Воронежская администрация в борьбе против либеральной оппозиции в 1906-1907 гг.
О. Ю. Михалев
Воронежская администрация в борьбе против либеральной оппозиции в 1906-1907 гг.
Вопрос о том, какими методами и средствами боролся царизм со вспыхнувшим в 1905-1907 гг. широким освободительным движением, не принадлежит к числу самых изученных в истории первой русской революции. И если та его часть, которая относится к подавлению революционных выступлений, нашла свое отражение в литературе (знаменитые «столыпинские галстуки», военно-полевые суды, отправившие на виселицу более 1100 человек, массовые аресты и т.д.), то преследования либеральной оппозиции в значительной степени остаются «белым пятном». По существу, в работах исследователей лишь повторяются жалобы кадетов на репрессии властей, столь частые в 1906-1907 гг., тогда как сведений о количестве и составе пострадавших, анализа взаимоотношений властей и либералов получить из них практически невозможно.
Между тем данный сюжет имеет важное значение не только для изучения истории первой русской революции, но и судеб страны в целом. Анализ причин, по которым правительство отказалось от претворения в жизнь принципов Манифеста 17 октября, выводивших Россию на конституционный путь развития, а наоборот, пошло на конфронтацию с готовой поддержать его правой частью освободительного движения, позволяет выявить упущенные возможности альтернативного развития страны - не революционного, а эволюционного, разрешением накопленных противоречий путем планомерных реформ.
На протяжении 1905 г. администрация проявляла просто-таки непозволительную для любой уважающей себя власти мягкотелость по отношению к оппозиционным выступлениям всех направлений. Жандармы регулярно отслеживали любые проявления антиправительственной активности, заводило дела о «государственных преступлениях», но их расследование обычным формально-юридическим порядком тянулось долго, что создавало в обществе ощущение безнаказанности и слабости режима. Нам не известно ни одного заведенного до октября 1905 г. дела о политических преступлениях, закончившегося судом: согласно указу от 21 октября 1905 г. о даровании амнистии, в Воронежской губернии было прекращено 49 дел, находившихся в производстве при ВГЖУ. Третья часть из них (16 дел) относилась к представителям интеллигенции, как правило, сельской, обвинявшимся в агитации среди крестьян. Лишь три дела касались собраний ли/112/беральных земцев, врачей и учителей, на которых произносились антиправительственные речи. Все арестованные по этим делам политические Заключенные были отпущены на свободу [1].
Лишь в самом конце 1905 г., когда правительство подавило вооруженные выступления рабочих и почувствовало себя более уверенно, власти перешли в наступление против оппозиции. Для Воронежской губернии решающее значение имело объявление в ней в декабре 1905 г. Положения усиленной охраны, что давало администрации широкие права по наведению порядка. Теперь губернатор, не дожидаясь решения дела в судебном порядке, мог своей властью высылать из губернии неугодных лиц, а также применять другие методы воздействия.
В последующие несколько месяцев репрессии против представителей либеральной оппозиции в губернском центре носили характер единичных акций. Направлены они были против лиц, ставших широко известными своей политической активностью весной-летом 1905 г., но в вину им вменялась антиправительственная деятельность уже после 21 октября. Так, 17 декабря на основании положения об усиленной охране выл арестован врач губернской земской больницы И.И. Гинзбург, хорошо известный жандармам по выступлениям на ряде собраний земцев. Его «преступная деятельность после семнадцатого октября» заключалась в том, что он «принимал участие в железнодорожных митингах, собраниях Крестьянского союза и на сходках в земской управе, где произносил речи противоправительственного содержания, побуждая к поддержанию забастовки и требований Учредительного собрания». После полугодового заключения, в июне 1906 г. Гинзбург был выпущен за границу с предупреждением, что в случае возвращения ранее, чем через два года, он будет выслан в Нарымский край [2].
Еще один видный воронежский общественный деятель - присяжный Поверенный Г.Л. Корякин, активный участник всех собраний местных либералов на протяжении 1905 г., был арестован 31 января 1906 г. в Новочеркасске. Дело Корякина стало ярким примером произвола и беззакония властей: принимая участие в событиях, связанных с забастовкой железнодорожников в середине октября 1905 г., он в двадцатых числах того же месяца во время еврейского погрома был вынужден уехать из города и, естественно, никакой противоправительственной агитации уже вести не мог. ВГЖУ обвинило Корякина в принадлежности к партии социал-демократов, в руководстве забастовкой рабочих, в организации боевых дружин, еврейского погрома и т.д., но сам он обвинения отрицал и даже указывал, что участвовал в забастовке лишь с целью помочь рабочим Юридическими знаниями и способствовать ее мирному течению. Хотя дело попало в центральные газеты, снять надуманное и недоказанное обвинение до конца не удалось. Без всякого суда, одним только решением /113/ МВД, 9 июня Корякин был подчинен гласному надзору полиции в избранном месте жительства, кроме столичных и Воронежской губерний [3].
Кроме арестов и следовавших за ними административных высылок, использовавшихся в первые месяцы 1906 г. в Воронеже не очень часто, губернские власти пускали в ход и менее грозные, но достаточно эффективные меры. Одним из наиболее популярных способов борьбы с инакомыслием среди государственных и земских служащих были увольнения со службы. Подсчитать количество уволенных значительно сложнее, чем подвергшихся аресту, но на основании общих впечатлений современников можно думать, что в начале 1906 г. увольнения по политическим мотивам только начинали практиковаться.
Широкий резонанс вызвало в марте 1906 г. увольнение без какого-либо внятного указания причин старшего врача губернской земской больницы А.Н. Меркулова, одного из организаторов воронежского комитета конституционно-демократической партии. В знак протеста против столь явного нарушения Манифеста 17 октября 43 ученицы фельдшерской школы и ряд ее преподавателей (в том числе СП. Буренин и А.И. Шингарев) подали прошения об увольнении [4], однако это не по« влияло на решение администрации не смогла.
