смирнов, ныне совсем ушедший из журналистики. Хроника первого номера составлялась А.С. Фейгельсоном, который с самого начала «Речи» и до сих пор заведует информацией. Театральные рецензии подписаны и нынешним сотрудником Л.М. Василевским. Выпускал первый номер Б.И. Харитон, и ныне исполняющий эту ответственную ночную редакционную работу; в качестве редактора газету подписывал О.Е. Бужанский, несший секретарские обязанности. В первом же номере «Речи» был дан материал, который уже в скором времени стал своего рода специальностью нашей газеты, имеющий при наших политических условиях громадное значение. Мы говорим об актах и документах из разного рода канцелярских «тайников», которые, по традициям, скрываются от общества во имя интересов не общественных. «Речь» всегда стремилась раскрывать эти бюрократические тайны во имя общественного интереса и сделала в этом отношении за эти десять лет весьма многое; в первом же номере «Речи» опубликован журнал совета министров, который заключает в себе весьма характерные мотивы тогдашних правил ущемления печати; не менее интересна секретная инструкция земским начальникам о приемах обработки крестьян при выборах в 1-ую Гос. Думу.
Следующие номера «Речи» еще определеннее выяснили политическую физиономию и тон газеты. Укажем некоторых авторов, статьи которых появились в период созидания газеты: Вл. Гессен (статьи о русской конституции), Петр Струве (его первая статья была посвящена характеристике Гучкова, как Витте русского общества), И.И. Петрункевич (о дворянстве и Гос. Совете), Н.И. Кареев (о польской автономии), М.И. Туган-Барановский (о русском крестьянстве и социализме), Л.Я. Гуревич, поместившая первые фельетоны под псевдонимом Эль-Гур, и др.
Выборная кампания в 1-ую Гос. Думу показала значение серьезного политического органа; идейная постановка избирательной агитации, выработка соответствующих методов в публицистике составляет несомненную заслугу «Речи» в этот период. Развивая большую избирательную энергию, «Речь» вместе с тем стремилась сохранить идейность и вела систематическую борьбу с демагогией, откуда бы она ни шла.
К этому времени относится coup de force «Речи», который, с точки зрения не только политической, но и чисто газетной, представляет собою факт исключительный не только в русской, но и европейской журналистике. 11 апреля 1906 г. в номере 45-м в отделе фельетона появился текст проекта основных законов. Проект этот хранился в величейшей тайне и, по слухам, не был известен даже всем членам кабинета гр. Витте; «в кругах» опубликование секретного проекта, который в виде закона должен был бы свалиться совершенно неожиданно, произвел впечатление разорвавшейся бомбы; та закулисная игра, которая велась вокруг основ русской конституции, была раскрыта. Многие ходы были перепутаны, и то, что должно было быть тайным, стало явным. Негодование «в кругах» было страшное; разследование, как проект попал в редакцию, не привело ни к чему. Впрочем, надо сказать, что все розыски были негласны: граф Витте не был охотником до шумных мероприятий против печати, часто свидетельствующих только о безсилии. К сожалению, теперь мы еще не имеем возможности разсказать о том, как секретнейший документ попал на страницы «Речи»; это придется, вероятно, сделать в более позднюю юбилейную дату. Последствия опубликования «проекта русской конституции» были весьма значительны: целый ряд одиозных положений был исключен под давлением энергичной критики, в которую и «Речь» внесла не малую лепту.
III.
Исход выборов в 1-ую Гос. Думу был победой того направления, которого держалась газета, был торжеством той позиции, которую она защищала против атак как справа, так и слева. Между Таврическим дворцом и скромным домом на улице Жуковского протянулись крепкие идейные нити; в редакционных комнатах можно было нередко видеть выдающихся парламентских деятелей того времени, из которых уже, увы, многих нет. В день открытия Думы, после исторического заседания, в большой комнате, которая и теперь составляет центр редакционной жизни, сидел С.А. Муромцев и, со свойственным ему спокойствием, правил корректуру своей речи. Запечатлелась в памяти и фигура М.Я. Герценштейна, с волнением и горечью говорившего о затруднениях при разрешении аграрного вопроса, заходил и Г.Б. Иоллос, искавший интересного материала для «Русских Ведомостей». Многое, что потом с думской трибуны разносилось по всей России, зачиналось и обдумывалось в редакции «Речи». Материал для первого запроса о печатании в департаменте полиции погромных прокламаций был получен из нашей газеты и текст запроса составлен был в редакции И.В. Гессеном и Г.Б. Иоллосом; кстати отметим, что вообще разоблачения «своеобразных» приемов борьбы со смутой в это время в «Речи» отличались особенной силой. Накануне открытия Думы были помещены официальные данные по истории контр-революции; 3 мая был опубликован секретный доклад чиновника департамента полиции о подготовке погрома в Екатеринославской губ. и т.д., и т.д. Все это было использовано потом в думских речах.
