Именно он был во главе учебной команды своего полка, преградившей путь толпе вооруженных мятежников. Благодаря его решительности мятеж не разросся, бунтовщики не смогли присоединить к себе новые части, захватить военные и административные здания. При таком развитии событий их пришлось бы выковыривать с пулеметами и артиллерией, Киев превратился бы в арену уличных боев, как Москва в декабре 1905. От всего этого киевляне были избавлены благодаря фон Стаалю.
Его заслуги были отмечены и в приказе войскам Киевского военного округа :
Вот письмо от полковника фон Стааля в редакцию газеты «Киевлянин» с благодарностью за пожертвования в пользу семей погибших военнослужащих полка :
Николай Фердинандович фон Сталь родился 11 января 1865 г. в 1883 году окончил
Петровский Полтавский кадетский корпус (кстати, именно это учебное заведение в 1902 году закончил и поручик Жадановский, возглавлявший бунт саперов), затем - Николаевское инженерное училище, был выпущен в офицеры в 3 понтонный батальон. В последствии окончил Академию генерального штаба по 1 разряду. Был начальником штаба 44 пехотной дивизии, начальником штаба 9 кавалерийской дивизии, с 28 августа 1905 года командовал 168 пехотным Миргородским полком и 25 февраля 1912 года произведен в генерал-майоры, с увольнением от службы, с мундиром и пенсией.
Последняя награда - орден святого Владимира 3 степени
27 июля 1912 г. Николай Фердинандович умер от паралича спинного мозга.
По поводу его ухода в отставку в газете “Киевлянин” (22 марта 1912 г., № 82.) была напечатана статья “Забытый герой” :
“Ушел в отставку полковник фон-Стааль. Ушел он, как рядовой офицер, с производством в генерал-майоры, не оцененный властью, забытый русским обществом.
Знаете ли вы, кто такой г. фон-Стааль? Это тот командир Миргородского пехотного полка, который в черный день саперного бунта в Киеве, 18 ноября 1905 года, в одну минуту подавил безобразный бунт и тем предотвратил ужасы пьяного разгрома Киева, это тот рыцарь без страха и упрека, который в страшный час развала дал всем властям пример того, как должны вести себя люди долга и чести.
Я лично пережил тогда моменты из числа тех, которые никогда не забываются. Обширный саперный бунт подробно описан в том печатном фолианте, который называется "обвинительным актом" по соответственному уголовному делу. Я хочу поделиться с читателями некоторыми своими личными воспоминаниями.
Неясные слухи о готовящемся саперном бунте ходили по Киеву за несколько дней до 18 ноября. Начальник охранного отделения г. Еремин имел сведения об организуемом бунте и докладывал по начальству. Но халатность, растерянность и трусость тогда царили... Никаких мер не было принято.
Бунт вспыхнул рано утром 18 ноября. Я довольно рано пришел в редакцию "Киевлянина" и там узнал, что мятежники уже находятся на Киеве II, и что против них выслан Уральский казачий полк. Я был весь захвачен этим известием. Телефон работал без перерыва. Вскоре я узнал следующее. Бунт начался в так называемых "Жандармских казармах" (на Московской улице), откуда мятежники отправились к казармам, что у Никольских ворот. Власти окончательно растерялись. Было принято две меры: с одной стороны, были вызваны войска для охраны дома, в котором жил тогдашний начальник края и командующий войсками, а с другой, - командующему саперной бригадой полковнику Немилову предписано было немедленно принять меры к прекращению беспорядков. Полковник Немилов решил усмирить бунт по тому самому способу, по которому вообще боролись в то время с революционными восстаниями и беспорядками, т. е. посредством речей. Полковник Немилов произнес несколько речей в разных пунктах (для чего он в экипаже обгонял шествие бунтовщиков). Ответ на его речи был один - брань и угрозы... Решив, что все средства воздействия исчерпаны, полк. Немилов явился к командующему войсками и доложил, что, несмотря на все принятые меры, прекратить беспорядки не удалось. Тогда ген. Сухомлинов приказал командиру Уральского казачьего полка прекратить бунт. Мятежники в это время были у Киева ІІ, где они "снимали" отряды, назначенные для охраны станции. Командир Уральского полка с четырьмя сотнями выступил против бунтовщиков и встретил их подле 4-й гимназии, на Большой Васильковской улице.
Мы с нетерпением ждали результатов этой встречи... Вскоре стало известно, что командир Уральского полка, увлеченный духом времени, тоже заговорил... Вместо оружия, он пустил в ход средство, уже испытанное полковником Немиловым: произнес речь... Кончилось дело тем, что бунтовщики, под звуки оркестра, двинулись вперед. Казаки, по приказу их командира, почтительно расступились и дали дорогу саперам. Мятежники, руководимые переодетыми евреями и несколькими офицерами-предателями, пошли дальше.
К командующему войсками полетел новый доклад: "несмотря на все принятые меры, беспорядков прекратить не удалось". Дело принимало весьма серьезный оборот. Генерал Сухомлинов двинул против мятежников пехоту и артиллерию. Подавление беспорядков возложено было на командира 21 корпуса ген. Драке. Последний в фаэтоне отправился к месту действия.
В это время я вместе с Д. Д. Н-по также направился к месту действия: уж очень любопытно было посмотреть солдатский бунт.