Как видим, в декабре 1905 - марте 1906 гг. в губернском центре репрессии властей по отношению к представителям либеральной общественности были скорее исключением, чем правилом. Под них попадали лишь те, кто, по мнению администрации, активно участвовал в массовых выступлениях октября 1905 г. и мог вызвать новые беспорядки. Совершенно иная ситуация наблюдалась в уездах. Например, 6 февраля 1906 г. из Новохоперска сообщалось об аресте нескольких земских учителей «лишь за то, что они по просьбе крестьян читали им газеты и разъясняли Манифест 17 октября, как понимали его сами» [5]. В Землянском уезде за три месяца со времени объявления губернии на положении усиленной охраны были арестованы и заключены в тюрьму 2 врача, 5 фельдшеров 4 учителя, 1 частный поверенный, 1 купец и 17 крестьян [6]. Такой крен в политике властей легко объясним. Если в Воронеже практически вся деятельность представителей умеренной оппозиции протекала в узком кругу, не влияя на настроения широких народных масс, то сельская интеллигенция была тесно связана с крестьянством и своей агитацией могла вызвать аграрные волнения. Кроме того, сельские учителя и врачи были настроены более радикально, чем их коллеги в городе, и могли призывать не только к установлению конституционного строя, но и к насильственным захватам помещичьих земель, что уже далеко выходило за рамки свобод, разрешенных Манифестом 17 октября. Острие репрессий было направлено, таким образом, против тех, кого можно было причислить к «революционерам», а не против оппозиции вообще. /114/
Еще более наглядно, чем выявление случаев применения административных мер к отдельным лицам, линию властей по отношению к умеренной оппозиции показывает анализ действий, предпринятых против главной организации либералов - конституционно-демократической партии. Созданный в середине октября 1905 г. воронежский комитет партии народной свободы объединил большую часть прогрессивных земцев, врачей, адвокатов, служащих, купцов и т.д., и с началом избирательной кампании по выборам в I Государственную Думу активно включился в борьбу под лозунгами изменения Основных законов и аграрной реформы. Казалось, дна программа кадетов, требовавшая радикальных преобразований, должна заставить власти отнестись к партии с подозрением: запрещать ее собрания и преследовать партийных активистов. Однако никаких притеснений воронежских кадетов губернской администрацией в первой половине 1906 г. мы не наблюдаем. Конечно, ВГЖУ следило за их деятельностью, но работал комитет вполне свободно: газеты регулярно печатали отчеты о собраниях кадетов, руководители организации не скрывались, велась активная вербовка новых членов, набирало популярность издание, проводящее взгляды комитета - «Воронежское слово».
Стесненнее было положение партии Народной свободы в уездах. Там администрация была более консервативна, чем в губернском центре, и с неутомимым рвением пыталась сдержать распространение конституционных идей среди населения. Так, 26 февраля на основании положения об усиленной охране не было допущено собрание кадетской группы в Валуйках, по той же причине отказано в собрании в Боброве. Стесняя оппозиционные силы, уездные власти легко позволяли работать более лояльным партиям: в том же Боброве собрание Союза 17 октября не встретило никаких препятствий. Как отмечало «Воронежское слово», «ему, очевидно, не мешает усиленная охрана» [7].
Впрочем, если администрация позволяла кадетам создавать свою организацию, произносить радикальные речи на собраниях и даже вести борьбу за места в Государственной Думе, то это не значит, что она полностью смирилась с их деятельностью. Сведения о работе воронежского комитета партии Народной свободы тщательно собирались ВГЖУ и, надо думать, в случае необходимости их легко можно было использовать для давления на него. Слежка велась и за наиболее активными деятелями местных кадетов, лидеры комитета - А.И. Шингарев и В.И. Колюбакин - состояли под негласным надзором полиции. Распоряжение начальника ВГЖУ полковника В.З. Тархова предписывало «при возвращении врача Колюбакина с поезда в г. Воронеж каждый раз подвергать тщательному досмотру его багаж и ручные вещи, а также и его самого» [8].
После того, как стало известно, что кадеты одержали блестящую победу выборах в Думу, внимание властей к ним еще более повысилось. 26 июля 1906 г., накануне открытия Думы, за подписью командующего от/115/дельным корпусом жандармов вышел циркуляр, разосланный по губерниям, о сборе сведений о деятельности партии Народной свободы [9]. В течение следующего месяца жандармы и полиция выявили лиц, сколько-нибудь причастных к партии. В Воронеже таковых оказалось 70 человек, в Валуйках - 5, в Коротоякском уезде - 8. Из остальных уездов сообщали, что «организованной конституционно-демократической партии нет, и поэтому указать лиц, которые были бы членами этой партии, не представляется возможным». При этом, как правило, добавлялось, что «громадное большинство интеллигентного населения... следует причислить к означенной политической партии» [10]. В первой половине 1906 г. эти сведения так и остались невостребованными: правительство предпочло не обострять отношений с кадетами, заявлявшими о приверженности к «мирным и открытым» путям политической борьбы, а преследовать более опасных противников - левые партии, провоцировавшие забастовки и беспорядки в деревне.