Значение «Речи», как парламентского органа, установило и особый характер думских отчетов, которые по размерам были больше, чем в других газетах; они составлялись по стенограммам (самими редакторами), строго объективно и давались читателям в виде особых приложений, пользовавшихся у публики репутацией достоверности; парламентские отчеты, как особые приложения, исчезли только в конце первой сессии третьей Думы.
Краткая, но трагическая жизнь первой Думы во всех явлениях ея отзывалась в редакции; особенно сильно чувствовалось напряжение в последние дни ея, когда шли колебания между созданием кабинета общественных деятелей и роспуском. В ночь с 7 на 8 июля 1906 г. в редакции было особенно тревожно и оживленно: ждали рокового указа; но день 8-го принес успокоение. Кадетские политики, со слов самого П.А. Столыпина, принесли известие, что наступил поворот в пользу Думы. Поздней ночью, когда номер был закончен, какой-то неведомый чиновник, из типографии «Правительственного Вестника», позвонил в редакцию и сообщил, что Дума распущена. Официального акта не было, и выпускающий не решился поместить известие в категорической форме; он разбудил одного из редакторов, осведомленного о ходе переговоров, но и тот не хотел верить, и известие о роспуске появилось в отделе хроники в такой форме: «Перед выпуском номера, в 4 часа утра, мы получили совершенно невероятное известие о роспуске Гос. Думы и о введении в Петербурге чрезвычайной охраны».
Это было в воскресенье; в понедельник тогда газеты не выходили, так как союз рабочих печатного дела добился от прогрессивных газет полного воскресного отдыха. На этот раз союз однако решился отступить от своего постановления, и рабочим было дано разрешение набирать и печатать. Об этом имеется и, так сказать, официальное сообщение союза в заголовке понедельничного номера, который содержал в себе резкую характеристику роспуска.
Дни после роспуска были жуткие; газете приходилось выходить при условиях исключительных; «Речь» была объявлена в осадном положении. Администрация, очевидно, неверно осведомленная, почему-то была убеждена, что в тексте газеты непременно будет напечатано выборгское воззвание. Решено было предупредить распространение этого воззвания во что бы то ни стало. Каждую ночь, часам к двум, двор типографии на улице Жуковского, входы и выходы в редакцию, занимались усиленными нарядами городовых, вооруженных винтовками. Как только номер был готов, первые экземпляры спешно куда-то отправлялись на просмотр и до возвращения чина с докладом, что «можно», газета не выпускалась ни для разносчиков ни для почты. Потом наряд снимался, и городовые, шумно звеня оружием, удалялись. При такой обстановке газета печаталась дней 10, когда она была совсем закрыта на основании чрезвычайной охраны.
IV.
Удар, обрушившийся на «Речь», находился в непосредственной связи со статьями по поводу убийства М.Я. Герценштейна. Газета назвала сразу истинных виновников преступления - союз русского народа, его вдохновителей и покровителей. Фактический материал, собранный в первые же дни, установил и личность убийц и связь их с союзом русского народа. В заинтересованных кругах это вызвало большую тревогу, и союз русского народа с того времени не без основания считает «Речь» одним из своих опаснейших врагов. Чувства этой организации впоследствии выразились не только в «идейной» полемике и доносительстве, но в других, более конкретных угрозах против руководителей «Речи».