Бунтовщики по Большой Васильковской улице прошли до Жилянской и затем свернули по Жилянской и направились к казармам 33-й артиллерийской бригады (на углу Тарасовской). Сюда мы и пошли из редакции. Когда мы спустились сверху по Тарасовской улице, вся Жилянская ул. была запружена солдатами, толпившимися здесь в беспорядке. Нам сообщили, что только что ген. Драке говорил речь на улице, а теперь говорил другую речь во дворе казарм... Через некоторое время бунтовщики под звуки музыки двинулись далее по Жилянской улице. За толпой бунтовщиков шел батальон пехоты, за ним - сотни казаков-уральцев. Замыкал шествие ген. Драке, ехавший шагом в фаэтоне. Сзади и по тротуарам плелись зрители, увлекаемые диковинным зрелищем... Мер никаких больше не принималось; все речи уже были сказаны, и дело, по-видимому, было предоставлено воле Божьей.
Так мы дошли до Галицкого базара. Здесь бунтовщики и остановились. Я видел, как один из вождей бунта взошел на штабель камня и обратился к бунтовщикам с кратким призывом-речью. Затем опять заиграла музыка, и мятежники двинулись вниз по бульвару в направлении к Кадетскому шоссе (где находятся казармы некоторых пехотных частей). Я дошел до того места, где пересекаются две линии трамвая и остановился, решив дальше за мятежническим шествием не идти. Помню, я встретил там своего родственника товарища прокурора В. А. В-ва и едва я успел поздороваться с ним и сказать несколько слов, как произошло что-то неожиданное, ошеломляющее и потрясающее: грянули ружейные залпы, за которыми последовали беспорядочные выстрелы... Пули летели над нами, неподалеку от нас стонали раненые... Я машинально лег на землю, а затем ползком передвинулся и лег за стоявшим у бульвара вагоном трамвая. Там уже лежал мой родственник, товарищ прокурора... Когда стрельба немного затихла, я перебежал через улицу и спрятался во дворе. Скоро все стихло. Я вышел на тротуар и посмотрел на площадь: она представляла собой вид поля битвы после сражения: везде лежали люди и лошади... Убито и ранено было около 110 человек. Бунта более не было: он был раздавлен.
Как же все это случилось? Очень просто: шла учебная команда Миргородского полка, с командиром полка полковником фон-Стаалем во главе. Команда маленькая - что-то около 80 человек. Против них двигалась нафанатизированная и опьяненная успехом тысячная толпа вооруженных бунтовщиков. Что было делать? Г. фон-Стааль поступил, как истинный воин: он речей не говорил и решил действовать по-суворовски: "глазомер, быстрота, натиск!"... Он даже не сделал призывов и предупреждений, ибо был бы окружен бунтовщиками и смят: он прямо, ни слова не говоря, приказал стрелять залпами... И в несколько мгновений бунт был раздавлен...
В тот страшный день в Киеве нашелся настоящий военный, человек с железным характером, инициативой, с мужеством, с геройской решимостью действовать и исполнять свой долг до конца, не смотря ни на что. И г. фон-Стааль спас Киев от великих бедствий. Не подлежит сомнению, что толпа бунтовщиков продолжала бы возрастать. К ней уже собирались присоединиться рабочие железнодорожных мастерских. Присоединились бы и рабочие завода Гретер и Криванек. Кончилось бы дело баррикадами и большим кровопролитием: ведь отступления для саперов-бунтовщиков не было. К вечеру голодные и разнузданные бунтовщики разбили бы винные лавки и гастрономические магазины... Начался бы затем пьяный погром, за которыми, вероятно, последовал бы контр-погром, направленный против евреев. И ничего этого не было благодаря одному полковнику фон-Стаалю.
Киев и все русское общество должно быть безмерно благодарно этому рыцарю долга.
Подвиг г. фон-Стааля был замолчан. Одни пылали ненавистью к нему, другие завидовали ему и шипели...
Вечером в день бунта я видел на улицах нескольких саперов. Подавленные, жалкие, без ружей (которые они бросили), они плелись на Печерск, к своим казармам. На углу Б.-Васильковской и М.-Благовещенской улице я заговорил с двумя такими представителями разбитого революционного стада. Они меня робко спросили: "Теперь нас повесят?"
Еще позже - в тот же вечер - я, по поручению редактора, отправился к одному крупному генералу - узнать точно о ходе событий. Оказывается, что уже было составлено донесение в Петербург. О полковнике фон-Стааля в этом донесении не говорилось ни слова... Газетам все было сообщено в таком виде, что-де бунт подавлен батальоном Азовского пехотного полка.
Каковы были истинные мотивы всего этого, не знаю.ю.
- Зачем все это сделано? - спросил я большого военного начальника.
- Видите ли, мы спасаем Стааля; ведь он стрелял в солдат...
- Не в солдат, а в бунтовщиков! - заметил я.
- Все равно... Много убитых и раненых... Мы не знаем, как к этому отнесутся в Петербурге; быть может, полковник фон-Стааль пойдет под суд!
- За что? За великую услугу, оказанную родине? - спросил я.
Мне ответили пожиманием плеч.
И лишь через месяц командующим войсками была объявлена благодарность герою-командиру Миргородского полка.
С того времени и до сих пор полковник фон-Стааль (он - офицер генерального штаба) оставался в должности командира полка. Ныне здоровье героя сильно пошатнулось, и он уволен в отставку.
История не забудет славного имени доблестного командира Миргородского полка.
Л. Савенко.”