Таким образом, первые месяцы 1906 г. стали временем, когда кадеты имели широкую свободу действий и стеснялись властями минимально. Однако жалобы непривычных даже к незначительным преследованиям либералов раздавались довольно часто, что побуждало ЦК партии спешить с ее легализацией, которая дала бы гарантию безопасности ее деятельности. Председателю ЦК П.Д. Долгорукову удалось убедить министра внутренних дел П.А. Столыпина, что легализация партийных органов задерживается не по ее вине, и тот в мае 1906 г. разослал губернаторам циркуляр, в котором предложил «смотреть на учреждения партии, как на легально существующие, впредь до окончании дела о регистрации устава ее» [11]. Этот документ, казалось, снимал последние ограничения на работу кадетских организаций. В обстановке, когда на страницы центральных газет просачивались слухи о возможности участия кадетов в будущем министерстве, либеральная оппозиция была как никогда близка к тому, чтобы торжествовать победу над самодержавием. Безусловно, и в это время кадеты не получили столько свободы, сколько хотели. Так, 25 мая, когда член I Государственной Думы, кадет А.Г. Хрущев пытался провести митинг в Землянске, уездный исправник вызвал полусотню казаков и устроил «целую осаду мирного городка, чтобы не допустить к нему подхода окрестных крестьян, собиравшихся на митинг» [12]. Кроме консерватизма исправника объяснить этот случай можно тем, что местные власти не хотели лишний раз тревожить объятую пламенем аграрных волнений деревню. В городе, где обстановка была значительно спокойнее, собрания кадетов протекали совершенно свободно.
События, связанные с роспуском Думы, в корне изменили положение кадетов. Во-первых, за время работы народного представительства они показали свое нежелание считаться с существующими Основными законами и работать с правительством, что убедило царя в невозможности какого-либо сотрудничества. Но главное заключалось даже не в этом. Своим Выборгским воззванием, призывавшим население к пассивному сопро/116/тивлению режиму (не платить налога, не давать новобранцев и не признавать займы), кадеты поставили себя в глазах правительства в ряд революционных партий, так как этим актом переступили рамки чисто парламентской борьбы. Когда же не состоялся всплеск революционной активности, в массах, ожидавшийся в связи с роспуском Думы, и слабость оппозиции стала очевидной, усиление репрессий оказалось неизбежным.
Гонения обрушились в первую очередь на бывших депутатов. Среди избранников от Воронежской губернии первым был арестован депутат от рабочих электротехник воронежских железнодорожных мастерских Д.Я. Медведев, прошедший в Думу как сторонник партии Народной свободы, но позднее заявивший, что «надеется в Думе встретить группу левых рабочих, к которой и примкнет» [13]. 18 июля в связи с поступившими сведениями, что он «распространяет среди рабочих и населения воззвание бывших членов Думы к народу», Медведев был взят под стражу и обвинен в распространении Выборгского воззвания [14]. Вскоре по такому же обвинению в Задонске был арестован еще один бывший депутат I Думы - крестьянин М.М. Торшин [15]. Арестовать наиболее видных кадетов, представлявших Воронежскую губернию в Думе - бывшего городского голову П.Я. Ростовцева и председателя Землянского уездного земского собрания А.Г. Хрущева - власти пока не решились. В отношении последнего дело ограничилось допросом, на котором тот факт распространения Выборгского воззвания не признал, и взятием подписки о невыезде. Сведения о том, какие меры были предприняты в этот период к Ростовцеву, нам отыскать не удалось [16].
Подавленный столь неожиданным поворотом событий, воронежский комитет партии Народной свободы пребывал в полной растерянности. Его председатель А.И. Шингарев 2 августа 1906 г. докладывал в ЦК: «Провинция ждала директив от центра, а центр ждал сведений о настроении провинции, и образовался какой-то порочный круг, который производит впечатление растерянности... Страстно обсуждали Выборгский манифест в 4 заседаниях, причем были высказаны и оспорены все обычные возражения против манифеста, вопрос же о распространении манифеста чуть-чуть не вызвал раскола... Указывалось, между прочим, на ответственность такого шага - бросить манифест в обращение среди крестьян, которые и без того уже жгли имения. Однако, когда решение было, что распространением Манифеста могут заняться лишь желающие, таких желающих оказалось 2/3 комитета, причем были среди них и не сочувствующие манифесту» [17].
Несмотря на то, что большинство комитета высказалось за распространение Выборгского воззвания, на деле желающих проводить это решение в жизнь оказалось немного. Собственно, и сам Шингарев признавал, что эта работа обречена на провал: «Крестьяне не платят и не будут платить, но кроме них никто не пойдет на бойкот казны. Недачу рекрут осуществить трудно - ответственность падет на отдельные се/117/мьи. Пассивный бойкот признается желательным, но для него необходима поддержка всего общества, а ее нет» [18]. Архивные материалы подтверждают, что идеи Выборгского воззвания не нашли поддержки в среде воронежских либералов. Нам удалось выявить лишь один случай, когда представитель образованных слоев общества отказался платить налоги, ссылаясь на призыв народных представителей. 29 сентября был заключен в тюрьму врач К.Г. Славский, который заявил, что «участвовал в выборе депутатов в Государственную Думу, считает постановления их, в том числе и Выборгское воззвание, законными и для себя обязательными», и на этом основании отказавшийся от уплаты квартирного налога. После месячного пребывания в заключении Славский решением губернатора был выслан за пределы Воронежской губернии [19].
Тот факт, что кадеты не предпринимали никаких мер по исполнению и распространению Выборгского воззвания, не убедил администрацию в том, что они отказались от радикальных методов борьбы. Наоборот, удостоверившись в слабости их влияния на массы, губернские власти стали все решительнее притеснять местный комитет партии Народной свободы. Уже в августе стали появляться затруднения в проведении избраний. Так, 17 августа на публичном собрании воронежской группы кадетов, посвященном роспуску Думы и предстоящей предвыборной кампании, представитель полиции не допустил прений, после чего заседание было прервано [20]. Начались гонения и на «Воронежское слово»: против редактора был возбужден целый ряд дел, номера газеты часто конфисковывались, а в помещении редакции полиция проводила «чуть ли не каждый день... самые детальные обыски, не дающие, однако, никаких результатов». Из книжных магазинов изымалась прогрессивная литература, и даже воспрещалась продажа портретов бывших депутатов [21].