Возстание в Свеаборге, Кронштадте, частичные забастовки - создали то настроение, которое у нас так легко разрешается по наиболее легкому пути мероприятий против печати: «Речь» была закрыта 22 июля 1906 года по распоряжению градоначальника, на основании чрезвычайной охраны, но, само собой разумеется, что градоначальник тут играл последнюю роль - и мера против газеты была принята П.А. Столыпиным. Но когда растерянность несколько разсеялась и П.А. Столыпин начал уже переговоры с общественными деятелями об участии их в кабинете, то он решил проявить свою политическую терпимость, допустив снова выход к.-д. органа. Тогдашний начальник главного управления по делам печати, ныне сенатор Бельгардт, без особых ходатайств со стороны редакции выразил готовность содействовать возобновлению газеты. Но название «Речь» было уже тогда настолько популярно с одной стороны и неприятно с другой, что г. Бельгардт в переговорах с редакцией настойчиво и неоднократно рекомендовал возобновить газету под другим названием. Это затянуло переговоры, так как редакция весьма ценила название «Речи» и отказывалась от перемены его. Насколько можно судить, П.А. Столыпин, допуская возможность выхода «Речи», хотел все же добиться каких-нибудь гарантий против чрезмерно резкой критики; об этом г. Бельгардт вел очень длинные беседы, пробовал перечислять темы, которых не следует касаться в такое тревожное время,- но давать какие-нибудь обязательства редакция отказывалась. Между тем, в беседе с издателем начальник главного управления убеждал его, что невыгодно издавать оппозиционную газету деловому человеку; издатель заметил, что выбор направления для него не определяется выгодностью. После одной особенно продолжительной беседы, когда обсуждение вопроса об условиях выхода «Речи» не привело ни к чему, один из членов редакции заметил г. Бельгардту: «Речь», конечно, останется тем же, чем она и была; но она хочет выходить не день, и не два, а многие годы, а в Петербурге существует положение о чрезвычайной охране, о чем редакция будет памятовать! Какие вам еще гарантии нужны?» Этот аргумент показался, повидимому, очень убедительным, и 9 августа «Речь» снова вышла в свет в прежнем виде и со статьями, свидетельствующими о неизменности и направления и тона.
Интересно, что разрешение, данное главным управлением, не было доведено до сведения петроградского градоначальника фон-дер-Лауница, который очень негодовал по этому поводу: «Заставляют меня подавать распоряжение о запрете, а потом, когда они сами разрешают, даже не сообщают. Что я им околоточный, что ли?»
***
На этом эпизоде мы заканчиваем историю первых месяцев жизни «Речи». Кроме этого кратковременного перерыва, в течение 18 дней, «Речь», на которую в течение десяти лет сыпались самые разнообразные кары - судебные и административные, ни разу больше не подвергалась закрытию до начала великой войны. Хотя это уже относится к новой, даже новейшей истории «Речи», но, может быть, следует теперь же возстановить некоторые фактические обстоятельства, сопровождавшие эту последнюю двухдневную приостановку «Речи». Позиция «Речи» в последние недели до 20 июля 1914 г. известна: предвидев все ужасы грядущего столкновения народов, наша газета боролась против всяких проявлений агрессивности с нашей стороны и резко осуждала все, что могло быть сочтено вызовом. Уже теперь, в самом разгаре войны, политики и изследователи как в странах воюющих, так и нейтральных, уже спорят о том, кто является виновником войны, и придают разрешению этого вопроса громадное политическое значение. Статьи «Речи» в последние недели до войны приобретают теперь интерес исторического документа: оне доказывают, что широкие круги русского общества делали все, что было в их силах, чтобы предотвратить войну, что эти их усилия шли в том же направлении, как старания русской дипломатии. На том судилище, которое будет решать вопрос об ответственности за великую мировую катастрофу, в качестве обвинительного материала против Германии и объективного доказательства миролюбия России, будут служить те самые статьи «Речи», которые послужили поводом для травли нашей газеты со стороны некоторых органов. Эта травля, повидимому, была одной из причин закрытия. Оно было полной неожиданностью не только для редакции, но даже для высших административных сфер. Само собой разумеется, что, прилагая все усилия к мирному разрешению конфликта, «Речь» с того момента, когда выяснилась невозможность избежать войны, приняла войну как дело народное, и в то самое время, когда было получено распоряжение о приостановке газеты, в типографии набиралась статья с разъяснением смысла великой войны и с призывом к объединению всех в общем деле. Эта передовая статья появилась не в день объявления войны, а во вторник [22.07 (04.08).1914], когда газета была снова разрешена. Ни одна строчка этой статьи не была изменена, ни одно выражение не было усилено. Что же касается личных деятелей, содействовавших как закрытию, так и возобновлению «Речи» в первые дни войны, то об этом опять-таки придется разсказать в другую юбилейную годовщину...