Уже эти преследования, надо полагать, способствовали оттоку наиболее шатких элементов из рядов кадетской партии. Но основной удар по ней был нанесен 14 сентября известным циркуляром Совета министров, который запрещал лицам, состоящим на государственной службе (к ней причислялась и служба в земствах), «всякое участие в политических партиях, обществах и союзах, не только явно революционных, но и таких, которые, хотя и не причисляют себя открыто к революционным, тем не менее в программах своих, в воззваниях своих вожаков (как, например, Выборгское воззвание) и в других проявлениях своей деятельности обнаруживают стремление к борьбе с правительством или призывают к таковой борьбе население». Согласно циркуляру должностные лица и служащие, не прекратившие своего членства в указанных партиях (к которым относилась и партия Народной свободы), подлежали немедленному увольнению [22]. В партии кадетов служащие различных ведомств составляли немалую долю, поэтому после распространения этого документа выходы из партии, несомненно, имели место. Примером может служить история с /118/ инспектором мелкого кредита Т.Н. Буйновым, у которого в январе 1907 г. управляющий Воронежским отделением государственного банка потребовал объяснения, почему он не подчинился требованию циркуляра о выходе чиновников из партии Народной свободы. На это Буйнов предъявил справку из воронежского комитета партии о том, что он согласно сделанному заявлению исключен из ее списков еще 7 октября минувшего года [23]. Рассмотренный случай был, конечно, не единичным, и можно утверждать, что максимальная численность воронежской кадетской организации приблизительно в 300 человек к концу 1906 г. резко уменьшилась.
Новым фактором, послужившим к еще большему усилению репрессий, стало приближение кампании по выборам во II Думу. Правительство извлекло уроки из опыта работы предыдущего народного представительства и было полно решимости применить все меры давления для того, чтобы сделать будущую Думу более послушной. В этот период гонения на партию кадетов достигают своего пика и приводят к тому, что ее работа на легальных началах становится практически невозможной. 26 октября 1906 г. министр внутренних дел П.А. Столыпин издал циркуляр, в котором указывал губернаторам, что «не могут быть допускаемы Собрания, устраиваемые партией Народной свободы, ввиду проявленного этим сообществом во время съезда его членов в Гельсингфорсе, а равно и в изданном ими так называемом «Выборгском воззвании», явно преступного направления» [24]. Если до этого момента, по оценке воронежских кадетов, «деятельность партии была несколько затрудняема, иногда полиция разрешала собрания, но все же работа местного комитета, рассылка партийной литературы, а иногда и публичные собрания партии с ведома полиции продолжались» [25], то теперь любые проявления ее активности стали запрещаться. Последнее открытое собрание воронежской кадетской группы состоялось, по-видимому, 1 ноября 1906 г., а уже через несколько дней губернатор М.М. Бибиков объявил, что «считает партию Народной свободы после Выборгского воззвания и Гельсингфорского съезда революционной», и полностью воспретил собрания ее приверженцам [26].
Попытки кадетов вернуть себе возможности легальной работы ни к ему не приводили. Не помогли ни обращения к губернским властям местного комитета, ни даже личное свидание с Бибиковым приехавшего из Москвы кадетского партийного функционера В.В. Пржевальского. Последний так и уехал ни с чем: лекция его не была разрешена [27].
Развивая положения столыпинского циркуляра, губернские власти пошли в своих гонениях на кадетов еще дальше, поставив целью ликвидировать воронежский комитет партии. С декабря 1906 г. его работа стала практически невозможна: мало того, что не удавалось проводить собрания, но полиция вновь начала регулярные обыски в редакции «Воронежского слова» и в помещении комитета. С целью воспрепятствовать кадетам вести свою пропаганду в начавшейся избирательной кампании, уча/119/стились конфискаций тиража «Воронежского слова». 30 декабря жандармы изъяли из редакции весь груз партийной литературы, полученной от центрального комитета. Литература «была нагружена на целую подводу, которая и была отправлена в участок под торжественным конвоем нескольких городовых и жандармов» [28]. Во время одного из таких обысков в руки жандармов попал список лиц, уплативших членские взносы. Он сохранился в делах ВГЖУ, включает 270 фамилий и является наиболее полным перечнем воронежских кадетов, который можно использовать, в частности, для определения их социального состава [29].
Не довольствуясь чинимыми работе газеты препятствиями, но и не имея оснований закрыть ее, власти направили свои усилия на то, чтобы свести до минимума ее распространение в уездах и исключить тем самым возможность кадетской предвыборной агитации среди крестьян. В течение декабря 1906 г. жандармы выявили сторонников партии Народной свободы в Бирюченском, Павловском, Новохоперском, Острогожском и других уездах, через которых распространялось «Воронежское слово» и «другая литература по этому предмету». Уездным исправникам предписывалось немедленно «принять меры к задержанию отправлений», подвергнуть указанных лиц обыску и развивать дознание по его результатам [30]. Безусловно, эти меры негативно отразились на позициях кадетов в деревне. Бесплатно рассылаемые 500 экземпляров газеты теперь с трудом находили читателей. Д.А. Перелешин докладывал в ЦК, что «крестьяне просят Христом Богом не посылать, боясь полиции». [31] Однако вместо того, чтобы подтолкнуть крестьян вправо, преследования кадетов шли на пользу революционным партиям. Лишившись последних возможностей влиять на настроения крестьян, кадеты расценивали ситуацию перед выборами так: «По губернии все места могут быть СР. Можно провести по губернии 1-2 КД только из милости CP». [32]
Воронежская администрация в борьбе против либеральной оппозиции в 1906-1907 гг.
Вопрос о том, какими методами и средствами боролся царизм со вспыхнувшим в 1905-1907 гг. широким освободительным движением, не принадлежит к числу самых изученных в истории первой русской революции. И если та его часть, которая относится к подавлению революционных выступлений, нашла свое отражение в литературе (знаменитые «столыпинские галстуки», военно-полевые суды, отправившие на виселицу более 1100 человек, массовые аресты и т.д.), то преследования либеральной оппозиции в значительной степени остаются «белым пятном». По существу, в работах исследователей лишь повторяются жалобы кадетов на репрессии властей, столь частые в 1906-1907 гг., тогда как сведений о количестве и составе пострадавших, анализа взаимоотношений властей и либералов получить из них практически невозможно.
Между тем данный сюжет имеет важное значение не только для изучения истории первой русской революции, но и судеб страны в целом. Анализ причин, по которым правительство отказалось от претворения в жизнь принципов Манифеста 17 октября, выводивших Россию на конституционный путь развития, а наоборот, пошло на конфронтацию с готовой поддержать его правой частью освободительного движения, позволяет выявить упущенные возможности альтернативного развития страны - не революционного, а эволюционного, разрешением накопленных противоречий путем планомерных реформ.
На протяжении 1905 г. администрация проявляла просто-таки непозволительную для любой уважающей себя власти мягкотелость по отношению к оппозиционным выступлениям всех направлений. Жандармы регулярно отслеживали любые проявления антиправительственной активности, заводило дела о «государственных преступлениях», но их расследование обычным формально-юридическим порядком тянулось долго, что создавало в обществе ощущение безнаказанности и слабости режима. Нам не известно ни одного заведенного до октября 1905 г. дела о политических преступлениях, закончившегося судом: согласно указу от 21 октября 1905 г. о даровании амнистии, в Воронежской губернии было прекращено 49 дел, находившихся в производстве при ВГЖУ. Третья часть из них (16 дел) относилась к представителям интеллигенции, как правило, сельской, обвинявшимся в агитации среди крестьян. Лишь три дела касались собраний ли/112/беральных земцев, врачей и учителей, на которых произносились антиправительственные речи. Все арестованные по этим делам политические Заключенные были отпущены на свободу [1].
Лишь в самом конце 1905 г., когда правительство подавило вооруженные выступления рабочих и почувствовало себя более уверенно, власти перешли в наступление против оппозиции. Для Воронежской губернии решающее значение имело объявление в ней в декабре 1905 г. Положения усиленной охраны, что давало администрации широкие права по наведению порядка. Теперь губернатор, не дожидаясь решения дела в судебном порядке, мог своей властью высылать из губернии неугодных лиц, а также применять другие методы воздействия.
В последующие несколько месяцев репрессии против представителей либеральной оппозиции в губернском центре носили характер единичных акций. Направлены они были против лиц, ставших широко известными своей политической активностью весной-летом 1905 г., но в вину им вменялась антиправительственная деятельность уже после 21 октября. Так, 17 декабря на основании положения об усиленной охране выл арестован врач губернской земской больницы И.И. Гинзбург, хорошо известный жандармам по выступлениям на ряде собраний земцев. Его «преступная деятельность после семнадцатого октября» заключалась в том, что он «принимал участие в железнодорожных митингах, собраниях Крестьянского союза и на сходках в земской управе, где произносил речи противоправительственного содержания, побуждая к поддержанию забастовки и требований Учредительного собрания». После полугодового заключения, в июне 1906 г. Гинзбург был выпущен за границу с предупреждением, что в случае возвращения ранее, чем через два года, он будет выслан в Нарымский край [2].
Еще один видный воронежский общественный деятель - присяжный Поверенный Г.Л. Корякин, активный участник всех собраний местных либералов на протяжении 1905 г., был арестован 31 января 1906 г. в Новочеркасске. Дело Корякина стало ярким примером произвола и беззакония властей: принимая участие в событиях, связанных с забастовкой железнодорожников в середине октября 1905 г., он в двадцатых числах того же месяца во время еврейского погрома был вынужден уехать из города и, естественно, никакой противоправительственной агитации уже вести не мог. ВГЖУ обвинило Корякина в принадлежности к партии социал-демократов, в руководстве забастовкой рабочих, в организации боевых дружин, еврейского погрома и т.д., но сам он обвинения отрицал и даже указывал, что участвовал в забастовке лишь с целью помочь рабочим Юридическими знаниями и способствовать ее мирному течению. Хотя дело попало в центральные газеты, снять надуманное и недоказанное обвинение до конца не удалось. Без всякого суда, одним только решением /113/ МВД, 9 июня Корякин был подчинен гласному надзору полиции в избранном месте жительства, кроме столичных и Воронежской губерний [3].
Кроме арестов и следовавших за ними административных высылок, использовавшихся в первые месяцы 1906 г. в Воронеже не очень часто, губернские власти пускали в ход и менее грозные, но достаточно эффективные меры. Одним из наиболее популярных способов борьбы с инакомыслием среди государственных и земских служащих были увольнения со службы. Подсчитать количество уволенных значительно сложнее, чем подвергшихся аресту, но на основании общих впечатлений современников можно думать, что в начале 1906 г. увольнения по политическим мотивам только начинали практиковаться.
Широкий резонанс вызвало в марте 1906 г. увольнение без какого-либо внятного указания причин старшего врача губернской земской больницы А.Н. Меркулова, одного из организаторов воронежского комитета конституционно-демократической партии. В знак протеста против столь явного нарушения Манифеста 17 октября 43 ученицы фельдшерской школы и ряд ее преподавателей (в том числе СП. Буренин и А.И. Шингарев) подали прошения об увольнении [4], однако это не по« влияло на решение администрации не смогла.
Как видим, в декабре 1905 - марте 1906 гг. в губернском центре репрессии властей по отношению к представителям либеральной общественности были скорее исключением, чем правилом. Под них попадали лишь те, кто, по мнению администрации, активно участвовал в массовых выступлениях октября 1905 г. и мог вызвать новые беспорядки. Совершенно иная ситуация наблюдалась в уездах. Например, 6 февраля 1906 г. из Новохоперска сообщалось об аресте нескольких земских учителей «лишь за то, что они по просьбе крестьян читали им газеты и разъясняли Манифест 17 октября, как понимали его сами» [5]. В Землянском уезде за три месяца со времени объявления губернии на положении усиленной охраны были арестованы и заключены в тюрьму 2 врача, 5 фельдшеров 4 учителя, 1 частный поверенный, 1 купец и 17 крестьян [6]. Такой крен в политике властей легко объясним. Если в Воронеже практически вся деятельность представителей умеренной оппозиции протекала в узком кругу, не влияя на настроения широких народных масс, то сельская интеллигенция была тесно связана с крестьянством и своей агитацией могла вызвать аграрные волнения. Кроме того, сельские учителя и врачи были настроены более радикально, чем их коллеги в городе, и могли призывать не только к установлению конституционного строя, но и к насильственным захватам помещичьих земель, что уже далеко выходило за рамки свобод, разрешенных Манифестом 17 октября. Острие репрессий было направлено, таким образом, против тех, кого можно было причислить к «революционерам», а не против оппозиции вообще. /114/
Еще более наглядно, чем выявление случаев применения административных мер к отдельным лицам, линию властей по отношению к умеренной оппозиции показывает анализ действий, предпринятых против главной организации либералов - конституционно-демократической партии. Созданный в середине октября 1905 г. воронежский комитет партии народной свободы объединил большую часть прогрессивных земцев, врачей, адвокатов, служащих, купцов и т.д., и с началом избирательной кампании по выборам в I Государственную Думу активно включился в борьбу под лозунгами изменения Основных законов и аграрной реформы. Казалось, дна программа кадетов, требовавшая радикальных преобразований, должна заставить власти отнестись к партии с подозрением: запрещать ее собрания и преследовать партийных активистов. Однако никаких притеснений воронежских кадетов губернской администрацией в первой половине 1906 г. мы не наблюдаем. Конечно, ВГЖУ следило за их деятельностью, но работал комитет вполне свободно: газеты регулярно печатали отчеты о собраниях кадетов, руководители организации не скрывались, велась активная вербовка новых членов, набирало популярность издание, проводящее взгляды комитета - «Воронежское слово».
Стесненнее было положение партии Народной свободы в уездах. Там администрация была более консервативна, чем в губернском центре, и с неутомимым рвением пыталась сдержать распространение конституционных идей среди населения. Так, 26 февраля на основании положения об усиленной охране не было допущено собрание кадетской группы в Валуйках, по той же причине отказано в собрании в Боброве. Стесняя оппозиционные силы, уездные власти легко позволяли работать более лояльным партиям: в том же Боброве собрание Союза 17 октября не встретило никаких препятствий. Как отмечало «Воронежское слово», «ему, очевидно, не мешает усиленная охрана» [7].
Впрочем, если администрация позволяла кадетам создавать свою организацию, произносить радикальные речи на собраниях и даже вести борьбу за места в Государственной Думе, то это не значит, что она полностью смирилась с их деятельностью. Сведения о работе воронежского комитета партии Народной свободы тщательно собирались ВГЖУ и, надо думать, в случае необходимости их легко можно было использовать для давления на него. Слежка велась и за наиболее активными деятелями местных кадетов, лидеры комитета - А.И. Шингарев и В.И. Колюбакин - состояли под негласным надзором полиции. Распоряжение начальника ВГЖУ полковника В.З. Тархова предписывало «при возвращении врача Колюбакина с поезда в г. Воронеж каждый раз подвергать тщательному досмотру его багаж и ручные вещи, а также и его самого» [8].
После того, как стало известно, что кадеты одержали блестящую победу выборах в Думу, внимание властей к ним еще более повысилось. 26 июля 1906 г., накануне открытия Думы, за подписью командующего от/115/дельным корпусом жандармов вышел циркуляр, разосланный по губерниям, о сборе сведений о деятельности партии Народной свободы [9]. В течение следующего месяца жандармы и полиция выявили лиц, сколько-нибудь причастных к партии. В Воронеже таковых оказалось 70 человек, в Валуйках - 5, в Коротоякском уезде - 8. Из остальных уездов сообщали, что «организованной конституционно-демократической партии нет, и поэтому указать лиц, которые были бы членами этой партии, не представляется возможным». При этом, как правило, добавлялось, что «громадное большинство интеллигентного населения... следует причислить к означенной политической партии» [10]. В первой половине 1906 г. эти сведения так и остались невостребованными: правительство предпочло не обострять отношений с кадетами, заявлявшими о приверженности к «мирным и открытым» путям политической борьбы, а преследовать более опасных противников - левые партии, провоцировавшие забастовки и беспорядки в деревне.
Таким образом, первые месяцы 1906 г. стали временем, когда кадеты имели широкую свободу действий и стеснялись властями минимально. Однако жалобы непривычных даже к незначительным преследованиям либералов раздавались довольно часто, что побуждало ЦК партии спешить с ее легализацией, которая дала бы гарантию безопасности ее деятельности. Председателю ЦК П.Д. Долгорукову удалось убедить министра внутренних дел П.А. Столыпина, что легализация партийных органов задерживается не по ее вине, и тот в мае 1906 г. разослал губернаторам циркуляр, в котором предложил «смотреть на учреждения партии, как на легально существующие, впредь до окончании дела о регистрации устава ее» [11]. Этот документ, казалось, снимал последние ограничения на работу кадетских организаций. В обстановке, когда на страницы центральных газет просачивались слухи о возможности участия кадетов в будущем министерстве, либеральная оппозиция была как никогда близка к тому, чтобы торжествовать победу над самодержавием. Безусловно, и в это время кадеты не получили столько свободы, сколько хотели. Так, 25 мая, когда член I Государственной Думы, кадет А.Г. Хрущев пытался провести митинг в Землянске, уездный исправник вызвал полусотню казаков и устроил «целую осаду мирного городка, чтобы не допустить к нему подхода окрестных крестьян, собиравшихся на митинг» [12]. Кроме консерватизма исправника объяснить этот случай можно тем, что местные власти не хотели лишний раз тревожить объятую пламенем аграрных волнений деревню. В городе, где обстановка была значительно спокойнее, собрания кадетов протекали совершенно свободно.
События, связанные с роспуском Думы, в корне изменили положение кадетов. Во-первых, за время работы народного представительства они показали свое нежелание считаться с существующими Основными законами и работать с правительством, что убедило царя в невозможности какого-либо сотрудничества. Но главное заключалось даже не в этом. Своим Выборгским воззванием, призывавшим население к пассивному сопро/116/тивлению режиму (не платить налога, не давать новобранцев и не признавать займы), кадеты поставили себя в глазах правительства в ряд революционных партий, так как этим актом переступили рамки чисто парламентской борьбы. Когда же не состоялся всплеск революционной активности, в массах, ожидавшийся в связи с роспуском Думы, и слабость оппозиции стала очевидной, усиление репрессий оказалось неизбежным.
Гонения обрушились в первую очередь на бывших депутатов. Среди избранников от Воронежской губернии первым был арестован депутат от рабочих электротехник воронежских железнодорожных мастерских Д.Я. Медведев, прошедший в Думу как сторонник партии Народной свободы, но позднее заявивший, что «надеется в Думе встретить группу левых рабочих, к которой и примкнет» [13]. 18 июля в связи с поступившими сведениями, что он «распространяет среди рабочих и населения воззвание бывших членов Думы к народу», Медведев был взят под стражу и обвинен в распространении Выборгского воззвания [14]. Вскоре по такому же обвинению в Задонске был арестован еще один бывший депутат I Думы - крестьянин М.М. Торшин [15]. Арестовать наиболее видных кадетов, представлявших Воронежскую губернию в Думе - бывшего городского голову П.Я. Ростовцева и председателя Землянского уездного земского собрания А.Г. Хрущева - власти пока не решились. В отношении последнего дело ограничилось допросом, на котором тот факт распространения Выборгского воззвания не признал, и взятием подписки о невыезде. Сведения о том, какие меры были предприняты в этот период к Ростовцеву, нам отыскать не удалось [16].
Подавленный столь неожиданным поворотом событий, воронежский комитет партии Народной свободы пребывал в полной растерянности. Его председатель А.И. Шингарев 2 августа 1906 г. докладывал в ЦК: «Провинция ждала директив от центра, а центр ждал сведений о настроении провинции, и образовался какой-то порочный круг, который производит впечатление растерянности... Страстно обсуждали Выборгский манифест в 4 заседаниях, причем были высказаны и оспорены все обычные возражения против манифеста, вопрос же о распространении манифеста чуть-чуть не вызвал раскола... Указывалось, между прочим, на ответственность такого шага - бросить манифест в обращение среди крестьян, которые и без того уже жгли имения. Однако, когда решение было, что распространением Манифеста могут заняться лишь желающие, таких желающих оказалось 2/3 комитета, причем были среди них и не сочувствующие манифесту» [17].
Несмотря на то, что большинство комитета высказалось за распространение Выборгского воззвания, на деле желающих проводить это решение в жизнь оказалось немного. Собственно, и сам Шингарев признавал, что эта работа обречена на провал: «Крестьяне не платят и не будут платить, но кроме них никто не пойдет на бойкот казны. Недачу рекрут осуществить трудно - ответственность падет на отдельные се/117/мьи. Пассивный бойкот признается желательным, но для него необходима поддержка всего общества, а ее нет» [18]. Архивные материалы подтверждают, что идеи Выборгского воззвания не нашли поддержки в среде воронежских либералов. Нам удалось выявить лишь один случай, когда представитель образованных слоев общества отказался платить налоги, ссылаясь на призыв народных представителей. 29 сентября был заключен в тюрьму врач К.Г. Славский, который заявил, что «участвовал в выборе депутатов в Государственную Думу, считает постановления их, в том числе и Выборгское воззвание, законными и для себя обязательными», и на этом основании отказавшийся от уплаты квартирного налога. После месячного пребывания в заключении Славский решением губернатора был выслан за пределы Воронежской губернии [19].
Тот факт, что кадеты не предпринимали никаких мер по исполнению и распространению Выборгского воззвания, не убедил администрацию в том, что они отказались от радикальных методов борьбы. Наоборот, удостоверившись в слабости их влияния на массы, губернские власти стали все решительнее притеснять местный комитет партии Народной свободы. Уже в августе стали появляться затруднения в проведении избраний. Так, 17 августа на публичном собрании воронежской группы кадетов, посвященном роспуску Думы и предстоящей предвыборной кампании, представитель полиции не допустил прений, после чего заседание было прервано [20]. Начались гонения и на «Воронежское слово»: против редактора был возбужден целый ряд дел, номера газеты часто конфисковывались, а в помещении редакции полиция проводила «чуть ли не каждый день... самые детальные обыски, не дающие, однако, никаких результатов». Из книжных магазинов изымалась прогрессивная литература, и даже воспрещалась продажа портретов бывших депутатов [21].
Уже эти преследования, надо полагать, способствовали оттоку наиболее шатких элементов из рядов кадетской партии. Но основной удар по ней был нанесен 14 сентября известным циркуляром Совета министров, который запрещал лицам, состоящим на государственной службе (к ней причислялась и служба в земствах), «всякое участие в политических партиях, обществах и союзах, не только явно революционных, но и таких, которые, хотя и не причисляют себя открыто к революционным, тем не менее в программах своих, в воззваниях своих вожаков (как, например, Выборгское воззвание) и в других проявлениях своей деятельности обнаруживают стремление к борьбе с правительством или призывают к таковой борьбе население». Согласно циркуляру должностные лица и служащие, не прекратившие своего членства в указанных партиях (к которым относилась и партия Народной свободы), подлежали немедленному увольнению [22]. В партии кадетов служащие различных ведомств составляли немалую долю, поэтому после распространения этого документа выходы из партии, несомненно, имели место. Примером может служить история с /118/ инспектором мелкого кредита Т.Н. Буйновым, у которого в январе 1907 г. управляющий Воронежским отделением государственного банка потребовал объяснения, почему он не подчинился требованию циркуляра о выходе чиновников из партии Народной свободы. На это Буйнов предъявил справку из воронежского комитета партии о том, что он согласно сделанному заявлению исключен из ее списков еще 7 октября минувшего года [23]. Рассмотренный случай был, конечно, не единичным, и можно утверждать, что максимальная численность воронежской кадетской организации приблизительно в 300 человек к концу 1906 г. резко уменьшилась.
Новым фактором, послужившим к еще большему усилению репрессий, стало приближение кампании по выборам во II Думу. Правительство извлекло уроки из опыта работы предыдущего народного представительства и было полно решимости применить все меры давления для того, чтобы сделать будущую Думу более послушной. В этот период гонения на партию кадетов достигают своего пика и приводят к тому, что ее работа на легальных началах становится практически невозможной. 26 октября 1906 г. министр внутренних дел П.А. Столыпин издал циркуляр, в котором указывал губернаторам, что «не могут быть допускаемы Собрания, устраиваемые партией Народной свободы, ввиду проявленного этим сообществом во время съезда его членов в Гельсингфорсе, а равно и в изданном ими так называемом «Выборгском воззвании», явно преступного направления» [24]. Если до этого момента, по оценке воронежских кадетов, «деятельность партии была несколько затрудняема, иногда полиция разрешала собрания, но все же работа местного комитета, рассылка партийной литературы, а иногда и публичные собрания партии с ведома полиции продолжались» [25], то теперь любые проявления ее активности стали запрещаться. Последнее открытое собрание воронежской кадетской группы состоялось, по-видимому, 1 ноября 1906 г., а уже через несколько дней губернатор М.М. Бибиков объявил, что «считает партию Народной свободы после Выборгского воззвания и Гельсингфорского съезда революционной», и полностью воспретил собрания ее приверженцам [26].
Попытки кадетов вернуть себе возможности легальной работы ни к ему не приводили. Не помогли ни обращения к губернским властям местного комитета, ни даже личное свидание с Бибиковым приехавшего из Москвы кадетского партийного функционера В.В. Пржевальского. Последний так и уехал ни с чем: лекция его не была разрешена [27].
Развивая положения столыпинского циркуляра, губернские власти пошли в своих гонениях на кадетов еще дальше, поставив целью ликвидировать воронежский комитет партии. С декабря 1906 г. его работа стала практически невозможна: мало того, что не удавалось проводить собрания, но полиция вновь начала регулярные обыски в редакции «Воронежского слова» и в помещении комитета. С целью воспрепятствовать кадетам вести свою пропаганду в начавшейся избирательной кампании, уча/119/стились конфискаций тиража «Воронежского слова». 30 декабря жандармы изъяли из редакции весь груз партийной литературы, полученной от центрального комитета. Литература «была нагружена на целую подводу, которая и была отправлена в участок под торжественным конвоем нескольких городовых и жандармов» [28]. Во время одного из таких обысков в руки жандармов попал список лиц, уплативших членские взносы. Он сохранился в делах ВГЖУ, включает 270 фамилий и является наиболее полным перечнем воронежских кадетов, который можно использовать, в частности, для определения их социального состава [29].
Не довольствуясь чинимыми работе газеты препятствиями, но и не имея оснований закрыть ее, власти направили свои усилия на то, чтобы свести до минимума ее распространение в уездах и исключить тем самым возможность кадетской предвыборной агитации среди крестьян. В течение декабря 1906 г. жандармы выявили сторонников партии Народной свободы в Бирюченском, Павловском, Новохоперском, Острогожском и других уездах, через которых распространялось «Воронежское слово» и «другая литература по этому предмету». Уездным исправникам предписывалось немедленно «принять меры к задержанию отправлений», подвергнуть указанных лиц обыску и развивать дознание по его результатам [30]. Безусловно, эти меры негативно отразились на позициях кадетов в деревне. Бесплатно рассылаемые 500 экземпляров газеты теперь с трудом находили читателей. Д.А. Перелешин докладывал в ЦК, что «крестьяне просят Христом Богом не посылать, боясь полиции». [31] Однако вместо того, чтобы подтолкнуть крестьян вправо, преследования кадетов шли на пользу революционным партиям. Лишившись последних возможностей влиять на настроения крестьян, кадеты расценивали ситуацию перед выборами так: «По губернии все места могут быть СР. Можно провести по губернии 1-2 КД только из милости CP». [32]